Удачная неудача Солнцеликого - 2 (СИ) - Штефан Елена

Вода действительно пошла.

– Вот сейчас бассейн заполним, хозяйка, чтобы ополоснуть, потом отрегулируем баланс притока и слива, и можно пользоваться. Этот – последний. Маленькая мыльня готова. Горячий уже наполняется. Пойдем, покажу, как напор и температуру воды менять.

Эта часть подвала преобразилась, а я, сбитая с толку обилием впечатлений, только сейчас заметила. Вырос каменный парапет-скамья, на котором можно сложить одежду. Теплый и горячий бассейны разделила гладкая каменная ширма, над которой клубился пар, притягиваемый невидимыми вытяжными отверстиями.

Ополаскивать таким долгим способом не понадобилось. Витто подцепил магией струю воды, бьющую из стены, и прошелся ею по всей поверхности еще почти пустого бассейна. Как из брандспойта. Это заняло пять минут. Хорошо, что не понадобилось ждать. Наполнить, слить, опять наполнить – слишком долго! Обрадованные братья приступили к окончательным испытаниям. О! А этот широкий тонкоструйный водопадик вместо душа? Здорово! У Сары такого не было.

В женскую мыльню теперь вел отдельный ход. Сразу из жилой части. Не придется проделывать весь путь сквозь мужское царство. Лепота! Отличная мыльня! Как в бассейне у Сары, есть горячая зона, есть попрохладнее. Потом обследую, а то один из мастеров дожидается, чтобы торжественно зарастить проход в женскую часть со стороны казарм. Все-то они продумали, эти дети великого Рушата, славного бога тверди!

От оплаты братья отказались. Спасенный тогда в пещере маленький Осинчик был сыном одного из них. Мальчишка давно забыл о боли и испуге. Его перелом зарос уже к утру. Удивительное дело. А целительница молчит, как заколдованная. Но ребятишки видели, как гостья с поверхности хлопотала и мастер Грен, который лангету делал.

Перед расставанием пообещала оставлять рушам письменные весточки через Отто. Это же проще, чем внезапно срываться и мчаться по первому зову, ведь правда же?

А еще удивил комендант: может, рушам удобнее ходить под степью, а потом по поверхности через Переправу? Мы, дескать, всегда рады.

Руши уходили торжественно, под благодарственные выкрики солдат.

Часть 37

Вот кто я? Констатирую диагноз: лох печальный, законопослушный. Анамнез: улеглась спать, когда народ кайфовал в банях. И кто виноват в гигиенической оргии? Тишка! Этот прохиндей даже не дождался, когда руши со всеми попрощаются и, прихватив гостинцы, уйдут, – слинял по-тихому. Бог огня, жадный до водных процедур! Нонсенс! Скажи кому – не поверят, а если увидят – не поверят, что огненный бог.

– Не обиш-шайся! – Сара изо всех сил пыталась быть строгой. – Испортила бы мус-синам радость, если бы они с-снали, что за с-стеной – ты.

Ну и ладно, мы с Галаной вечером оторвемся.

Контингент лучился благодушием, это радует. Но возвращались-то они, такие чистые и распаренные, в прежнюю грязь, увы.

Ладно, сегодня обоз, значит, еще один шажок к вожделенному комфорту. Даже если выполнена только половина моих заявок.

Ха, половина! Я получила в тысячу раз больше…

Такого столпотворения на крепостной площади-плацу на моей памяти еще не случалось. Встречать обоз высыпали все, кто был свободен. Даже робкая Галана не удержалась и выползла на свет божий из недр обновленной кухни, которую мы еще и обжить-то не успели.

Едва первая кибитка выкатилась из арки въездного тоннеля, от нее отделился маленький вихрь из юбок, волос и визга.

– Дораш! Дораш! Дораш! – пронзительно вопило это нечто, в котором затуманенное удивлением сознание отказывалось узнавать малышку Анизу. Откуда здесь взяться дочке моей рыночной подруги Нитты, ну неоткуда же, правда ведь? А Дораш уже сорвался навстречу, гигантскими скачками сокращая расстояние. Мы с Тишкой следом. Аниза влетела в объятья степняка, как батутом подброшенная, распласталась по нему обезьянкой и повизгивала от избытка чувств. Соскучилась по заботливому другу. А Дюш прижимал малышку к себе с таким счастливым видом, как будто ему вернули нечто бесценное. Бедный мой мальчик, тоскует по своим многочисленным сестричкам, а я и не догадывалась. Наконец, Аниза преодолела первую волну восторга, отстранилась, увидела рядом сияющего Тишку – и как вцепится мелкому в волосы!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Почему вас так долго не было?! – кричала она, выплескивая накопившуюся обиду. – Я ждала, а вы… – Тишка не отбивался, лишь сиял и приподнимался на цыпочки, чтобы не было так больно, когда дергали особенно рьяно.

