Прах человеческий - Кристофер Руоккио

– Жаль, что ее вырубили, – добавил Стас. – Теперь не допросишь.

– Она бы предупредила других с помощью нейронного кружева, – ответила Валка, по-прежнему склонившись над женщиной.

Она повернула голову техника МИНОСа, чтобы показать черные, цвета активированного угля, линии подкожных органических микросхем.

– Возможно, уже успела. У нас мало времени, – произнесла Валка.

Я чувствовал, что она задумчиво покусывает щеку.

– Сэр, взгляните! – привлек наше внимание один из гоплитов.

Он стоял у длинного узкого окна со скругленными краями, каких было много в этом коридоре.

Оставив Валку с оглушенной женщиной-техником, я приблизился, держа руку на перевязи сабли. Окно выходило на нижний этаж, где располагался анатомический театр. Бледные органические силуэты приборов свисали с потолка, как ветви ивы-скелета. Операционный стол под ними был пуст, но к нему от стен тянулось множество витых проводов и трубок. На стенах виднелись черные глянцевые экраны, по полу разъезжал еще один уборщик, длинными тонкими руками убирая провода и трубки по местам.

Там совсем недавно кто-то работал.

– Милорд, что это? – спросил гоплит, когда я подошел.

У меня свело живот, когда я вспомнил о черных шахтах под горой на Эринии и резервуарах с химерами. Я покачал головой. Мне было легко представить на столе сьельсинского берсеркера с ампутированными конечностями, извлеченным головным и спинным мозгом, вместе с другими органами пересаженным на механическое шасси. Потом я вспомнил, что экстрасоларианцы ежедневно проводили подобные операции и на людях – мужчинах, женщинах и детях.

– Злое место, – ответил я и отошел, но сразу же остановился, краем глаза заметив кое-что внизу.

Тонкий след на полу операционной.

Красный, не черный.

«Страх отравляет», – произнес в голове голос Гибсона.

Я сжал пальцы на перевязь и зажмурил глаза под маской.

– Милорд?

– Вы слышали даму, – ответил я. – У нас мало времени.

Солдаты открыли одну из боковых дверей и внесли туда контуженную женщину-мага. В лаборатории за дверью было сумрачно, если не считать тусклых лампочек в шкафах над столиками. Тут стояли подготовленные к работе микроскопы и другие приборы, где-то вдали тихо гудел какой-то невидимый механизм. С полусферы на потолке свисали такие же хирургические инструменты, как внизу. Сегментированные руки и щупальца машины были неподвижны.

Пара гоплитов уложили женщину на пол. Один отправился искать, чем ее связать. Мой взгляд метался по комнате, отметив три круглых окна на равном удалении друг от друга, и наконец остановился на изолированной капсуле напротив входа. Это был медицинский бокс, какими пользовались наталисты и косторезы, занятые точными биологическими анализами, исследующие генные тоники и патогены. По обе стороны от стеклянного корпуса болтались рукавицы, соединенные с механическими инструментами внутри.

Внутри…

– Что это? – спросил один солдат.

За стеклом лежал бесформенный комок плоти, напичканный зондами и проводами. По трубкам к нему поступал какой-то физраствор.

– Какой-то гриб? – спросил другой, тыча в стекло кончиком копья.

– Не трогайте! – воскликнул я, отмахивая его оружие. – Отойдите!

Существо внутри не реагировало. Я даже не был уверен, живо ли оно.

– Какой-то местный организм?

– Это человек. – Валка, словно плазменный болт, нарушила задумчивую атмосферу.

– Человек? – переспросил Стас, приблизившись к боксу. – Ваша светлость, быть такого не может.

Переступив через женщину-мага, я присоединился к нему. Позади Валка подошла к спящему терминалу и нажала на него. Существо определенно было земным по происхождению. Текстура плоти была знакомой, как и напряженная мышечная ткань и бледный жир. Если Валка была права и это была человеческая плоть, то она напомнила мне о неприятном сходстве между нашей плотью и плотью животных, которых мы употребляем в пищу: коров, быков, кабанов. Это было наглядной иллюстрацией основного постулата экстрасоларианцев. Человек – всего лишь мясо.

Немудрено, что они нашли общий язык со сьельсинами.

Однако было в этом куске плоти нечто глубоко неправильное. Цвет желтушный, нездоровый и желчный. Повсюду виднелись розовые вены. Цвет был болезненным, не говоря о влажной губчатой текстуре объекта, а самое главное…

– Крупновато для человека, – заметил Стас.

Он был прав.

Ежегодно представители всех волостей и племен префектуры собирались в Мейдуа на летнюю ярмарку, чтобы одарить моего отца. Среди подарков были не только раскрашенные резные статуэтки, украшавшие своды Обители Дьявола, но и вино от горных отшельников-адораторов, рыбный соус из деревушек с побережья Аполлона, острые сыры и настоящая шерсть от кочевников, странствующих по долинам и взгорьям, чьи семьи также трудились в урановых рудниках. Были дыни с ферм по ту сторону Красного Зубца, где в центре крупнейшего материка Делоса раскинулась огромная Ирамнийская пустыня. Местные называли эти плоды «ангу», и наиболее крупные из них в диаметре достигали половины человеческого роста.

Этот объект был таким же большим и почти таким же круглым, отчасти напоминающим яйцо.

– Это опухоль, – произнесла Валка ровно в тот момент, когда я и сам догадался.

– Что? – отшатнулся Стас.

Я взглянул на Валку, наклонившуюся над экраном терминала.

– Адриан, подойди, – мрачно позвала она, и я представил, как она хмурится.

Я подошел и посмотрел из-за ее плеча на темный экран. Не обращая внимания на текст, написанный мандарийскими идеографами, я уставился на картинку. Валка прокрутила изображения назад, чтобы я мог посмотреть на процесс удаления обширной опухоли с аморфной массы человеческих тканей, лежащей на операционном столе в другой, идентичной комнате. Пока картинки мелькали передо мной, убегая назад во времени и с каждым кадром как бы отменяя результаты работы многорукого хирургического голема, я понял, что передо мной.

– Это ноги. – Валка постучала по изображению культей на экране.

У меня едва не вырвалось заклятье, но внутри сразу пробежал леденящий ветерок. Валка продолжала перематывать изображения. Тело пациента – человека – было настолько искажено, что даже головы не было видно. Нельзя было понять, мужчина это или женщина. Череда трубок и прочих приспособлений проникала между бесформенными складками жира, скрываясь в нем, как в сфинктере. Валка листала картинки, словно страницы ужасной книги, и на моих глазах автохирург как будто вернул на место фиброзный придаток, похожий на узловатый древесный сук. С усиливающимся ужасом я осознал, что это рука – точнее, когда-то было рукой, потому что никогда прежде я не видал таких рук. Она была толстой, как ствол старого дерева, и в два раза длиннее нормальной человеческой руки. Она оканчивалась не кистью, а шишковатым наростом с дюжиной неровных пальцев.

– Что-нибудь напоминает? – спросила Валка.

Не обладая ее идеальной памятью, я застыл, разинув рот.

Но вы, возможно, уже вспомнили.

Одно дело – читать о подобных ужасах в тишине пыльной библиотеки. Совсем другое – столкнуться с ними при ярком свете