Когда завидуют мертвым - Сурен Цормудян

17. ВОЗВРАЩЕНИЕ

– Живой? – только теперь Николай разглядел в склонившейся над ним фигуре того самого Людоеда в черном берете и с опущенными к подбородку черными усами.

Васнецов с трудом разжал слипшиеся и пересохшие губы.

– А что… Был мертвый? – медленно и тихо проговорил он.

– Ну… Мертвый не мертвый, но в отключьке третьи сутки уже. – Илья усмехнулся. – С возвращением.

Он достал что-то из кармана и занес над Николаем руку. Перед лицом повисла цепочка для солдатских жетонов, на которой висела немного деформированная, но отшлифованная до блеска пуля.

– Это тебе сувенир.

– Чего это? – Васнецов прищурился, глядя на пулю, которая висела над его лицом.

– Это то, что из тебя местные эскулапы вытащили. Калибра 7,62. Из СВД в тебя шмальнули. Повезло что не в голову. Считай, легким испугом отделался.

– Легким испугом?

– Ну да. Рана в принципе пустяковая. Просто ты часа два провалялся, пока тебя нашли. Крови много потерял. Да и переохладился сильно. Хотя, если бы не мороз, то может, и крови больше утекло. Так и помер бы. – Крест уселся на табуретку рядом с койкой и вложил свой подарок Николаю в руку.

– А мои… товарищи…

– Да живы они все. Космонавт один в руку ранен, но там тоже ерунда.

– А бой… чем все кончилось?…

– А все только начинается парень. Тот бой то мы выиграли. До следующего утра воевали. Потом устроили чистки по районам. Короче вся Москва на ушах. На моей памяти, это третья война таких масштабов в Москве после ядрены. Вот так вот.

– Почему на этот раз?…

– Из-за вас. Из-за миссии вашей. Я тут с пленными пообщался, – Людоед как-то злорадно усмехнулся, – Они говорят, как молва про вашу миссию по спасению Земли пошла, так все будто с цепи сорвались. Очень многие группировки помешать вам хотят. Во многих группировках раскол. Одни считают вашу миссию благой, другие опасной для их существования. Короче, растопили вы многолетний лед однообразия жизни.

– Да как они узнали все об этом?

– Сталкеры, которые к нам на помощь от Лужников пришли, рассказали, что когда они разбили бандитов в гостинице «Украина», то обнаружили там, в подвале трех мертвых пленных со следами пыток. Мужик в годах. Парень одноглазый и женщина. Этот ваш Варяг ходил туда и опознал их. Говорит, это семья, у которой вы заночевали перед визитом к нам. И они знали о вашей миссии. Видимо под пытками рассказали все что надо и не надо.

Васнецов закрыл глаза. Ему стало стыдно и больно. Ведь это по его следам, ведущим от метромоста, пришли к ним тогда бандиты.

– Мы подставили их, – прохрипел он. – А ваших сколько полегло. И тоже из-за нас. Как погано все… почему так, Илья? Почему они так отреагировали? Мы же благо для всех сделать хотим. Мы же всех спасаем. Почему они воспротивились?

– Ты понимаешь, Коля. Все выжившие последние двадцать лет живут в полном отсутствии какой-либо идеи. Ну не двадцать лет, а чуть поменьше. И я имею ввиду идею четкую и конкретизированную. Не аморфные идолы и утопичные мечты. Первые годы, хоть и считаются теперь самыми страшными из-за хаоса неопределенности, паники и неразберихи, но у большинства была надежда на то, что вскоре этот период пройдет. То есть была идея дождаться нормализации обстановки и возвращения к нормальной жизни. Четкая и ясная идея. Это потом стало ясно, что все. Конец и ледниковый мир, в котором только и остается, что выживать. И единственной идеей для людей стало добывать жратву и оружие. Согреваться и продлить свое существование как можно дольше, цепляясь за пребывание в этом разрушенном мире когтями и зубами. То есть жизнь вошла в такое вот русло, и продолжалось так годами. И вдруг! Оказывается! Что может что-то измениться! Представь себе, что люди почувствовали. Ведь этот мир уже стал привычным. Тот старый мир уже почти забыт и покрыт презрением оставшихся в живых, которые в этой связи считают себя лучше тех, кто выжить не сумел. Многие не хотят никаких перемен. Другие верны фанатично своим чудаковатым идеалам и считают, что эту миссию должны исполнить они, а не вы. Третьи боятся потерять свободу, и в этом смысле они солидарны с первыми. То бишь они не хотят перемен.

– Боятся потерять свободу? Да какая это свобода, жить в подвалах и всего бояться? – Николай повернул голову и удивленно уставился на Людоеда.

– Мы живем в царстве зла, парень. Вот если раньше была какая-то борьба добра и зла, то сейчас… А что такое зло? Все очень просто. Зло, это неправильно понятая свобода. Я лично не вижу ничего удивительного в том, что именно сейчас люди свободны. Нет рамок и ограничений. Нет уставов, законов, уголовного кодекса и конституции. Нет милиции и прокуратуры. Нет больше дорожных знаков и бюрократии. Только рамки личной совести у каждого. Это тебе может показаться невероятным, но многие, очень многие, категорически не хотят перемен. Прошло двадцать лет парень. Все вроде устаканилось. Мало кто захочет новых потрясений. Они из кожи вон полезут, чтобы вам помешать. Только редкие очаги остатков былой цивилизации могут согласиться с вами. Вроде этой конфедерации. Или вашего Надеждинска, который, судя по рассказам твоих товарищей на этот союз похож. Так что не удивляйся.

– Это просто бред какой-то, – поморщился Николай, – Мы же благо для всех хотим сделать.

– А кто сказал тебе, что это благо абсолютно для всех? Кто тебя просил за всех решать? – Людоед усмехнулся. – Наивный какой.

– Разве люди не понимают, что они погибнут иначе!

– А кто сказал, что это факт? Ну, даже если и факт… Человеку свойственно разрушение. И саморазрушение. Ты еще этого не понял? Если ты не понял этой очевидной истины, живя в мире, разрушенном ядерной войной, то почему они должны понимать твои доводы? – Крест достал из кармана смятую пачку от сигарет, – Вот. Полюбуйся. Крупным шрифтом написано: – «Курение вредит вашему здоровью». А на другой стороне: – «Курение – причина раковых заболеваний». Люди все равно курят. И я курю. И Варяг твой трубкой пыхтит. Или вот помню, сколько по телевизору показывали аварий. Машина ехала на большой скорости и врезалась куда-то. Морду водителя по лобовому стеклу как морковку на терке размазало. А люди один хрен носились и бились. Человек забивает гвоздь и вроде он понимает, что может долбануть себе по пальцу молотком. Но не думает об этом, пока не долбанет. А потом сразу кричит. Ненавидит и гвоздь, и молоток и эту деревяшку, в которую забивал гвоздь и эту суку жену, которая попросила его сей гвоздь забить. Но только не себя. Человеческое эго и его безмерная тупость, хуже атомного оружия. Само по себе изделие, будь то сигарета, автомобиль, молоток, или чертова ядерная бомба, совершенно ничерта не значат. Но вот в руках человечишки…