И время остановилось - Кларисса Сабар

– Ну полно, Аурелия… Можно вас так называть? Наше знакомство началось не лучшим образом, верно? Возможно, вы станете сговорчивее, если вам будет комфортнее. Агент Тардье принесет воды.

Аурелия не купилась. Она видела, что Карлингер пытается втереться в доверие. Подыграть ему? Со свободными руками она чувствовала себя раскованнее. Сбежать? Напасть? Нужно лишь улучить момент. Но когда? Как вырваться из комендатуры, кишащей солдатней и офицерами?

– Вы напряжены, – заметил немец, когда за Шарлем закрылась дверь. – Напрасно. Скажу по секрету: мне плевать, где отсиживается ваш комми. Войну мы уже проиграли, это вопрос нескольких недель.

– Тогда чего вы хотите? – с ненавистью процедила Аурелия.

Ответ представлялся ей очевидным, но нужно было потянуть время, собраться с мыслями.

– Вы отлично знаете, чего я хочу, фройляйн, – Карлингер приподнял ее подбородок, вынуждая смотреть в глаза. – Верните мне дочь, Доминик. Скажите, где она, и я вас отпущу.

– Понятия не имею, о ком вы.

Раздосадованный упрямством пленницы, эсэсовец сжал кулаки. Опять будет бить? Разумеется. На краю стола Аурелия заметила тот самый хлыст, о котором говорил Фернан. Когда эсэсовец просто покачал головой и вернулся в кресло, она выдохнула.

– Значит, будем играть в молчанку, детка? Что ж, изволь, – он выхватил из папки листок. – Здесь полный список тех, кого я могу арестовать, если захочу. Зачитать? Тут все: твоя семейка, бакалейщик Раймон Пигуа, жандарм Фернан Бланшар, кюре Бернар Брюно, почтальон Даниэль Шарбонье и многие другие. Один из ваших раскололся, стоило Тардье задать пару вопросов. Советую последовать его примеру, не то прикажу всех перестрелять.

Кто? Кто их выдал? Мать Шарля? Надо срочно предупредить отца! Тардье принес воды, и допрос продолжился. Аурелия держалась изо всех сил, но усталость брала свое.

– Да отвяжитесь вы! – закричала она. – Я ничего не знаю!

Карлингер хранил ледяное спокойствие, зато Тардье взбеленился. Кинулся на девушку, со всей силы заехал кулаком в лицо.

– Говори, шлюха!

От удара ее прическа растрепалась, выбившиеся пряди прилипли ко лбу, на котором набухала ссадина от массивного перстня.

– Поганый нацистский ублюдок! – в ярости выплюнула Аурелия. – Ты позор своей семьи!

Тардье зловеще осклабился.

– Кстати, о семье: твой племянник, говорят, прелестный малыш. Глядишь, он будет посговорчивее…

Карлингер одобрительно кивнул. Сволочи! Неужели они тронут Лулу?!

– Раз наша гостья не настроена на дружеский лад, верните-ка ей браслеты, – велел полковник Шарлю, беря в руки хлыст.

Аурелия поняла: выбора нет. Ей не уйти живой, но если ее жертва спасет двух невинных – что ж, пускай. Луи. И Доминик. Вдруг перед ее мысленным взором предстала четкая картина, что нужно сделать. Резко вскочив, девушка схватила мраморное пресс-папье. На удивление хладнокровно, без тени дрожи швырнула его в голову Карлингера. Тот шарахнулся, но тяжелый предмет все же чиркнул по его виску.

– Держите ее! – взревел эсэсовец.

Аурелия, захваченная порывом, не заметила, как Шарль Тардье выхватил пистолет и прицелился. Карлингер заорал:

– Nein![60]

Но девушка не успела осознать почему. Чудовищная боль пронзила живот.

Она рухнула без звука, в лужу собственной крови. Холодно, как же холодно для июня… Но на губах Аурелии играла улыбка – мягкий свет окутал ее, и лица склонившихся над ней затмило лицо Антуана – такое, как в миг их первого поцелуя у реки. Теперь все будет хорошо. Веки опустились, из груди вырвался последний вздох. Аурелия уносилась прочь – в глубины безмятежного мира, где нет зла.

* * *

Луи, сидевший на берегу сонного Эндра, вытянул шею, вглядываясь в тропинку, что вела к дому. Антуан два часа как ушел, пообещав, что за ними явится Аурелия. Но вот уже минуло шесть вечера, а ее все нет.

– И что делать будем? – вздохнула Ненетт, потягиваясь. – Не ночевать же здесь!

Мальчик поднялся, отряхивая приставшую к ногам землю.

– Ты права, твои родители и моя мама скоро вернутся. Да и купаться надоело уже. Пошли!

