Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века - Ирина Щербакова

Стрелочники, дежурные по станции, телеграфисты – все они назывались движенцами. Вторая категория – путейцы. Путейцы работали на ремонте путей.

Были ремонтники и путеобходчики. Также был небольшой леспромхоз. Лес рубили и возили на тяжеловозных лошадях. Шестиозерск расположен в 15 километрах от станции Няндома. Няндома – это узловая станция, все конторы движенцев и путейцев, больницы и т. д. находились в Няндоме.

Следует отметить, что Шестиозерье обладало особенностями, отличающими его от обычной деревни и поселка. Как говорилось ранее, Шестиозерье – разъезд, железная дорога разбивала его на две части. Близость железной дороги давала жителям некоторые преимущества. Рабочие вакансии, к примеру.

«Я, четырнадцать-то лет было, четыре класса кончила, и в путь пошла. В колхоз-то брали в 16, надо было еще 2 года отработать, вот я в путь пошла… Мать стрелочником работала, и я стрелочником… С четырнадцати идо скольки лет работали-то мы… пока не прекратили, пока стрелки не закрыли», – вспоминает Лидия Дятлева.

Также «дорога» приносила и продовольствие, обеспечивала медицинское обслуживание, образование. По ней ходили вагоны-лавки; кстати, продукты в лавке продавали только железнодорожникам, были специальные железнодорожные магазины, больницы, школы.

Вспомнить хотя бы общую встречу поезда. Почему все Шестиозерье собиралось, когда приезжал поезд?! Наверное, потому, что не было больше никакого развлечения у народа. А поезд приедет – может, кто-то с новостями интересными пожалует. Можно было и обновки показать, последними новостями обменяться.

Ведь в маленьком населенном пункте, таком как Шестиозерье, не было практически никакой культурной среды. В глубинке не было нормальных условий для образования, отдыха, да и желания приобщаться к культуре.

Вспомним наших деревенских прадедов. Умели ли они писать и читать? А если умели, то кто из них писал заметки, вел дневники, читал книги? Если такие и находились, то слыли чудаками. А их дети?

В семье с целой кучей детей просто не было возможности отправить ребенка учиться, не было возможности покупать книги, не было возможности нормального культурного развития, как у детей из города.

«Жизнь в доме велась размеренно, монотонно. Каждый знал, когда вставать, когда ложиться, когда идти доить корову. И каждый день было так. Не было такой нервотрепки, как сейчас [о 90-х]», – вспоминает прабабушка Насти Клавдия Назарова.

Жили, не вникая в происходящее за пределами дома или родного места. Забивались в своем уголке. Наша героиня – Мария Горних – не запомнила День Победы, говорила «День как день», не помнила о дне смерти Сталина. Рассказывая о том, как у них лошадь увели во время войны, на вопрос «Во время какой?» ответила: «А кто ж ее знает», хотя ясно было, что во время Первой мировой. О создании колхозов сказала только: «Первыми туда лентяи записались», а ведь ее семье тоже пришлось расставаться с имуществом, с землей.

Что лежало в основе этого незнания или нежелания знать? С одной стороны, сама жизнь была настолько тяжелой, что возможности оценить происходившее у нее было мало. Ведь для этого тоже нужны внутренние силы, а все они были направлены на выживание, не до размышлений о том, что происходит в стране, было женщине, пришедшей после суточного дежурства, – надо было успеть и по хозяйству, и по дому. С другой стороны, у нее не было и необходимой культуры для такой оценки. Власти, конечно, такая ситуация была удобна, потому что огромное количество таких малообразованных людей слепо верили всему, что говорилось сверху.

Если брать за пример Шестиозерье, то отметим, что основными каналами информации были железная дорога и железнодорожное начальство. Через них происходило «общение» с миром.

Коснемся темы арестов. Интересно, за что же людей там сажали? Например, был арестован за растрату «госимущества», человек, который выписал лес на строительство дома Марии Федоровны. Сидел и муж Марии, который украл полмешка сахара. Алексей Дятлев, вернувшийся с фронта без ноги, сидел за растрату (растрата, возможно, и была, но не такая, чтобы получить за это несколько лет лагерей). Прадед Насти якобы не уплачивал налоги (со слов соседей) – его увезли без разбирательств, прапрадед якобы совершил «поджог». Подобными «злостными преступниками» и были наполнены лагеря и тюрьмы. Почему государство было столь беспощадно к ним? Ведь некоторые из них, такие как Дятлев, инвалид войны, без ноги, не представляли интереса как рабочая сила. Но… «вор должен сидеть в тюрьме». Вот только многие из них становились «ворами», чтобы выжить, другие попадали по недоразумению и даже, как видим в случае с человеком, который выписал лес на строительство веранды, за свою доброту (пожалел вдову, мать пятерых детей). И нельзя сказать, что жителям глубинки подобные действия со стороны государства казались справедливыми, нет. Но они старались забиться в свой уголок и молча переносить несправедливости и лишения.