– Иди сюда, маленькая, – и протянул руки, предлагая сменить дислокацию. – Я тоже соскучился.

Парни так активно тискали девчушку, что для меня даже зазорчика не осталось, разве что ножку гладить в справном сапожке и медленно-медленно соображать: раз здесь ребенок, то где-то поблизости ее мама!

Нет-нет! Так не бывает! Не с моим счастьем!

Ко мне, оправляя на ходу юбки, спешила Нитта, а из кибитки степенно спускалась тетушка Варная. При помощи, глазам своим не верю, Дука! Если бы Нитта не кинулась с объятиями, села бы от удивления. Прямо на камни плаца!

– Ну чего ты ревешь, глупая? – Подруга натруженной ладонью гладила меня по щекам, стирая, нет, скорее размазывая обильные слезы. Черт, я даже улыбнуться через всхлипы не успевала, не то что поздороваться. Вот так от радости здоровье и теряют.

– Как же так? Откуда?

– Из столицы, вестимо, – и охнула: это Дораш подкинул довольную Анизу и благополучно поймал.

– Нина! – Хоровой рев братьев-оружейников, привыкших перекрикивать стук молота, заставил резко обернуться. – Не прогоняй!

– А ну цыц, – прикрикнула на них тетушка Варная, но получилось неубедительно. Качественно браниться сквозь широченную улыбку – это трудно. Только под причитания тетушки: «Опять исхудала, сердешная», в ее не шибко деликатных, но добрых объятиях, до меня окончательно дотекло – да, они приехали, мои первые друзья-соратники в этом мире. Не хватает только тех, кто стал семьей. О Кире с Ванькой и не мечтаю, а Гунар может объявиться в любой момент.

Кинулась обнять Дука и Бада, которые радостно мяли Тишку. Степняка не шибко потискаешь – высокий, да и Аниза на нем висит, не оторвать. А Тишка лишь хохотал и покряхтывал, ему любые обнимашки в кайф, а уж такие искренние и подавно. От избытка боженёнковой радости полыхнуло ярче солнышко и…

На помощь дорогому другу с гневным ржанием ринулась Пряжка, волоча за собой груженую кибитку и не обращая внимания на гневные окрики возницы. Влюбленной лошадке, видно, надоело ждать очереди. Бад, не посвященный в историю этой любви, попытался оттолкнуть наглую кудлатую морду. И быть бы ему покусанным, если бы Тишка не отвлек свою хвостатую поклонницу. Казалось, время остановилось, и все притихли, наблюдая за нежностями этой парочки. Пряжка то пыталась переплестись с боженёнком шеями, то бодала его в грудь лобастой головой, требуя ласки и почесунчиков, то черными бархатными губами перебирала конопушки на золотистых щеках, то издавала трепетное «и-и-и-и», когда Тишка громко чмокал куда попало. А еще коняшка постоянно принюхивалась и, кажется, даже глаза закатывала от одной ей ведомого наслаждения. Тишка млел, прижимался в ответ и подсовывал вытащенную из-за пазухи морковку. Тайком припас, я не давала.

– Надо же, какой парнишка у тебя ласковый-недоласканный. – Варная жалостливо покачивала головой, глядя на небывалые нежности. – Где и подобрала такого славного?

– Это еще неизвестно, кто кого подобрал. – К теплому плечу рослой Варнаи прижиматься одно удовольствие: так легче верилось в ее присутствие. – Лучше скажи, как вы решились-то? Надолго?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Надолго ли – это тебе видней. А собрались разом, как только твоя Кира позвала. Пришла такая и говорит: Нина там одна загибается кашеварить на всю крепость, а у вас бизнес ни шатко ни валко идет. Поезжайте, дескать, а я вам жалование платить стану, не обидитесь. Ну и рассказала кучу всяких ужасов про твое житье посередь сплошных мужиков. Чего уж она братьям наговорила, когда магией помогала им твои ложки-вилки мастерить, не ведаю. Да только эти двое собрались в полдня. Вроде как нас с Ниттой в дороге охранять. А сами весь ручной инструмент приволокли, я знаю, слыхала, как обозничий ругался. Мастерскую поручили старшому оружейников, дядьке Тулаку, в аренду сдать.