Под властью отчаяния. Часть 1: Химера - Магдалена Уинклер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ладно тебе! — потянула Фрида. — За что тебя наказывать-то? Разве что за то, что ты ворчливый дед в свои тридцать пять, — она задорно засмеялась, и Йенс очень захотел что-нибудь обиженно проворчать, но тут же понял, что тогда буквально подтвердит её слова. — Эй, Йенс, — голос девушки стал мягче, и она ласково погладила его по плечу, улыбнувшись. — Я верю, что у вас всё будет хорошо. Ты очень заботливый и добрый, пускай и притворяешься засранцем, и она обязательно это разглядит в тебе. Или уже разглядела! А её муж… знаешь что? Муж объелся груш, вот что, — она снова громко засмеялась, и Ольсен состроил страдальческую гримасу. — Ну ладно тебе, эй! Раз говоришь, что у них всё сложно, то мало ли там, какие вообще обстоятельства заставили их пожениться… ради настоящей любви можно и мужа бросить.
Йенс мягко улыбнулся. Откуда в Эльфриде было столько веры в добро? Она видела что-то хорошее даже в самом отвратительном человеке, всегда рвалась всем помочь и постоянно давала вторые шансы. На самом деле, Ольсен именно поэтому так сильно переживал из-за отношений подруги с его кузеном. Гловер был предпринимателем, а все они хитрые и немного алчные, ищут выгоду, он её добротой пользуется как хочет. Увидел молодую девушку и почувствовал власть. А Эльфрида всё в сказки верит, воздушные замки строит. Похоже, Йоханесс от неё тем же самым заразился. Сам же раньше бесился, когда Фрида говорила про Гловера, не верил ему. А Эрике верил. Каждому её слову верил. Хотя она ведь вообще глава мафии. Стоит ли так слепо вестись на её бирюзовые глаза? Йоханесс зажмурился, не желая об этом думать.
Фрида чуть придвинула стул и положила голову на плечо мужчине.
— Ты будешь ругаться, но я верю Гловеру, — тихо пробормотала она. Опять двадцать пять. — Он старается, я вижу, что он многое осмыслил и изменился. Он теперь постоянно зовёт меня на свидания, что-нибудь дарит, придумывает. Мы проводим гораздо больше времени вместе, и я больше не чувствую себя так, словно навязываюсь. Он пообещал, что изменится, и я вижу, что он правда старается. И даже… банкротство ничего не испортило. Он продал дом, купил поменьше и потихоньку восстанавливает свой бизнес. И всё равно у него остаётся время на меня. Он сказал, что я теперь в приоритете. И ему всё равно, что лишился части денег, главное, что он снова обрёл меня. Я думаю, что иногда нужно давать людям вторые шансы. Мы все не идеальны, у всех есть проблемы и тараканы, но главное ведь, что человек старается, главное, что он искренен. Если бы я не поверила Гловеру, то всё ещё была бы несчастна. А я люблю его, хочу быть с ним. И я хочу верить в наше совместное будущее. Очень хочу, Йенс.
Йоханесс устало вздохнул, неловко похлопав подругу рукой по спине. Возможно, не было ничего плохого в некоторой степени доверчивости. Возможно, не было ничего плохого в том, чтобы следовать за своей любовью.
•••
Halsey — Control
В следующий раз, когда Йоханесс увидел Эрику, он не на шутку перепугался. В прошлый раз мягкая и ласковая, словно кошка, требующая внимания и прикосновений женщина теперь была похожа на одичавшую гиену. Их встреча вновь состоялась на заброшенном заводе, и Адам, который привёл Ольсена, тоже казался странным — встревоженным, может быть? Он провёл Йенса на территорию завода и тут же замер на месте, увидев свою главу на тропинке, ведущей к заводу. Низенькая и худая, но всё равно статная и властная женщина сжимала в кулаке три толстых поводка, только благодаря которым три чёрные худые собаки на длинных лапах ещё не бросились вперёд, чтобы растерзать гостей. Адам нервно усмехнулся и помахал Эрике рукой, после чего поспешил ретироваться, и Ольсен бросил растерянный взгляд ему вслед. Если гангстер испугался этой картины, то нищему художнику-то что делать дальше?
Собаки Ричардсон громко лаяли и чрезмерно нервничали. Три чёрные лакированные борзые были похожи на свою хозяйку. Красивые, идеально чистые, с гладкой слегка блестящей от света луны шерстью, стройные, вытянутые, с развитой мускулатурой, хищные, озлобленные, с горящими глазами и острыми белыми зубами. У Йенса никогда не было животных. Родители запрещали завести даже рыбку, считая своего сына безответственным идиотом. Ольсен понятия не имел, как нужно вести себя со всяким зверьем. Тем более со сраными охотничьими псами!
— Сидеть, — громко приказала Эрика, и собаки, пускай и с огромным нежеланием, послушно выполнили команду. Ричардсон сказала это таким тоном, что сам Йенс, если честно, чуть не сел. — Подойди ближе. Не бойся, они не тронут. Пока я не прикажу.
Если Ричардсон хотела успокоить Ольсена, то выходило у неё крайне плохо. Но что-то подсказывало Йенсу, что Эрика даже не пыталась сейчас быть заботливой и терпимой. Её тонкий силуэт казался полным решительности и ледяного спокойствия. Бирюзовые глаза смотрели требовательно, но пока что терпеливо. Ольсен решил не играть со смертью в салочки. Его пугала непостоянность Эрики, пугали её стремительные смены обликов и масок. Иногда Йенсу казалось, что он критически далёк от понимания её фигуры. Стоило слегка приблизиться — и по инерции Эрика отскакивала дальше. Почему в прошлую встречу была такой мягкой и покладистой, а в эту превратилось в саму мегеру?
Йоханесс послушно подошёл ближе, но, разумеется, не слишком близко, внимательно разглядывая степень натяжения поводков. Нет, он не даст псинам приблизиться к себе. Эти гончие жрут людей, а Йенс о такой мучительной и долгой смерти никогда не мечтал! Пускай уж лучше Эрика ему в сердце кинжал вгонит. Или пристрелит, в конце концов.
— Тебе не нравятся мои девочки? — учтиво поинтересовалась Ричардсон. Пиздец, они ещё и девочки. Три пары налитых кровью глаз внимательно следили за каждым движением Ольсена. Сраный завод — вечно какой-то пиздец на нём происходил.
— Просто слегка нервничаю в компании таких презентабельных дам, — нервно пошутил Йоханесс. Эрика злая, нехуй злить её ещё сильнее — лучше притвориться идиотом. Хотя, впрочем, ему даже притворяться не всегда было нужно. Лицо Ричардсон слегка разгладилось. — Я надеюсь, ты пригласила меня не из-за того, что закончился корм? — он сглотнул комок в горле, когда Эрика слегка прищурилась, явно не спеша опровергать предположение мужчины.
— Ну же, Ольсен, — наконец, покачала головой она. Ольсен. Кажется, это плохой знак. Распевное протяжное «котик» хоть и смущало, но уже казалось привычным. Холодное и отстранённое «Ольсен» настораживало. Йоханесс начал переживать ещё сильнее: может ли Эрика быть злой не просто из-за того,