У порога - Юрий Витальевич Яньшин

в сложившийся уклад жизни, исходя из принципов не только целесообразности, но и элементарной справедливости. Народ, потерявший было веру в своё будущее, мигом «просёк» для себя пользу в появлении новой властной структуры, никак независящей от прихотей традиционного руководства, а потому тоненькая поначалу струйка ходоков за справедливостью, с каждым днем ширилась и набирала силу. Не стоит думать, что военные начали вмешиваться во все процессы внутреннего устройства и быта, но решение наиболее болезненных и ключевых вопросов они взяли на себя решительно и без проволочек. Действовать предпочитали осторожно и с оглядкой на местную специфику и менталитет населения. Да и приказа из Москвы о более решительных мерах воздействия пока не поступало, видимо, из-за опасений раздуть невзначай конфликт между Центром и окраинами. Никакие уговоры и взятки тут не могли помочь, ибо командиры частей в основном прошедшие закалку Чечней и грузинским конфликтом, слишком уж дорожили честью своего мундира, да и денежное содержание позволяло им с негодованием отвергать всяческие сделки с совестью. Были, конечно, единичные случаи, когда командиры всё же «прогибались» под местных, но это было крайне редко и тут же становилось известным широким слоям общественности. А вот спорить с командирами расквартированных воинских частей, за спиной у которых стояли, хорошо оснащенные гарнизоны не представлялось возможным. И это еще больше раздражало местных властителей. За три с половиной месяца, что хунта находилась у власти, популярность военных в национальных окраинах неуклонно росла, и это вызывало не только тревогу у местных «заправил», опасавшихся окончательно потерять бразды правления, но и угрожало перейти в неприкрытую конфронтацию.

Именно в этот медленно закипающий котел экономических, социальных и политических противоречий и предстоял вояж Афанасьева. Инициатором этой поездки были не только окружавшие его соратники, озабоченные тревожными вестями с мест, но и сами региональные руководители, почему-то решившие, что если диктатор прибудет к ним в качестве почетного гостя, то им удастся уговорить его обуздать вконец распоясавшихся, по их мнению, военных. Встречали Афанасьева, как и ожидалось, по высшему разряду — с бубнами, плясками, обильными застольями и прочим местечковым колоритом. Заранее были подготовлены маршруты следования и места посещений. Между застольями главы республик бодро рапортовали о выполнении и перевыполнении взятых на себя обязательств по улучшению материального обеспечения граждан, по внедрению новых технологий и импортозамещению, по увеличению надоев и сбора урожая, по введению в строй сотен тысяч квадратных метров жилья, по освоению бюджетных средств и так далее и тому подобное. В общем, действовали по давно заведенному, а потому и привычному шаблону. Пока он выслушивал эти бравурные доклады, его все время так и подмывало спросить: «Если у вас всё так хорошо, то за каким х…м вы беспрестанно выпрашиваете денег из Центра?» Покойного ныне президента, а равно, как и всех его предшественников, подобные речи, вызванных для доклада в Москву глав регионов, вполне бы устроили. Для него было достаточным внешнее проявление вассалитета. Краем уха выслушанное краснобайство успокаивало его и прочих кремлевских руководителей и те, покивав головой в ответ, не только предоставляли местным сатрапам очередную индульгенцию на отпущение грехов, но и выдавали ярлык на княжение. Однако в отличие от прежнего кремлевского руководства, довольствовавшегося только той информацией, что исходила из кабинетов республиканских чиновников, Афанасьев получал вполне достоверные сведения о положении дел на местах от представителей спецслужб и командиров расквартированных там гарнизонов. И эта информация была весьма огорчительной. Кавказские правители думали, что всё пойдет по заведенной традиции и им даже удастся уговорить диктатора на ослабление давления со стороны не в меру ретивых командиров военных гарнизонов. Но в этом плане они жестоко просчитались. Он исправно выслушивал ту белиберду, что лилась из лживых уст республиканских номенклатурных руководителей, отказываясь давать оценку их деятельности на основании полученной от них информации, обещая сделать это в конце своего вояжа на расширенном и закрытом заседании. Такая неопределенность порядком нервировала чиновничество, привыкшее к прежним методам общения с высоким московским начальством. Да и вообще, всё дальнейшее поведение диктатора никак не вписывалось в привычные рамки. Он постоянно отклонялся от предписанных маршрутов следования своего кортежа. Вместо центральных улиц городов республиканского значения, специально украшенных и прибранных к его приезду, старался двигаться по улицам, лицезрение которых не добавляло настроения. Поджав и без того тонкие губы не без интереса осматривал разбитые дороги, обшарпанные фасады домов, требующих капремонта, мусор и грязь на обочинах. Не ленился выходить посреди улицы из бронированного авто и зайти в какой-нибудь из местных магазинов, чтобы поинтересоваться ценами, ассортиментом товаров и услуг. Из таких магазинов он, как правило, выходил в не самом лучшем настроении. Очень сильно раздражало огромное количество вывесок и рекламных баннеров на турецком языке, будто-то бы он и не в Российской Федерации, а где-нибудь в Измире. Но что больше всего волновало начальника его личной охраны, так это то, что он совершенно не боялся быть окруженным толпой гомонящих людей. Видя, что рядом с ним нет никого из местных руководителей, они принимались жаловаться на невыносимые условия существования, бесконечные поборы, отсутствие работы и честной оплаты труда, скудость номенклатуры отечественных товаров, нехватку элементарного жилья и многое еще чего. Надо ли говорить, что полученные им сведения в результате такого общения напрочь опровергали всё то, что ему докладывали местные чиновники? Бедный Михайлов, следовавший всюду за своим боссом, не успевал записывать в блокнот все жалобы со стороны жителей. Афанасьев не страдал излишним популизмом, потому и не давал людям напрасных клятв исправить ситуацию сиюминутно, но зато обещал разобраться с причинами народного недовольства. При этом, в разговорах с людьми его всегда интересовал один и тот же вопрос: как они относятся к деятельности руководства воинских частей. Получив положительную оценку их работе со стороны простого населения, он опять же не высказывал публично своего мнения на данный счет, лишь сосредоточенно кивая и что-то себе в уме прикидывая.

Поездка по трем наиболее проблемным регионам продлилась чуть больше недели. За это время он не успел полюбоваться ни местными красотами, чем-то напоминающими Швейцарию, ни прочими достопримечательностями с привкусом местного колорита. Но зато он успел встретиться с теми, с кем хотел и по итогам встреч достаточно трезво оценить истинное состояние дел на местах. Заключительным этапом его поездки стала столица Дагестана — Махачкала, куда на заключительное совещание съехались и остальные руководители проблемных регионов. Все понимали, что разговор будет трудным, а выводы по его итогам станут нелицеприятными. На закрытом не только для телевидения, но и для посторонних глаз совещании состоялся тяжелый для обеих сторон разговор. Зная