Когда завидуют мертвым - Сурен Цормудян

Черный тоннель оканчивался бьющим обратно во тьму светом. Место, над которым висела табличка «Д-6. ОБЪЕКТ МО РФ. ПОСТ-1», ощетинилось в черный метротоннель не только яркими лучами прожекторов, но и стволами оружия в руках военных, которые припали к баррикадам, собранным из наполненных песком мешков.

– Сюда нельзя! Это закрытая территория! – Кричал офицер в громкоговоритель, чью рукоятку так сильно сжал, что рука его побелела. – Назад! Осади назад!

Он кричал на обезумевшую толпу из десятков, а то и сотен гражданских. Они вопили и толкались. Продолжая медленно, но верно наседать на баррикады.

– Пустите нас! Пустите! – кричали люди.

– Назад!!! Я сказал назад!!!

Какой-то хорошо одетый мужчина растолкал женщину с двумя детьми и вырвался вперед.

– Вы знаете кто я такой?! А ну пустите, мать вашу! Или в двадцать четыре часа будете уволены!

– Плевать мне кто такой! Назад!

Кто-то схватил этого, хорошо одетого человека за воротник дорогого пиджака и повалил на шпалы. Женщина, с которой он так бесцеремонно обошелся, принялась бить его ногой по голове.

– Так ему! Так его! – кричали из толпы.

– Эй! – еще один крик. – Я криминальный авторитет! Я вор в законе! Меня вся Москва знает! Живо дорогу дайте!

– И на твой авторитет мне тоже плевать! Еще шаг и стреляю!

– Я заплачу, командир! – спортивного вида высокий мужчина размахивал толстой золотой цепью. – Пропусти меня! – Он выглядел достаточно сильным и весьма привлекательным для женщин. Но сейчас он был жалок. Испуг в глазах. Дрожащий рот, выкрикивающий предложения о взятке и готовность на все ради спасения в голосе. – Пусти, командир! Я заплачу!

– Мальчики! Вам же бабы нужны будут! Вы же долго сами не сможете! – завизжала вызывающе одетая девица в короткой юбке. – Пустите, я все что хотите для вас сделаю!

Какой-то мужчина в годах схватил ее за холку мелированных волос и ударил кулаком в затылок.

– Отвали, шлюха! Тут и подостойней тебя люди есть! Эй! Хоть детей с матерями заберите!

– Назад я сказал! Мы имеем право открыть огонь! Вы мешаете закрыть ворота! Мы должны закрыть ворота! Назад отойдите! Вас раздавит! Назад!

– Будьте вы людьми! Пустите! Там весь город в огне! Не бросайте нас!

– Назад! Нельзя сюда! Режимный объект! Запрещено сюда! Идите обратно! Там бомбоубежища есть!

– Какие еще к черту убежища! К себе пустите!

– Я сотрудник службы безопасности! Пропусти, полковник! – среди людей замаячила рука с красной корочкой удостоверения.

– А тебе тем более тут делать нечего! – крикнул военный, – Ты не хуже меня знаешь, что в особый период ты не шкуру спасать свою должен, а выполнять специальные предписания! Вали отсюда!

– Я ветеран! Пустите! – послышался еще крик.

– Да пошел ты! Вы свое уже прожили! Дайте нам! – завопила на него какая-то женщина.

Николай достиг наконец источника того шума, который слышал. Он с отрешенностью смотрел на эту шумящую толпу. Люди толкали друг друга. Били. Сбивали с ног и давили. Охваченные паникой и животным страхом, они старались устранить как можно больше конкурентов в вероятном спасении на секретном военном объекте. Военные за баррикадами водили стволами автоматов, готовые в любой момент открыть огонь. Однако обезумевшая толпа продвигалась к ним очень медленно и гораздо быстрее выбивала из своих рядов тех, кто был один, или кто был слаб. Среди толпы были и семьи и какие-то группы, которые держались вместе и атаковали тех, кто рядом. Крики, женские проклятья и мольба, матершинная брань, детский плачь, угрозы в адрес военных, все перемешалось в жуткий, сюрреалистический хор и, отдавалось в голове Николая пульсирующей болью и вызвало презрение. Он взглядом искал среди людей Рану, но не мог найти. Больше никто и ничто его не интересовало. Это равнодушие к людям продолжалось до тех пор. Пока взгляд не уцепился за семилетнюю девочку, стоящую среди беснующейся толпы. Она плакала и смотрела на обезумевших взрослых широко раскрытыми глазами. К себе она прижимала маленького и такого же напуганного щенка.

