Аромат лотоса (сборник) - Лора Бекитт

На самом деле на лагерь напали люди раджи Бхарата. Накануне погибло много английских солдат, а теперь еще оказалось, что под покровом ночи были выведены из строя почти все пушки. Вдобавок кто-то поджег склад с порохом. Мигом взметнулся огненный столб, раздались взрывы, лагерь охватило пламенем. Солдаты – и англичане, и сипаи – превратились в беспомощную толпу, а главная улица лагеря стала похожа на объятое огнем ущелье.

Тулси бросилась туда, где находился Анри, но путь преградили огонь и люди, в панике пытавшиеся избежать чудовищной смерти, и она была вынуждена повернуть назад.

В это время Анри бешено колотил в дверь сарая. Он увидел алое зарево и все понял. Дым разъедал ноздри, молодой человек начал кашлять. Никто не открывал; вероятно, охрана бежала, позабыв о несчастном пленнике. Анри кричал, но его крики заглушал рев пламени. Он ударил в дверь плечом, но она не поддалась; в следующее мгновение Анри почувствовал жгучую боль: левый рукав его одежды вспыхнул. Он изо всех сил пытался сбить огонь, но в конце концов упал, охваченный удушьем, и потерял сознание.

На следующее утро Тулси молча бродила по лагерю, не глядя на офицеров и солдат, в этот день не отличимых друг от друга, понурых и безмолвных, как привидения. Воины раджи взяли много пленных, разрушили все, что можно было разрушить, и удалились с чувством превосходства и сознанием исполненного долга.

Уцелевшие офицеры и солдаты впали в убийственную апатию и бесцельно бродили по лагерю, но Тулси чувствовала себя иначе. Жаркая тревожная волна поднималась со дна души и заставляла искать, надеяться, верить. Когда женщина встретила Майкла Гордона, ее радости не было предела.

– Здравствуйте, Тулси.

Он выглядел ужасно: черный от копоти, голова в бинтах, босоногий, а глаза – усталые и несчастные.

– Где Анри?!

– Если бы я знал! Сарай, куда его заперли, сгорел дотла, но там никого не было. Среди трупов я его не нашел. Правда, некоторые тела обгорели так сильно, что невозможно понять, кто это был!

Майкл говорил по-английски, однако Тулси поняла главное: Анри не умер, он просто исчез.

– Что теперь делать? – спросила она, с трудом вспоминая слова чужого языка.

– Если бы я знал! – повторил офицер. – Наверное, восстанавливать лагерь, залечивать раны… Вам – искать Анри.

– Где?

– Не знаю, Тулси.

Молодая женщина поняла, что больше ничего не добьется, и ушла. Она долго бродила по лагерю, но так и не нашла Анри.

Живой или мертвый, он исчез, и она снова осталась одна.

Воля к жизни не умерла, и Тулси решила идти в Баласор. Переночевав в кустах, она вышла на дорогу и отправилась в путь.

Баласор был большим и богатым городом. Многие здания имели балконы, окна закрывались бамбуковыми занавесками, крыши были покрыты гнутой черепицей. Главные ворота представляли собой целый комплекс строений и были ярко раскрашены. Храмы выглядели великолепно: устремленные ввысь, словно пламя костра, с простенками, украшенными фигурками людей, в основном мужчин и женщин, слившихся в страстных любовных объятиях.

Когда-то Анри сказал, что согласно воззрениям его соотечественников это выглядит постыдно, хотя на самом деле то было всего лишь изображение вечной в своем продолжении природы, неистребимого божественного начала.

Впрочем, сейчас Тулси было не до созерцания изображений на храмах – от жажды, жары и голода она еле волокла ноги. Главные улицы Баласора были широкими, светлыми, вымощенными булыжником, имели водостоки, тогда как боковые улочки поражали грязью и темнотой. Вдоль набережной тянулись бесчисленные торговые склады. Всюду кипела жизнь: суетились люди, проезжали многочисленные повозки, проплывали величественные раззолоченные паланкины.

В конце концов Тулси опустилась на землю возле какой-то лавки и забылась в полуобмороке-полусне. Потом кто-то поднял ее и куда-то повел. Перед глазами женщины проплывало радужное марево, ноги и руки были как ватные, в ушах стоял пронзительный надоедливый звон, к горлу подступала тошнота.

Тулси очнулась в чужой хижине; на нее настороженно смотрела незнакомая девушка. Увидев, что Тулси открыла глаза, она с вызовом произнесла:

– Проснулась? Я дала тебе напиться из своей чашки, но ты наверняка из высшей касты! Вайшья, а то, глядишь, и брахманка! А я шудра!

Тулси через силу улыбнулась.

– Это неважно. Главное, ты дала мне попить.

