Русская трагедия. Дороги дальние, невозвратные - Нина Аленникова

Когда они уехали, мы с Таней собрали наши вещи, укутались, сели в старый экипаж с верным денщиком ее мужа Масичем и отправились в Елизаветград. Осень была ранняя, холода уже наступили. В городе меня ожидали большие разочарования. Все наши вещи, с таким трудом привезенные из Гельсингфорса, теплая одежда, белье, иконы, серебро – все это пропало в имении дяди. Он хотел совершить вторую поездку и все вывезти, но не успел, был налет, и все было разграблено дотла! Так как мне исполнился двадцать один год, дядя недавно вынул из сейфа все мое серебро, оставленное покойной матерью, старинное, массивное, на 24 персоны. Мы тогда успели мельком полюбоваться им. Были массивные нарядные подносы, ящик с прелестным чайным сервизом, все это моя мать получила в подарок от дедушки и бабушки при замужестве…

Весь этот хаосный калейдоскоп событий не давал нам возможности сообразить, что делать, как поступать. В Елизаветграде все ждали союзников, все уповали на них. Я поместилась у кузины, Лиды Бороздич. Она жила с матерью, Ольгой Николаевной Лопатиной, и с троими детьми, в уютном домике, особнячке. Муж Лиды, будучи на передовых позициях, пропал без вести в самом начале войны, все предпринятые розыски были тщетны. Дядя Ахиллес поместился с семьей в маленькой квартирке, которую ему удалось найти с трудом, но там не было места для нас. Конечно, я начала сразу же искать себе помещение, так как мы были у них действительно на головах. Тетя Оля и Лида уверяли меня, что мы их нисколько не стесняем, но я знала, что это не так. Найти что-либо было очень трудно, ведь город был переполнен беженцами. Если попадались комнаты, то с ребенком не хотели сдавать.

Пока я жила у Лиды, произошло событие, не забыть его никогда… Лида, красивая, полная жизни, первые три года очень скучала по мужу. Все надеялась на его возвращение, обращалась неоднократно в Красный Крест, но было ясно, что он погиб. На пятом году она потеряла всякую надежду. У них жил квартирант, которого Лида знала еще с гимназических времен; это был товарищ ее мужа. Когда я очутилась у них, он был на фронте, в Добровольческой армии. Лида поведала мне, что он очень хочет соединить свою судьбу с ней, но она все еще не решилась.

Жизнь ее была трудная, особенно из-за детей. Они были очень избалованы, не слушались, старший мальчик, которому было двенадцать лет, совершенно отбился от рук, проводил свое время вне школы на улицах, сближаясь со всякими подонками. Тетя Оля говорила: «Им нужен авторитет, мы не справляемся». «Ну как ты думаешь? – спрашивала меня Лида – Что мне делать?» Я не знала, что ей посоветовать, тень исчезнувшего Мстислава была еще тут, не выходила из мыслей.

Уложив детей, сидели мы как-то вечером в столовой; самовар шипел, мы уже давно поужинали. Тетя Оля раскладывала пасьянс. Было тихо и уютно, мы коротали вечер. Вдруг послышался стук в дверь, которая выходила на улицу, она была закрыта на засов, к ней надо было спуститься по ступенькам. Тетя Оля вся всполошилась и начала нас уговаривать не отворять дверей. «Кто его знает, кто там!» – со страхом говорила она. Лида взяла лампу в руки, и мы с ней спустились вниз. Стук повторился. На вопрос, кто там, мы услышали знакомый голос: «Это я, отворите!» Я заметила, как изменилась Лида, сделалась белее стены. Отворили, и к нам вошел Мстислав, совершенно неузнаваемый, как тень чего-то давнего. Он был смертельно бледен, исхудал, одет был в поношенную военную шинель, и на плечах – мешок. Что-то странное, острое и чужое, было в его полинявших глазах. Лида вскрикнула и бросилась ему на шею. Тетя Оля плакала, мы все были как в чаду! Не знали, куда его усадить, как получше накормить и приласкать!

