Чужая планета - Евгений Гуляковский

— Довольно странное и весьма запутанное предложение. Поясните, каким образом вам это удастся?

— На короткое время мне придется подвергнуть команду массовому гипнозу.

— Надеюсь, я не ослышался? Вы что, фокусник, циркач?

— Вы не ослышались, капитан. Дело в том, что посланника, в крови которого присутствует блокиратор, невозможно подвергнуть гипнозу, и только он один не станет выполнять мои мысленные приказы. Просто потому, что не сможет их принимать.

— А всех остальных вы сможете превратить в своих марионеток?

— С помощью блокиратора и специальных технических средств это возможно, хотя, поверьте, эта процедура мне так же неприятна, как вам. Но обстоятельства...

— Оставьте обстоятельства в покое! Если вы такой могучий гипнотизер, почему вы не выявили посланника раньше, до того как он попытался вас убить?

— Потому что у меня не было блокиратора. Потому что я обнаружил характер его воздействия на свой организм только вчера! Потому, черт возьми, что без вашего разрешения мне и шагу не дают ступить на этом корабле!

— Боюсь, что вы нуждаетесь в гораздо более строгом контроле, чем это было до сих пор. Что за бредовый план? Неужели вы думаете, что я соглашусь в самый ответственный момент отдать на вашу милость всю команду?! Пока мы будем находиться под гипнозом, вы сможете сделать с кораблем все что угодно!

— Да поймите же вы наконец, если бы мне это понадобилось, я не стал бы вас уговаривать! Не так уж трудно было бы добавить блокиратор в резервуар с питьевой водой. Вы прекрасно знаете, что он у меня есть. Все остальное — дело техники. Никто ничего не успел бы заметить. Ваше согласие нужно мне лишь для того, чтобы собрать всю команду в одном месте и выявить посланника деймов...

Последнее время я только и делал, что нарушал какие-нибудь правила. Понимая, что обычным путем мне никогда не удастся добиться согласия капитана на этот рискованный эксперимент, я позаботился о том, чтобы в его графине заранее оказалась необходимая доза препарата, и сейчас, после того как я испробовал все легальные способы уговоров, мне оставалось только включить крохотный карманный магнитофон. Его звуковой диапазон выходил за рамки восприятия человеческого уха, и звук оставался неслышным. Волна этого излучения была настроена на альфа-ритм человеческого мозга, оставалось совсем немногое — ввести капитана в окончательный гипнотический транс, что я и проделал без особых усилий. Мои постоянные упражнения в передаче молдрому телепатических сообщений не прошли бесследно.

Когда капитан проснулся, он ничего не помнил о нашем разговоре. Зато он прекрасно помнил о том, как ему понравилась идея выявить посланника деймов с помощью блокиратора... Оставалось решить последнюю проблему.

По космическому уставу, даже капитан не имел права приказывать корабельному врачу, если дело касалось применения медицинских препаратов и методов лечений.

ГЛАВА 37

Я перехватил Ленскую в коридоре между отсеками, когда она, закончив очередное дежурство, возвращалась в свою каюту. Она вздрогнула, когда я произнес ее имя, резко обернулась и сказала:

— Никогда не смейте меня так называть! Для вас я доктор. Только это, и ничего больше.

То, что она говорила с излишней запальчивостью, и то, что она не сумела скрыть своего волнения, давало мне некоторую надежду. Но сейчас я не мог себе позволить отвлекаться от своей главной цели даже ради женщины, которая мне так нравилась.

— Хорошо, доктор, я буду называть вас так, как вы хотите, только выслушайте меня, пожалуйста.

— Я устала и не расположена разговаривать с вами в коридоре. Приходите завтра в медпункт, там и побеседуем.

— В любом другом случае я бы так и поступил, но сегодня вам придется меня выслушать прямо сейчас. Мое дело не терпит отлагательств, и завтра может быть уже поздно.

— Что, срочно вновь понадобился блокиратор?

Я сделал вид, что не заметил сарказма в ее тоне, и продолжал как ни в чем не бывало:

— Вы почти угадали. Только на этот раз блокиратор нужен не мне. Вы должны сделать прививку минимальной дозы этого препарата всем членам команды, включая себя и капитана.

— Похоже, на вас плохо подействовала предыдущая доза.

— Поверьте, мне сейчас не до шуток. — Я начал объяснять ей суть своего плана, уже не надеясь на то, что она меня поймет и согласится помочь. Одно я знал совершенно точно — ни при каких обстоятельствах я не воспользуюсь способом, к которому прибег в случае с капитаном, для того чтобы навязать собственное мнение этой женщине. Если она не согласится добровольно мне помочь, придется отказаться от высадки, и пусть все летит к черту.

