Перо фламинго - Наталия Орбенина

– Благодарю, Егор Федорович, я сама, – и опустила густую вдовью вуаль, словно закрылась от него. Серафима Львовна пошла одиноко вперед, а Аристов остался стоять с колотящимся сердцем. Вот и все! Она никогда не переступит через ужас своих потерь и переживаний. Её любовь просто сгорела в этом адском огне, истлела душа. Нечем любить! Вероятно, Серна почувствовала этот отчаянный взгляд, потому что споткнулась вновь, остановилась, подняла вуаль, резко обернулась и твердым шагом направилась к Аристову. Тот замер и похолодел. Мнимая надежда ожила и затрепетала. В этот миг к брату скорыми мелкими шажками приблизилась Зоя Федоровна. Но Серна как будто не видела её, она смотрела Аристову прямо в лицо, не отрывая глаз, и вдруг вся засветилась изнутри, словно там вспыхнул огонь. Егор весь устремился к Серне.

– Вы скоро едете, надобно проститься. – Она хотела подать руку в кружевной перчатке для поцелуя, но не смогла, так сильно были стиснуты ладони. – Прощайте, друг мой! Встретимся в Альхоре! – добавила она с особым выражением, отчего у Егора голова пошла кругом.

Внутренний свет вспыхнул и погас, озарив их лица и души последним печальным и прекрасным светом, словно светом падающей звезды.

Зоя застала брата как раз в тот момент, когда он, на этот раз окончательно, собирался в далекий путь. В квартире царил хаос, вещи покинули свои привычные места. Но Егор Федорович казался совершенно спокоен и сосредоточен, как полководец, уверенный в успехе сражения. Зоя еще накануне тешила себя слабой иллюзией, что перенесенные ею горести поколеблют планы брата. Он останется, и жизнь их потечет по-прежнему, как до её замужества. Но теперь, глядя в это сосредоточенное и отстраненное лицо, она поняла, что её мольбы и слезы он просто не услышит, не заметит. Пробираясь через ворохи одежды, сваленные в кучу ружья, револьверы и сабли, стоящие поперек баулы и чемоданы, она споткнулась о шкуру леопарда на полу. Шкура, украшенная головой, искусно выделанная чучельником, всегда производила на молодую женщину отталкивающее впечатление. В великой досаде она пнула чучело ножкой, в ответ коварный зверь поцарапал тонкую кожу ботинка острым клыком.

– Ах, боже мой, к чему этот гадкий зверь тут лежит, поперек?

Аристов поглядел на сестру с сожалением, и ничего не ответил, а только чмокнул в лоб.

– Зачем, зачем ты едешь? – затянула она прежнюю песню.

– К чему опять говорить, Зоя? Я решил, и решения своего не изменю.

– Ты жесток! Боже, как ты жесток! Ты оставляешь меня совершенно одну! Как мне теперь жить в этом мире, если исчезло все, во что я верила, любила!

– Это неправда, все пройдет, пройдет со временем. Ты привыкнешь к мысли о своей потере, своих разочарованиях, найдешь иной смысл для своего существования. Я верю в это, я знаю, что так и будет. Я не оставляю тебя одну, я говорю тебе, поедем со мной!

Он решительно обнял её, как в детстве. Она покорилась и затихла в его широких объятиях. Прижавшись в его груди щекой, Зоя тихо и вкрадчиво спросила:

– Но ведь теперь ты можешь жениться на ней, ведь не осталось никаких преград?

Егор резко отринул сестру, словно она ужалила его в грудь.

– Ты говоришь так гадко, как будто имеется некий тайный смысл, умысел, преступление. Её или мое.

– Нет, я… – она испуганно замахала руками, но он не дал ей говорить.

– Я именно потому и еду, что не могу на ней жениться! Не могу преступить через её боль и потерю!

– Ах вот как! Её потерю ты уважаешь, а мое несчастье – позабудется! – вскричала оскорбленная Зоя, – и ты, ты это говоришь! Мой брат, которого я боготворила, ты, моя последняя надежда в этом разрушенном мире! Вот, наконец-то ты сознался, наконец-то я поняла, что было между вами, что мешало моей и Петенькиной любви!

– Я не мог говорить с тобой об этом. Это не моя тайна, – Егор с досадой пожал плечами. Не так он представлял разговор с сестрой. Его чувства к Серафиме в этой беседе представали низменными, преступными, нечистоплотными.

– Конечно, разумеется, это тайна Серафимы! Это её тайна свела в могилу и Петра, и профессора! И ты, ты был всему соучастником! – в бессильной злобе и неутешном горе она снова пнула леопарда, но на сей раз там, где помягче.

– Что ж, ты вольна думать, как тебе заблагорассудится. Я не намерен ни оправдываться, потому что ни в чем не виноват, и ничего объяснять. Могу только полагать, что ты меня знаешь неплохо, и вполне способна понять те грани, которые я никогда не переступаю.

– Нет, я уже ничего не знаю, и ни в чем не уверена, – застонала Зоя, которая еще не вполне пришла в себя от потери мужа, и слезы у неё всегда были наготове. – Ты не хочешь остаться, а я не могу жить в одиночестве со своим горем. В моей голове все смешалось. Я не понимаю теперь, где хорошее, где плохое, мешаю черное с белым, я не могу доверять людям! Вот что, – вдруг её осенило, и она подскочила, как на пружине, – я знаю, что мне делать, где искать помощи. Отвези меня опять в монастырь, завтра же отвези! Я там скоро приму постриг и утешусь в молитве!

Зоя воздела руки, но Егор же только досадливо отмахнулся.

– Глупости, ты молода, полна сил и здоровья. Твои душевные раны со временем затянутся. Ты все позабудешь и успокоишься, Бог даст, еще выйдешь замуж, родишь деток. Опомнись, сестра, какой монастырь! Тогда я был молод и глуп, и потому согласился на твой каприз. Теперь же нет!

– Что ж, – она упрямо опустила голову, как бычок. – Тогда я поеду одна, сама, и будь что будет!

Брат и сестра еще некоторое время смотрели друг на друга. Казалось, вернулись те далекие времена, когда она была своенравным подростком, а он неопытным опекуном. Он снова пытался перебороть её, наставить на путь истинный. Да только теперь у него не было на это никакого права!

Они простились холодно и напряженно, оба отчаянно страдая от несказанных ласковых слов на прощанье.

Вскоре Аристов как и обещал, отбыл, оставив, однако, сестре наскоро написанный на листке бумаги адрес в Каире, по которому ему можно передать весточку. Этот листок она получила по почте, поплакала и положила на каминную полку в гостиной. В этот момент Зоя Федоровна приняла окончательное решение покинуть мирскую жизнь, которая приносила ей только страдания. Но как отправиться молоденькой женщине в далекий путь без надежного спутника? Разумеется, это не путь в Египет, это всего-то город Энск, два дня пути от столицы. Но все же одной страшно и ехать, и принимать решение. Хотелось бы, чтобы в тот самый миг, когда за спиной захлопнутся ворота в прежнюю жизнь, там, у этих ворот стоял верный и любящий друг. Поразмыслив, она решилась просить о помощи Когтищева. Вряд ли он откажет в последней любезности. Правда, они не виделись с самих похорон его дяди. В эту пору, еще при жизни хозяина, в доме уже появилось новое изобретение–телефон, и Зоя поспешила к аппарату. Когтищев обрадовался безмерно, услышав её голос, и так же глубоко опечалился, узнав зачем он ей понадобился. Тем не менее, через несколько дней Зоя Федоровна отбыла из ставшего ненавистным дома Соболевых в сопровождении Лавра.