Нелюбимый мной, нелюбящий меня (СИ) - Ольга Булгакова

Я все больше склонялась к тому, что ехать в Долкаммани не нужно. Но окончательное решение принять было трудно. Я думала, Нэймар ничего не замечает, привыкла считать, что хорошо владею собой. Однако вечер перед отъездом убедил меня в том, что не только я замечаю изменения настроения любимого по мельчайшим признакам, но и он чувствует меня.

Когда все было упаковано, а дела переделаны, мы с мужем остались в своих покоях лишь в компании пса. Я пыталась отвлечься и вышивала. Но работа продвигалась очень медленно. Нэймар присел напротив, отобрал пяльцы и, сжав мои ладони в своих, заглянул в лицо:

— Ты очень грустная, Мирэль, что-то случилось? Что тебя беспокоит?

Он искренне тревожился. А я посмотрела в эти внимательные, умные, любящие глаза и, как завороженная, начала рассказывать. Сбивчиво, непоследовательно… Мы раньше никогда не обсуждали ни мою семью, ни нападение, ни последовавшее за ним прекращение отношений. Это был необходимый, но трудный разговор, и все же с каждым словом мне становилось легче. Какое счастье, что у меня есть Нэймар!

Мои терзания показались ему странными, это я видела по лицу, но муж серьезно задумался и ответил не сразу. Мы долго молчали, сидя в обнимку на диване и глядя на танец пламени в камине.

— Знаешь, Мирэль, — тихо заговорил муж, наконец. — Я считаю, ты правильно решила не заезжать туда. Могу понять, что ты хотела бы наладить отношения. Но твоей вины нет. Извиняться должны они. Более того, я считаю, что твоя семья должна вымаливать у тебя прощение. Вымаливать. Годами.

Нэймар очень сердился, но старался сдерживаться. В его голосе послышались металлические нотки.

— Понимаю, ты пытаешься их оправдать. Наверное, любой на твоем месте поступал бы так же. Но я не представляю, какое чудо должно произойти, чтобы ты могла простить их. Потому что они все тебя предали.

— Не надо так говорить, — попросила я. Знала, что он прав, что именно так и называется их поведение, но мне было горько это слышать.

— Надо. Ведь это правда, и я знаю, ты это осознаешь, — прозвучало жестко, но с долей сочувствия. — Понимаю, не хочется называть вещи своими именами. Но подмена понятий не умаляет подлости твоих родственников и не помогает тебе.

Нэймар был прав, прав во всем. Его слова были так созвучны моим мыслям. Но от этого было только больней. Я старалась не смотреть на мужа, в глазах неприятно щипало, а плакать я не хотела.

— Знаю, ты переживаешь, это естественно. В чем-то я могу понять твои попытки наладить отношения. Но, Мирэль, по-моему, давно пора было прекратить. Думаешь, я не замечал, какой несчастной ты становишься после каждого письма леди Рианы? Она их даже не подписывает, но ты все равно стараешься, и это в какой-то мере понятно, она — мать. Об Илдириме и Герионе я вообще молчу, но они твои братья, вы росли вместе, наверняка дружили. Но лорд Адинан… Он совершенно ничего хорошего для тебя не сделал. Он предал тебя первым, когда подписал Договор, не согласившись ради тебя пожертвовать куском земли.

Последняя фраза кольнула сердце. Осознание накатывало холодной волной, но я все равно спросила:

— О какой земле речь?

Нэймар не смутился, но как-то странно на меня посмотрел и уточнил:

— Ты не знала?

— О чем? — как же я не люблю общаться вопросами. Муж нахмурился, задумался, подбирая слова, а потом осторожно поинтересовался:

— Что ты знаешь о том, как был заключен Договор?

Я сделала пару долгих вдохов, чтобы как-то привести мысли в порядок. Этот вопрос выбил меня из колеи. Почему-то думала, мы никогда не будем затрагивать эту тему. До свадьбы все обсудили с Келиаром, заговаривать об этом после уже не было смысла. Казалось, что любое мое слово о Договоре будет воспринято как оскорбительный попрек… И вот теперь, спустя столько месяцев я не знаю, как об этом говорить, чтобы ненароком не обидеть.