Надо отдать ей должное, она выслушала меня, не перебивая, до самого конца. За это время мы успели пройти весь коридор второго отсека и теперь стояли у двери ее каюты. Она старалась вставить квадратик электронного ключа в предназначенную для него прорезь, и потому, что ей не удалось сделать это с первой попытки, я понял, как сильно она взволнована.

— Как мне кажется, прежде чем прийти ко мне, вы должны были обсудить этот бредовый план с капитаном.

— Я так и сделал.

— И что же он сказал?

— Дал «добро» и отослал к вам. Сказал, что в этом вопросе никто не имеет права вам приказывать.

Мне показалось, что спрашивает она совершенно механически, думая о чем-то другом, и неожиданно причина ее волнения прорвалась наружу.

— Если вы не выдумали все это, то, выходит, что в любой из дней, проведенных вами на нашем корабле, вы могли... — Она остановилась посреди фразы, прекратила свои неудачные попытки открыть дверь и. резко обернувшись, посмотрела мне прямо в глаза. — Вы могли изменить мнение любого члена команды и даже повлиять на его психику...

— Ни один гипнотизер не может сделать того, о чем вы хотели меня спросить. Даже под гипнозом нельзя заставить человека сделать то, чего он действительно не хочет. Как медик, вы должны об этом знать. А я не гипнотизер.

— Как же тогда вам удалось убедить капитана?

— Это мелочи. Я говорю о действительно серьезных вещах. Нельзя, к примеру, понравиться женщине в том случае, если в повседневной жизни ты вызываешь у нее отвращение или ненависть.

— Но тогда почему же... — она оборвала себя на полуслове.

— Вы хотели спросить, почему перестали меня ненавидеть?

Говоря это, я накрыл своей огромной лапищей ее тонкую, дрожащую руку и помог вставить электронный ключ в предназначенную для него прорезь.

После этого дверь отъехала в сторону, мне пришлось поддержать Ладру, и мы оба неожиданно оказались в ее каюте. Современные электронные замки на этом корабле настраивал опытный программист, и как только открывший замок человек переступал порог (не всегда в единственном числе), дверь совершенно бесшумно выезжала из стены за его спиной, закрывая каюту.

Поскольку во время этого маленького происшествия Ладра не произнесла ни слова, я нагнулся и поцеловал ее в холодные, совершенно неподвижные губы.

Не знаю, что со мной творилось. Такого приступа страсти я не испытывал никогда в жизни. Я знал, что сжигаю за собой все мосты, что она меня никогда не простит за это вторжение в ее каюту и в ее личную жизнь, но мои руки, действуя совершенно самостоятельно и независимо от моего рассудка, продолжали расстегивать пуговицы на ее комбинезоне, и лишь тогда, когда я добрался до застежек на лифчике, она наконец спросила совершенно трезвым голосом:

— Что вы делаете, Крайнев?

Но теперь было уже слишком поздно. Я подхватил ее на руки и понес к кровати. Она даже не пыталась сопротивляться. Только смотрела на меня своими огромными, холодными глазами, не закрывая их даже тогда, когда я вновь и вновь начинал ее целовать, пытаясь вызвать хотя бы крохотный огонек ответной страсти.

Она молчала. Даже тогда, когда я сорвал с нее последнюю тряпку и начал целовать ее обнаженное тело, она не сделала ни одного движения мне навстречу и не произнесла больше ни одного слова.

Лишь под утро, когда часы на ее столике пропели забавную песенку о том, что ранний подъем полезен всем зверятам, она сказала:

— Мне было хорошо с вами, Крайнев. Но это больше никогда не повторится. Забудьте обо всем, что между нами произошло.

— Между прочим, кроме фамилии, у меня есть еще и имя, меня зовут Игорем. Забыть я все равно не смогу. А что касается повторения... Завтра после посадки я покину корабль и, скорее всего, обратно уже не вернусь.

По-моему, только после этой фразы она наконец поняла, насколько серьезно все, что я ей рассказал до того, как мы очутились в ее каюте.

— Мне трудно называть тебя по имени. Моего погибшего на «Астране» мужа тоже звали Игорем...

— Прости, я не знал...

— Ничего. Прошло уже больше года, боль притупилась, и все равно мне кажется, что он вернется. Наверно, потому, что я не смогла его похоронить, я не могу представить его мертвым.