Она лежала на набитом соломой матрасе, брошенном прямо на земляной пол. Обстановка хижины была очень бедной: сплетенная из тростника мебель, да и та старая и жалкая. Глиняная посуда. Ни циновок, ни ковров. Хозяйке дома было лет восемнадцать; темное лицо, худощавое, гибкое и верткое, как у ящерицы, тело, быстрые глаза. На девушке была широкая сборчатая юбка, расцвеченная кричащими красками, и короткая, туго обтягивающая грудь кофточка. Украшения – крупные, яркие, но дешевые.

– Откуда ты? Где твои родные? – Она спрашивала требовательно и резко.

Тулси вздохнула.

– Не знаю. У меня никого нет.

Девушка рассмеялась.

– Значит, мне не повезло! Я надеялась, что ты богатая горо жанка, которой стало плохо на улице, и хотела получить в награду несколько рупий!

Ее откровенность расположила к себе Тулси, и она с улыбкой промолвила:

– Пожалуй, я еще беднее, чем ты! Главное, у тебя есть дом, а у меня – совсем ничего. – И спросила: – Как тебя зовут?

– Кири, – ответила девушка и с гордостью добавила: – Это означает «цветок амаранта».

– А меня – Тулси.

– Священное дерево?

Молодая женщина покраснела.

– Я не оправдала имени, которое дала мне мать перед тем, как умереть. Не стала символом самопожертвования и верности одному-единственному мужчине. И все же встретила настоящую любовь.

– Откуда ты пришла?

– Из лагеря англичан.

Кири насторожилась.

– Что ты там делала?

– Жила со своим мужем.

– И где он теперь?

Тулси тяжело вздохнула.

– Не знаю.

Ей пришлось рассказать о себе, и по мере того как она говорила, сердце стучало сильнее и кровь быстрее бежала по жилам. Анри не умер и не бросил ее: с ним просто что-то случилось. Рано или поздно они снова встретятся – значит, жизнь продолжается!

– А ты? – спросила она. – Ты живешь одна?

Кири помедлила. В ее лице были не только веселая беспечность и безудержная любовь к жизни, а проглядывало что-то настороженное и жесткое.

– Ты была со мной откровенна, – сказала она, – я отплачу тем же. Когда мне было двенадцать лет, меня изнасиловали два английских солдата. Я гнала домой коз; англичане схватили меня и затащили в кусты. Когда я, рыдая, приползла к матери, она дала мне пощечину. В нашей семье было десять детей, и все в одночасье стали относиться ко мне как к оскверненной. Отец не чаял сбыть меня с рук, но кому я была нужна? В конце концов я не выдержала и ушла из дому. Какое-то время я жила у одной женщины, которая обучала девочек танцам. Она тоже любила драться, потому вскоре я поселилась одна. И не жалею! Живу в этой хижине на окраине Баласора, выступаю на людных улицах. Платят неплохо – на еду и одежду хватает, а большего мне и не нужно. – Не страшно жить одной?

– Нет. Я прирежу любого, кто вздумает меня обидеть! Случается, ко мне подходят с разными предложениями, а как увидят вот это, сразу проглатывают язык!

Девушка показала Тулси небольшой, но острый нож.

– Сколько тебе лет? – спросила та.

– Шестнадцать. А тебе?

– Двадцать. – Тулси внимательно посмотрела на девушку. – Возможно, со временем твоя жизнь изменится, ты выйдешь замуж за достойного, понимающего тебя человека.

Кири скривилась и небрежно произнесла:

– Еще чего! На свете нет порядочных мужчин. Все думают только о себе и о том, как обидеть бедную девушку. Никто не возьмет меня замуж, и ты знаешь почему. – Она печально вздохнула, потом на лице ее появилось выражение деловитости. – Говоришь, тебе некуда идти? Хочешь остаться здесь, со мной? Ты умеешь танцевать? Если нет, могу научить. Ты красивая, у тебя светлая кожа, нежное лицо, тебе будут давать много денег. Я давно мечтаю о подруге!

Тулси осталась. Она подружилась с простой и бедной девушкой, как некогда подружилась с уважаемой и богатой Кайлаш. Обе, и Тулси и Кири, оказались за невидимой чертой, и обе скрывали это. Разница заключалась в том, что в жизни последней никогда не было любви.

А Тулси жила только любовью, и не было мгновения, когда бы она не думала об Анри. Иногда девушка вспоминала дядю Чараку и даже родную деревню. Вспоминала, как в начале года[40] односельчане отмечали праздник первой вспашки и по главной улице двигалась большая повозка, запряженная украшенными лентами и яркой материей буйволами, а впереди выступали барабан щики. Над деревней разносился звук сделанного из большой раковины горна. Пиршество и веселые игры продолжались всю неделю. В эти дни даже она чувствовала себя счастливой.

Днем Тулси и Кири выступали на улицах и площадях Баласора. Кири использовала свое искусство по-разному. Иностранцам было безразлично, что каждый жест танцовщицы выражает определенное чувство и соответствует какому-то божеству, животному или цветку. Им подавай разноцветный веселый вихрь, полный стремительной грации, безудержного вдохновения и блистательных улыбок. Иное дело – важные индийские чиновники или представители высших каст.