Девочка была похожа на ту, что прыгала на скакалке в его сне. Он хорошо вспомнил тот сон и убивающего ее червя.

– Мама, – шептала она, – Мамочка, мамочка. Тоби, не бойся, – она поцеловала дрожащую собачонку и снова стала тихо звать свою пропавшую мать.

Николай шагнул в ее сторону. Он захотел взять ее за руку и вывести из этой безумной массы, но в этот момент ему перегородили дорогу дерущиеся мужчины. Васнецов закричал, пытаясь прорваться сквозь них:

– Люди! Что вы творите! Прекратите сейчас же! Вы же с ума сошли все! Что вы делаете! Прекратите! Вы же разум потеряли! Сон разума рождает чудовищ, как вы не понимаете! Не надо! Не надо так! Ну что же вы делаете!

Никто и в этот раз его не слушал. Дерущиеся мужчины повалились на рельсы, и Николай увидел ту девочку. Она, раздавленная взрослыми, лежала на шпалах, придавив собой щенка, которого продолжала обнимать. И ребенок и ее собачонка были уже мертвы.

Николай схватился за голову и заплакал от отчаяния.

– Скоты! Скоты вы все! Чудовища! Мрази! Ненавижу!

Он не сразу услышал приближающийся из темноты тоннеля топот тяжелых ботинок.

– Террористы! – закричал кто-то из толпы.

Целый отряд экипированных на военный манер и вооруженных людей в черных масках выскочил из темноты и приготовился к стрельбе.

– Террористы! – подхватили остальные люди.

Толпа ринулась на баррикады военных. Кто схватился за ствол автомата, пытаясь его захватить. И вдруг все стало каким-то нереально медленным для взора Николая. Все движения окружающих его людей стали невероятно заторможенными. Словно кто-то схватил могучую цепь времени не менее могучими руками и задерживал ее естественную скорость движения. Офицер с рупором медленно отводил от своего рта громкоговоритель и поворачивал голову к своим бойцам. Закрыл глаза, из которых, казалось, потекли слезы.

– Огонь!

И тут, могучие руки, удерживающие цепь времени, разжались и, все рванулось с естественной скоростью. Загрохотали автоматы военных. С противоположной стороны от толпы загрохотали автоматы террористов. А между этих плюющихся смертью стволов оказались люди. И Васнецов. Пули рассекали воздух и кромсали людей. Пронизывали их, словно теплая игла прошивала кусок масла. Вопль ужаса слился воедино с автоматной стрельбой и предсмертными криками. Воздух вокруг наполнился кровавыми брызгами и хрипом людей. Николай как-то равнодушно отнесся к тому невероятному факту, что многие летящие с двух сторон пули проходили сквозь него, не причиняя ему никакого физического вреда. Словно здесь он вообще не находился. Только его нематериальное сознание, которое нельзя ничем убить. Однако что-то он все-таки чувствовал. Каждая пролетающая сквозь него пуля, словно тянула за собой вырванную из чьего-то тела душу, которая пыталась ворваться в его, Николая, неуязвимую для автоматного огня плоть, так, как люди пытались ворваться в этот секретный объект минуту назад. Души рвались в его тело, стараясь закрепиться там и выжить. Но презрение Васнецова к людям и их действиям, являлось непреодолимой монолитной стеной, разбивающей чужие души на атомы и брызги крови.