Промысел Господень: Летописи крови - Евгений Таранцев

Порфир упал на колени.

— Они говорят, что ты не должен мне помешать… Я не в силах бороться с этим…

— Жалкий червь. Падаль! — закричал Ватек. — Говори!

Порфир сжал зубы с таким усилием, что во рту тут же образовалось мелкое крошево. Кровь из изувеченных десен полилась сквозь губы.

— Я не должен убивать тебя сейчас, — прошамкал он, — но как же я хочу этого.

Ватек стал медленно, меряя каждый шаг, приближаться к человеку. В одной из рук блеснул в тусклом свете изогнутый клинок серпа.

— Тебе будет так больно, что завоют даже те, кто контролирует тебя сейчас.

По Порфир не собирался сдаваться без боя. Чего-чего, а становиться ягненком для заклания у него не было никакого желания даже тогда, когда собственное тело стало игрушкой в чужих руках.

Он рванулся в двери лифта и проломил ее сдвоенными ударом рук. В стороны брызнули осколки пластика. Вырвав из одной панели огромный фрагмент, Порфир метнул его в Ватека. Тот лишь спокойно уклонился от летящего в него куска.

Тем временем Порфир бросил свое тело внутрь кабины. Оказавшись внутри, он подпрыгнул, метя в потолочную панель. Распрямленной ладонью он пробил потолок и ухватился за элемент каркаса. Нечеловеческим усилием он подтянулся так, что голова и плечи врезались в пластик, завершая его разрушение. Протиснувшись в образовавшуюся брешь, ренегат оказался на крыше лифтовой кабины.

Затем, слегка присев и оттолкнувшись ногами, Порфир сделал еще один прыжок, стараясь зацепиться пальцами за полозья, по которым скользил лифт. Таким образом, прыжками и перехватами, он пробирался вверх, к крыше кондо. Когда шахта уперлась в плексобетон перекрытий, Порфир, удерживая себя на одной руке, принялся рвать его пальцами свободной конечности.

Снизу донесся голос Ватека, зашедшего в лифт:

— Беги, тварь, трусливо поджав хвост. Беги! Но помни, что я все равно доберусь до тебя!

Толщина перекрытий кондо составляла несколько метров, сквозь которые Порфир пробивался, словно крот, роющий свои проходы под землей. Наконец, когда ветер, бушующий на более чем километровой высоте, ударил ему в лицо, обжигая и пьяня одновременно, Порфир выбрался на свободу. Сюда, на вершину кондо, мало кто добирался таким экстравагантным способом. Были пути и короче и легче. Но сейчас человека это не интересовало. Едва удерживаясь на ногах, он доковылял до края крыши и посмотрел вниз. Ничего, кроме ночной мглы, он разглядеть не сумел. После этого Порфир отошел на несколько шагов назад, разбежался и прыгнул.

Но вместо того чтобы упасть вниз, он полетел, огромными крыльями опираясь на разреженный воздух. Сперва он спикировал, снижая высоту до более плотной консистенции атмосферы, потом выровнял свой курс и полетел прочь от кондо.

Ватек, выбравшийся на крышу тем же путем, который пробил себе Порфир, устало проводил взглядом человека, не отбрасывающего тени.

Очнулся Порфир в каком-то тупике, среди обломков, мусора и нечистот, разлитых по земле. Единственным, что напоминало ему о происшедшем, была разорванная одежда. Не было даже боли в мышцах, претерпевших столько метаморфоз.

Несколько бродяг грелись около костра, разведенного в старой цистерне. Сквозь ржавчину и налеты грязи еще можно было прочесть символы маркировки. Но Порфира это не интересовало. На ватных ногах он пошел к свету, то и дело опираясь на стену, когда ноги подкашивались и тело чуть было не падало.

Нищие смотрели на него с интересом. Они редко видели посторонних в своем квартале. Любой пришлый становился или угрозой их существованию, или легким способом заработать деньги. Для этого надо было не грабить чужака, который с легкостью мог оказаться таким же бедняком, а тихо пристукнуть его и сдать тело органлеггерам.

Поскольку внешне Порфир явно не походил на опасного субъекта — все же порванная одежда, шатающаяся походка и мутный взгляд, — то нищие решили, что скоро в их карманах прибудет. Без лишних разговоров от греющейся компании отделилась одна фигура и двинулся навстречу Порфиру.

В руке бродяги блеснул клинок, появление которого предвосхитил легкий щелчок. Это сработала пружина, сдерживающая лезвие под широким рукавом куртки. Когда нищий почти вплотную подошел к намеченной жертве, раздался голос:

— Не советую осуществлять задуманное.

От неожиданности вздрогнули все. Нищий удивленно вскинул голову вверх, туда, где, как ему показалось, находился источник звука.

— Двинешься еще раз, и я тебя съем, — вновь произнес голос, — убери нож.

Нищий повиновался.

— С кем ты там базаришь? — окликнул бродягу один из товарищей.

— Есть еще желающий на перо сесть? — вступил еще один.

Два человека покинули теплый угол у костра.

И остановились на половине пути.

Их взгляды были прикованы к темному тупику, в котором зажглись шесть красных огоньков. Зажглись по очереди. В начале два нижних, потом еще два точно таких же по центру и, наконец, два верхних. В итоге образовались две вертикали по три огонька.

— Хороший мальчик, — произнес голос.

Огоньки на секунду погасли. Точнее, произошло так, словно моргнули шесть глаз. Когда они опять открылись, то в центре каждого из красных кружков чернело по вертикальному зрачку.

Когда пес-мутант прыгнул на грудь одному из нищих, раздался чей-то высокий крик, наполненный болью и ужасом. Пес не спешил убивать сразу. Он повалил жертву на землю и ударил задними лапами в живот, распарывая тот острыми когтями. Потом пес переключился на следующего бродягу. Ударом мощных челюстей он вначале оторвал ему руку, перекусив кость в районе локтевого сгиба. Потом, выплюнув оторванную конечность, таким же образом откусил половину ноги. Нищий, расплескивая вокруг кровь из разорванных сосудов, крутанулся волчком и упал, оглашая окрестность криками боли.

Наметилось движение среди оставшихся бродяг. Один из них бросился бежать. Но воздух прочертила яркая вспышка, созданная летящим со звуковой скоростью метательным снарядом. Голову человека пробил насквозь широкий наконечник ножа, формой напоминающий кленовый лист, вытянутый вверх. Бродяга несколько секунд стоял прямо, пока кровь и мозг фонтанировали из раны. Потом только упал.

Оставшиеся люди, исключая Порфира, абсолютно ничего не соображающего, и первого нищего с клинком в рукаве, стали добычей того, кто упал на них сверху, материализовавшись из ночного воздуха.

Четкими мощными ударами некто разбил головы бродяг и двинулся к последнему из них.

Человек с ужасом смотрел то на приближающуюся к нему фигуру, то на страшную собаку, которая начала поедать тела своих жертв. Последнее, что почувствовал бродяга, была боль в животе. Он умер прежде, чем успел осознать происшедшее, уже ничего не видящим взглядом уставившись на руку, пробившую его брюшную полость. Также недоступным его сознанию стало следующее: убийца тут же ударил жертву второй рукой, вырывая приличный фрагмент плоти из груди, и отбросил тело прочь.