Удачная неудача Солнцеликого - 2 (СИ) - Штефан Елена

Ну и нарвалась:

– Нина, я понимаю, что не вправе судить, но нужна ли была подобная жестокость? У Изика большая семья, а с такой раной он теперь долго работать не сможет.

Я даже не сразу поняла, о какой жестокости идет речь. Аж зависла.

– Понимаете, Нина, в деревне трудная жизнь. – Ха, это он мне рассказывает? Ничего обо мне не зная? – Последнее время им доставалось от людей Дезгона.

– Да, Витто, вы не вправе судить. Хотя бы потому, что вы наблюдали, но не все слышали. Ведь так? Вот окрепнете, пойдите и расспросите очевидцев. Но раз вы столь радеете за этого человека, то поезжайте при случае и подлечите его руку. Я даже свой оздоровительный артефакт дам. Поедете?

– Зачем столько сарказма, Нина? Вы же добрая женщина! И умная. Должны понимать, что такому поведению есть объяснения, даже если Изик вас задел.

Он что, серьезно? А меня кто поймет?

– Вы же умный человек, Витто. И отзывчивый. Может быть, найдете в себе силы понять, почему получилось так, как получилось? В чем моя-то вина? – Надо же, хоть глаза отвел. – Когда я, как вы изволили заметить, просто женщина, поверьте, до слез сочувствую каждому жителю деревни. Еще – я любящая сестра двух юных братьев, мой долг их защищать и обеспечивать. Это мой личный приоритет. Как госпожа Ниана Корреш я обязана прокормить полсотни человек. И создать им человеческие условия. Про парочку поручений от короля упоминать не стоит, вы в курсе. Позволю себе напомнить, уважаемый магистр, не я виновата в проблемах деревни, они возникли гораздо раньше. Моя ответственность – крепость и ее люди. Эти интересы, и ваши в том числе, я поставлю над любым, самым возвышенным прекраснодушием! Даже если это покажется вам непорядочным по отношению к селянам. Переживу. Руководителям, знаете ли, часто приходится принимать неприятные решения. Вот кому деревня принадлежит, тот пусть и заботится о ее жителях.

– Но деревня принадлежит крепости, Нина. Разве вы не знали?

Конечно, я не знала! Вот именно в такой интерпретации – не знала. Тираду на русском «эмоциональном» он, безусловно, не понял. Родная слесарка мною бы гордилась. Стыдно, конечно, но стало легче.

– А в крепости главный вы, Витто, разве нет? Так почему деревня в таком состоянии? – Ответа, естественно, не последовало, хотя пауза получилась долгой. – Приятного аппетита. Посуду принесете вечером.

Черт, я что, оправдывалась? За то, чего не делала?

Ну и фиг с ним, если умный – разберется или хотя бы переспросит. Такое настроение испортил! Ну уж нет, в тоске готовить гостинцы любимым рушам просто нечестно. Вот возьму и устрою к вечернему чаю дегустацию цукатов. Хоть по чуть-чуть, но для всех. Народ порадуется, и все снова станет хорошо! А завтра, как только покончим с тыквой, будет грибная лапша! Баульчик с подарком бабушки Пинаиры еще ждал своего часа. Стазис – великая вещь! Лучше, чем холодильник. А на Витто обижаться пока не стану, посмотрю, как себя поведет. Хотя все равно обидно.

С тыквой, благодаря помощи магов и солдатиков, покончили к ночи. Отцы-командиры даже нечто вроде поединка устроили между собой: чей продукт окажется качественнее. Оценивать полагалось мне, но я трусливо передала полномочия Тишке. Мой тайный герой. Съесть столько сладкого! И все ради меня! Надо ли говорить, что победила дружба?

В крепости, к несказанному удивлению, так и не узнали, что тепло в казармах – дело рук горных людей. За ужином, уже в присутствии Витто, удалось поинтересоваться, как мне оправдать сказочное появление к столу грибочков, если правящая триада хранит тайну. И как быть с завтрашним визитом подземных жителей? Ведь я жду от них неоценимой помощи, результаты которой не скроешь.

– Нина, я тебя бояться начинаю! – Комендант очень натурально изобразил ужас, благо сидел спиной к солдатикам. – Еще день не закончен, а ты уже дважды учинила беспорядки! На будущее. Не сочти за труд оповещать о своих инициативах.