Возможно, такое отношение к власти – это их стратегия самосохранения. И видимо, гораздо легче было жить, не осознавая в полной мере происходящего за границами села, деревни, разъезда. Это тоже можно назвать стратегией выживания. Но, не возмущаясь несправедливостью, принимая происходящее как некую данность, не оценивая его, люди замыкались в очень ограниченное пространство, обрекали себя на полную покорность.

В глубинке привыкли отчужденно переносить политические невзгоды, стараясь попросту не вникать в происходящее.

Политика осталась вне жизни Марии Федоровны, она давила извне, задавала направление в жизни, но странным образом не касалась ее внутреннего содержания.

Мария Горних, д. Шожма. Около 1933 года

Мария Горних во дворе дома, разъезд Шестиозерский. Около 1972 года

Стрелочницы

Мария Горниху своего дома. Шестиозерск. Около 1958 года

Мария и Федор Горних со старшими детьми Сергеем и Екатериной. Около 1938 года

Это давление воспринималось как стихийное бедствие. Люди там фактически находились в оцепенении. Страну с начал а столетия буквально лихорадил о: расшатывание самодержавия, Первая мировая война, революция, Гражданская война, коллективизация, репрессии, Отечественная война, научно-техническая революция с «великим переселением» людей. Это-то все было, но как это сказалось на психологии людей? Что в ней изменилось?

Нас удивило отношение к детям и любви.

«Знакомы-то были неделю <…> Он приехал, и мы расписались», – из воспоминаний Дятлевой.

«Моя мать с отцом не были знакомы. Степан увидел Клавдию в окно, а потом пришел свататься к ее отцу, моему деду. Она любила другого, но замуж вышла за него, так как он согласился „выкуп“ сделать – построить родителям дом. Мать была выше отца на 10 сантиметров. Он видел ее в окно, поэтому и не знал, к кому сватается. А потом уже и деваться было некуда», – вспоминала Екатерина Назарова (бабушка Насти).

Вот так вот в деревне и выходили замуж. Скорее всего, это тоже всего лишь один из принципов выживания. Родителям было полезно выдать дочь замуж (это решает многие денежные проблемы), дочери полезно выйти (также решатся проблемы с финансами), мужчине полезна женщина, потому что в деревне у каждого есть хозяйство, а одному с ним трудно справиться.

Рассказ Дятлевой о первом муже: «Нет и нет его, нет и нет… Вернулся пьяный. Ночью пришли двое, у одного топор был… Слышу, хлюпает что-то…»

Мужа Дятлевой убили топором, прямо при ней. И нас поражает та отстраненность, с которой Лидия Дятлева рассказывает про это, как будто и не мужа вовсе убили. Убийца ее мужа после содеянного сам сдался в милицию. Соседка Дятлевой слышала, как в дверь стучали мужчины, а потом и ломали ее. Но ничего не предприняла. Просто укрылась с детьми в сарае. Это обычный материнский инстинкт – страх за детей?

К рождению детей отношение тоже было простое. В семьях рождалось большое количество детей. В среднем в семьях было по пяти детей. Ни о каких особых условиях для беременных тогда в деревне не знали. И относились к детям также просто, хоть это и кажется дикостью в наше время. Нельзя сказать, что мать не любила своих детей. Просто маленький ребенок в семье, пока он не вырос, – это в первую очередь не помощник, а «лишний рот». Детей было много, поэтому старшие автоматически становились няньками младших. Если кому-то и удавалось «походить» в школу, то приходилось сталкиваться с множеством трудностей.

Того, что сейчас мы все называем родительской любовью, детям того времени не удавалось в полной мере ощутить на себе.

Выживанию было подчинено все, и в послевоенные голодные годы люди, как могли, обеспечивали себя. В ход шли и обмен продуктами, и просто воровство. Дятлевы менялись продуктами с приезжими строителями-зэками.

«Так вот они у нас молоко брали, а нам давали овес. Лошадям-то овес всегда давали. Вот этим мы и спасались. Толкли, ступа была».