Южный ветер - Норман Дуглас

-- Порок! Епископ, голубчик! Под такими-то небесами. Да вы вглядитесь в них как следует, давайте, вглядитесь.

Мистер Херд, едва сознавая, что делает, исполнил совет. Подняв руку, он оттянул немного в сторону шелковый навес и взглянул в небо, в полуденный зенит, в безмерный океан синевы. Эта лазурная влага была бесконечной. Пока он глядел, разум его проникался сознанием того, что небеса бывают разные. Эти мало чем походили на привычную епископу с детства небесную твердь. Здесь отсутствовал даже намек на лежащее над головой гладенькое пространство, далекое, но все же доступное восприятию, -пространство, в котором могло восседать на троне некое божество, держа в руке блокнот и занося в оный людские пороки, добродетели и все что ему будет угодно. В здешнем небе для сидячего божества явно не отыскалось бы места.

Вместо того, чтобы прокомментировать это незамысловатое наблюдение, епископ заметил:

-- Я другое имел в виду -- вправе ли мы публично одобрить существование этих дам, если они действительно существуют?

-- Да с какой стати я должен одобрять его или не одобрять? Старик ван Коппен занят своим, в мои дела он не лезет. У него, как у всякого разумного человека, есть свое хобби. Ну, развлекается человек. Зачем я стану ему мешать? Объясните мне, почему я должен относиться к чему бы то ни было с неодобрением?

-- Но послушайте, Кит! Разве не вы совсем недавно с неодобрением отзывались о вертикальных богах?

-- Это другое дело. Они лезут в мои дела.

-- А разве странные хобби их приверженцев вам не противны?

-- Ничуть. Их хобби моим никак не мешают. Ощущение собственной праведности или греховности это вполне невинная форма самопотворства...

-- Невинное самопотворство? Подумать только! Похоже, вы для разнообразия решили взять за горло мораль. В этом и состоит ваше представление о грехе? Но каким же образом Моисей дошел бы до мысли описать в своем Законе определенные виды неподобающих деяний, если бы не было доказано, что они вредны для общества в целом?

Прежде, чем дать ответ, друг его немного помолчал. Он вытащил новую сигару, откусил ее кончик, закурил. Отпустил в полет над морем несколько ароматных клубов дыма. И наконец сказал:

-- Моисей! У меня имеется ясный мысленный портрет Моисея, ясный и лестный. Я представляю его кротким, мудрым и терпимым. Вообразите себе подобного человека. Вот он набрасывает предварительный перечень заслуживающих того, чтобы о них говорить, неправомерных поступков, намереваясь представить его Богу на одобрение и затем включить в Десять Заповедей. Сами понимаете, ему трудно решить, какие грехи внести в этот список, а какие оставить. Однако то прегрешение, в котором обвиняют нашего миллионера, он пока даже не рассматривает.

-- Это почему же? -- поинтересовался епископ.

-- Кочевые обычаи. И кроме того, не забывайте -- Моисей доброжелательный старик, ему нравится, когда люди получают удовольствие настолько безвредное, насколько это вообще возможно, он вовсе не склонен во всем выискивать зло. Однако Аарон или кто-то еще из старых друзей его семьи думает иначе. Это тип человека, всем нам знакомый -- пуританин с кислой физиономией, утративший силу, которой люди справедливо или несправедливо наделяют ван Коппена. Он забыл, чем он сам занимался в молодые годы; он является к Моисею с уверениями, что такие поступки повергают его в ужас. "Молодежь, -- говорит он, -- что она себе позволяет! Это грех, вот что это такое. А за тебя, Моисей, мне стыдно. Подобное поведение необходимо запретить. Ты обязан открыто осудить его в этих твоих благословенных Скрижалях". "Грех? -- говорит кроткий Моисей. -Ты удивляешь меня, Аарон. Признаюсь, я эти вещи никогда под таким углом не рассматривал. Впрочем я тебя кажется понимаю. У нас сегодня ночью заседание на Святой Горе; может быть мне удастся провести предложенную тобой статью..." "Сделай одолжение, проведи" -- отвечает гость. "Но не слишком ли ты строг к молодым людям? -- спрашивает Моисей. -- Ты не поверишь, но я и сам был юношей, и если б в ту пору существовал подобный закон, мне пришлось бы очень не сладко. Более того (тут в глазах его загорается вдохновенный, пророческий огонь), я кажется предвижу явление в далеком будущем особы царственного рода и притом же возлюбленной Господом -- некоего Давида, которого, если твое предложение примет силу закона, хочешь не хочешь придется счесть отъявленным грешником". "Да пропади он пропадом, твой Давид! Слушай, старина, я же у тебя не денег взаймы прошу. Просто присмотри, чтобы этот мой Новый Грех занесли на Скрижали. Черт побери! Что тебе стоит, с твоим-то влиянием наверху? Ты и представить не можешь, до чего мне противно видеть, как весь этот молодняк... этот молодняк... да что тебе, непременно нужны подробности?" "Нет, не нужны. Не такой уж я и дурак, -- говорит кроткий Моисей. -- Ладно, постараюсь тебе угодить, хотя бы в память о твоей замечательной матушке".

Под конец повествования епископ против воли своей улыбался.

-- Вот так, -- продолжал Кит, -- фарисеи и склонили Моисея на свою сторону. Так появились на свет и были разложены по полочкам грехи. Из этой бессмысленной иудейской систематики доброго и дурного они перескочили прямиком в английский уголовный кодекс. И уж в нем-то засели накрепко, -- добавил он.

-- Так вот отчего вам не по вкусу то, что вы называете системой верхних богов?

-- Именно! Меня не волнует присущая ей нездоровая тенденция к умножению грехов. Меня волнует, что эта система лезет в мои дела -- и именно тем, что преобразует грехи в преступления. Понравится вам, если вы попадете под суд за какой-нибудь смехотворный пустяк, ставший преступлением лишь потому, что прежде он был грехом, а грехом ставший из-за того, что страдающее диспепсией или бессилием древнее ископаемое позавидовало удовольствиям ближнего? От наших уложений за милю несет покрывшими себя позором этическими теориями; отовсюду торчит копыто теолога, реакционера.

-- Я эти вещи никогда под таким углом не рассматривал, -сказал мистер Херд.

-- Нет? А наше благоговение перед вдохновенными идиотами, оно никогда вас не поражало? Неужели вы не видите, что мы застряли на уровне этого enfant terrible(44) от христианства, Павла из Тарса с его на диво подвешенным языком? На уровне наших русских с их прогнившим Мессией? Кстати, как они вам?

-- По-моему, очень милы, особенно когда купаются все вместе. Вид не вполне пристойный. Но решительно апостолический. Вы знаете, меня в подобных делах шокировать нелегко. Живя в Африке, среди м'тезо, и не такого насмотришься! Замечательные ребята. Уверяю вас, они бы любого на этом острове заткнули за пояс. Да и ваши друзья буланга тоже! Представьте, я как-то за один день окрестил около трехсот из них. А они прямо на следующей неделе съели миссис Ричардсон, лучшую нашу проповедницу. Бедняжка! Помню, мы похоронили ее сапоги для верховой езды. Больше хоронить было нечего... Жарковато становится, вам не кажется? Так и клонит ко сну.