— После дуэли твой отец потребовал отдать меня тебе в жены, — тихо сказала я. — Ты же знаешь, по закону он имел право… И дядя согласился. Выбора у него не было. Но теперь это не имеет значения, ведь мы же любим друг друга, и у нас все хорошо.

Нэймар улыбнулся с такой нежностью, что я поняла, мои опасения были напрасными. Он любит меня, и ему тоже все равно, каким образом судьба сплела наши жизни. Но он помрачнел, когда снова начал говорить. Тема Договора ему тоже была неприятна.

— Это половина истории. У лорда Адинана был выбор. Отец не собирался настаивать на обручении, это вообще не он придумал. Владыка приказал.

Вот даже как… 'Владыка приказал', понятно, что Келиар не смел ослушаться. Нэймар сделал паузу, и она как-то слишком затянулась. Но я не торопила.

— В случае победы отец хотел потребовать одну пятую земель. Разумеется, наиболее близкие к нашим. По закону это было самое малое наказание. Он рассказывал, что когда победил, подошел к лорду Адинану, чтобы поговорить. Увидел тебя и решил все же пойти против воли Владыки. Он предложил лорду Адинану два варианта Договора. Но ты знаешь, что выбрал твой дядя.

Какой интересный поворот… Конечно, можно было бы не поверить, сделать еще одну очередную попытку оправдать дядю. Но все так аккуратно складывалось в цельную картину. Договор, россказни о подлости Келиара и ущербности Нэймара, постоянные попытки заставить меня их обоих ненавидеть. Мое заточение, иначе и не назовешь, неразвитый Дар. А ведь дядя относился к тем немногим, что умели учить… А я все это так привычно оправдывала… Даже сейчас дядя старался рассорить меня с мужем, говоря о какой-то помощи в организации побега кузенов. Думаю, тоты он посылал с той же целью… Как много лжи. Ложь во всем. Вспомнился лорд Кадруим, глядящий на меня искоса: 'А Вам часто говорили правду, леди Мирэль?'. Кажется, за неделю до свадьбы только начали.

— Мирэль, — окликнул меня Нэймар. Муж выглядел обеспокоенным и виноватым. Наверное, я очень долго молчала. — Ты в порядке? Я не хотел тебя расстраивать, прости. Случайно сорвалось, я не подумал, что тебе не говорили.

Я порывисто обняла его и, спрятав лицо у него на груди, прошептала:

— Ты все правильно сделал. Я рада, что ты рассказал. Спасибо.

Он бережно прижимал меня к себе и успокаивающе гладил по голове. Наверное, думал, я буду плакать. Но слез не было, только горечь и пустота. Как же все-таки больно, когда умирает вера… Я ведь верила своей семье. Надеялась, что понимаю не так, вижу неправильно… Лелеяла свою хрупкую, ранимую, наивную веру в них…

По дороге в Мунир в Долкаммани мы не заехали. После разговора с Нэймаром я, наконец, окончательно поняла, что незачем. Нэймар был прав. Нужно чудо, чтобы я могла их простить.

Белый город зимой был очень красив, дома казались вылепленными из снега, ограды походили на украшенные инеем ветви, а фонари напоминали замерзшие цветы из легенды. Еще кое-где сохранились Поворотные украшения, видимо, семьи с магическим даром подновляли заклинания, когда те начинали тускнеть. Но с каждым днем ярких гирлянд на улицах становилось все меньше. Наш столичный дом встретил теплом и уютом. Слуги очень удивились Тирею, оказалось, ни Нэймар, ни Келиар не подумали им сказать о собаке. Сам Келиар приехал на день позже нас и был несказанно рад встрече. Я тоже. Только оказавшись в отеческих объятиях улыбающегося эльфа, я поняла, насколько сильно меня потряс рассказ Нэймара о Договоре. Всю дорогу до Мунира я напоминала себе гоблинские часы, — все идеально точно, но жизни нет. Будто часть моей души умерла. Мне стало очень жаль Нэймара, который, несомненно, заметил мое состояние и переживал. В тот же вечер я запретила себе думать о родных. Знаю, нужно было раньше это сделать, но лучше позже, чем никогда.