– Оповещаю. – Внутренний дьяволенок подначил состроить мимишную рожицу сидящим напротив Рамату и Витто. – Завтра у меня по плану рушевские грибы с лапшой. На весь гарнизон. Буду привлекать солдат. И считаю нужным объяснить им, что сладости, в которые люди вложили столько труда, это не на всех, по крайней мере, не в этот раз. Что цукаты – знак внимания. И за тепло, и за грибы. У нас с вами два варианта, Рамат: либо я запускаю солдатское оповещение, – чуть не сказала «радио», чур меня, повествование и вопросы о своем мире точно не потяну, – либо ты делаешь официальное объявление.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И не надо на меня так укоризненно смотреть. Да, я коварная шантажистка и манипуляторша.

– Ладно, объявлю. – Комендант, похоже, еще не все сказал, но я так устала за этот безумный, переполненный эмоциями день, что даже сорваться, как утром, уже не боялась. Сил не хватит.

– Про какую молитву Раштиту солдатики шепчутся? Может, ты, Нина, объяснишь толком? – Это молчун Седир не выдержал.

 – А что солдаты говорят? – Ну да, некрасиво вопросом на вопрос, но надо же придумать нечто похожее на правду, основываясь, так сказать, на первоисточнике. При мне-то никто из солдат ни гу-гу, я нынче для личного состава за Орлеанскую деву канаю. Авторитет, м-да. Не сожгли бы.

– Сказали, что деревенский проныра мальчиков оскорблял и тебя пытался. Зря пожалела поганца и не дала Вакиру его прибить, ой, зря. Ребятки нашептали, что, когда ты молилась, светилась вся. Они думают, что Раштит тебе отвечал.

– Да за братьев я его сама прибить собиралась. Не успела. А Раштит всем отвечал, разве не понятно? Все молились, всех солнышко обласкало. Магистр Юттим может подтвердить.

Ой! Ой, мама! Надо же короля и близких предупредить! Понятно, почему тот ушлепок Раштитом клялся. Его же слабым и безобидным богом считают. А если молитва сработала и Тишка смог закрепить это… этот прецедент, то теперь новые носители клейма появятся…

– Трое уже, вама, хи-хи. Рушат спрашивал, а ему как наказывать… – Подсознание выдало на-гора давно забытое про былины богатырские и врастание в землю по колено. Откуда что взялось? – Рушату понравится, ты кушай-кушай.

 Так, нужно переводить тему.

– Эс-капитан, я тут краем уха слыхала, что деревенька эта, Пиковая, крепости принадлежит. Правда ли? – Вопросик больше для Витто задавался, чтоб почувствовал, каково оно, когда не доверяют.

– Правда.

– А кто с нее налоги собирает?

Мужчины аж есть перестали. С ума сойти. Никто не знает?

Вот еще один повод написать королю. И как можно скорее!

Бесконечный день, поровну наполненный радостью побед и навязчивым разочарованием. Уж и уговаривать себя устала, что и комендант, и магистр не обязаны меня вот такую странную и неправильную сразу на ура принимать. Подождать нужно, доверие взрастить. Свои стереотипы я, значит, холю и лелею, а они – типа обязаны. Ох, избаловали меня Гунар с Ванькой, ох, избаловали. Пойти, что ли, на братьев полюбоваться, чтобы хандру развеять?

Мальчики уже спали. Качественно умотанные молодые организмы. Тишка свернулся ёжиком и причмокивал. Расслабленная мордаха сияла – у боженёнка сегодня абсолютно все сложилось удачно. Его сладкий сон был поистине сладким, наверное, он опять переживал вкусное окончание дня, когда чаевничали все вместе. Усталость победителей всех объединила на несколько волшебных минут, даря незабываемое ощущение сопричастности друг другу. Это ли не повод вознести хвалу Солнцеликому?!

Дюш спал не так вольготно. Высоченный он у меня – кровать коротковата. Лежит по диагонали, а голые мосластые ступни все одно свисают сквозь просветы в негустом орнаменте кованого изножья. Вот и еще срочная проблема нарисовалась. Эх, работали бы мастерские!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Юный степняк спал крепко, но сон его не был безмятежным. Жесткие губы, насупленные брови и бормотание: «Отец, я не хочу, ты обещал». Вот же ж, он все еще опасается возвращения в степь! Аж сомлела от огорчения и присела на свободный краешек тюфяка. Дюш как почувствовал – извернулся длинным телом, устраиваясь на боку, и ухватил в горсть ткань юбки, стараясь удержать. Не просыпаясь. Хороший мой! Я бы, наверное, так и гладила его по лицу полночи, выплескивая тихую болючую благодарность и стараясь утешить, да Сара не дала – надоумила вплести в мои нежности толику синенькой. Сердце замирало от ответственности – судьба этого ребенка в моих руках. Дюш быстро расслабился, сжатые пальцы выпустили юбку, а на лицо вернулось добродушное недоумение, с которым он всегда сдерживал неуемную Тишкину энергию.