Они оделись и, карабкаясь по склону, поскакали через поле. Вдруг Аннетт застыла как вкопанная и ахнула. Она стиснула ладонь Луи, тот побелел. К ним решительным шагом приближался нацистский офицер – грудь в наградах, на голове черная фуражка с орлом и «мертвой головой». Он, наверное, только что вошел через садовую калитку. Перепуганные дети поняли: бежать некуда. Луи встал перед подружкой, загораживая ее. Немец остановился, пристально глянул на мальчика и ободряюще улыбнулся.

– Здравствуй, Луи, – поприветствовал он, словно старого знакомца. – Так вот ты какой, сынок Мари.

Луи едва не ляпнул: «Откуда вы меня знаете?», но прикусил язык. От незнакомца веяло чем-то зловещим.

– Мамы нет, – ответил он. – Уехала за покупками в Шатору.

Эту легенду придумали, чтобы объяснить, куда подевались разом Леандр, Мари и работники.

– Что ж, подождем вместе, – решил немец.

– Да они, наверное, нескоро вернутся.

Офицер лучезарно улыбнулся:

– Ничего, будет время познакомиться. Меня зовут Рольф Карлингер. А это кто с тобой? – он указал на Аннетт, которая пряталась за спиной друга.

Потупив взор, девочка пролепетала:

– Аннетт меня зовут, месье.

– И сколько тебе лет?

– Двенадцать.

Карлингер какое-то время молча разглядывал девочку, явно взволнованный. Протянул руку, тронул ее светлые волосы и приказал:

– Посмотри на меня, Аннетт. Я не причиню тебе вреда.

Под ошарашенным взглядом Луи офицер стащил фуражку – на голове у него оказалась повязка – и бросил ее в траву. Затем опустился на колени, вровень с лицом перепуганной Ненетт.

– Так это ты, – прошептал он, вглядываясь в ее глаза, так похожие на его собственные. – Боже правый, моя маленькая красавица! Доминик, доченька моя…

– А ну убери от нее руки, Карлингер!

Хлесткий окрик Леандра заставил их обернуться. Луи с облегчением выдохнул, завидев деда в нескольких шагах от них. Мигом стряхнув оцепенение, дети метнулись прочь от немца, за спину Леандра. Карлингер машинально дернулся к кобуре, но, поразмыслив, оставил пистолет на месте – ведь Леандр безоружен, незачем рисковать, целясь в дочь. Мужчины смерили друг друга ненавидящими взглядами.

– Значит, все-таки выследил нас, – процедил Леандр с мрачным видом. – Это ведь ты подбросил фото под дверь моей парижской квартиры?

– Разумеется, – осклабился Карлингер. – Хотел напомнить о себе. Когда узнал, что ты здесь окопался, сразу понял: не утерпишь, начнешь поддерживать Сопротивление. Приказать этому гестаписту[61] следить за вами – раз плюнуть. А его отчет дал мне предлог сюда явиться.

Луи заметил, как дед судорожно сглотнул.

– Следовало догадаться, что ты не отвяжешься. Да только поздно, Рольф. Девочка перестала быть твоей в тот момент, когда вы с женой своими грязными махинациями предали Мари!

– Махинациями?! – расхохотался тот. – Ты хоть представляешь, каково было Илзе после стольких выкидышей? Каково ей пришлось в тот вечер, когда вы нас связали и сбежали с малышкой? Она рехнулась, пришлось отправить ее в лечебницу!

Леандр брезгливо скривился и покачал головой.

– Доминик – дочь Мари, а не твоей жены, Рольф. Вы оба ослепли от безумия. Взгляни на нее – красивая, здоровая девочка. Я горжусь, что защитил ее и отдал людям, которые хотели одного – любить ее такой, какая она есть, а не укреплять с ее помощью свой статус.

Ошеломленный услышанным, Луи покосился на Аннетт: та застыла как громом пораженная. Карлингер, стиснув зубы, буравил Леандра испепеляющим взглядом.

– Где Аурелия? – вдруг спросил тот.

В глазах эсэсовца полыхнул злорадный огонь.

– Ах да, ты же не знаешь, раз только приехал. Бедная твоя дочь! Какой бы солдат из нее вышел! Увы, женское сердце ее и сгубило. Этот кретин Тардье не совладал с нервами и пристрелил ее.

Ледяным, бесстрастным тоном он описал гибель Аурелии. «Пусть это будет неправда!» – взмолился про себя Луи, из последних сил сдерживая слезы. Дед на глазах бледнел, покуда немец живописал подробности.

– Мразь, ты за это ответишь!

Дети в ужасе обернулись – из-за угла дома появилась Мари, держа Карлингера на мушке ружья. Леандр решительно задвинул внуков себе за спину. Лоб немца покрылся испариной, и он недоверчиво рассмеялся.

– Боже,