Он был необычайно угрюм и как-то недоверчиво оглядывался. Никакой радости встречи не чувствовалось в нем. Выяснилось, что немцы держали его в доме нервнобольных после контузии, которую он получил почти в самых первых боях и из-за которой попал в плен. Закусив и осмотревшись, он пошел разбудить детей. Младшие девочки его не помнили, но встретили шумно и приветливо.

Но с этим неожиданным возвращением в доме начался ад. Слава очень скоро узнал от детей, что дядя Аркаша снимает у них комнату и хочет жениться на маме. Слава всегда был ревнив, но тут его ревность превзошла все. Он начал грозиться всех нас убить и преследовал Лиду дикими сценами. Всем нам было ясно, что долгое пребывание в доме умалишенных сильно отозвалось на нем. Он был невменяем. Целыми вечерами просиживала я с ним, уговаривая его успокоиться. Ручалась за Лиду в том, что она была ему верна, что Аркадий только недавно сделал ей предложение, на которое она еще не ответила, и теперь, раз он вернулся, все будет забыто.

Наконец мне удалось найти комнату. Мне нашел ее дядя Владимир, брат отца. Это было почти на окраине, недалеко от вокзала, в очень уютном домике, где жили брат и сестра. Комната была маленькая, но можно было пользоваться гостиной, находящейся рядом. Самое приятное было то, что у них был свой садик, что для ребенка было кладом. Хозяин был высокого роста молодой человек, совершенно азиатского типа, с раскосыми глазами, он всегда носил папаху. Его сестра Клавдия была прелестная особа, изящная, стройная брюнетка. Она служила машинисткой в каком-то учреждении, но в три часа дня была уже дома. У них была прислуга Феня, немолодая, добродушная, полная женщина. Она сразу же полюбила мою девочку, которой разрешалось всюду бегать. Ее постоянно зазывал хозяин, сажал на свое плечо и носил по всей квартире, к полному ее восторгу. Словом, после пережитого кошмара у бедной Лиды нам зажилось совсем хорошо. Я была очень благодарна дяде Володе, что он нашел нам столь приятное жилище.

Но тут мне необходимо поговорить о родне моего отца. Еще в раннем детстве, в Веселом Раздоле, я часто встречала дядю Володю. Знала, что это брат отца, они были очень похожи друг на друга, хотя отец был небольшого роста, а дядя Володя был высокий, очень веселый и открытый, отец же скорее был мрачный и часто угрюмый. Я никогда не задумывалась над тем, что у них разные фамилии. Фамилия дяди Володи была Алехин, то есть ничего общего с нашей. Живя у тети Оли, мне посчастливилось часто его видеть. Он к нам забегал и всегда вносил оживление, подбадривая всех. Тогда же мне пришла мысль обратиться к тете Оле, прося ее объяснения насчет разной фамилии у двоих родных братьев. Она очень удивилась, что отец никогда мне не рассказывал о весьма сложных обстоятельствах его происхождения и истории всей семьи.

История действительно оказалась необычайная. Отец, будучи трехмесячным младенцем, был усыновлен помещиками Алейниковыми. Его родная мать и отец умерли от какой-то острой горловой эпидемии. Мать перед смертью просила свою закадычную подругу, соседку по имению, усыновить ее ребенка, что та, бездетная, с радостью согласилась сделать. Дяде Володе был годик. Он был усыновлен своим крестным отцом, у которого было пятеро своих ребят. Таким образом получились разные фамилии у двоих родных братьев. Меня страшно заинтересовал рассказ тети Оли, и я настояла на подробном изложении всей семейной истории. В результате выяснилось, что родная мать отца была настоящая француженка. Ее отец, вдовец, уроженец города Бордо, покинул Францию в 1848 году, когда там происходили пертурбации. Он приехал в Россию со своей восьмилетней дочкой. Будучи гвардейским офицером, он сразу же был принят на военную службу в соответствующем гвардейском полку, с сохранением чина. Дочь его, Наталья, попала в Екатерининский институт. Все это происходило в Петербурге. При определении девочки в институт начальница спросила Жерве, не хочет ли он познакомиться с ксендзом, который будет давать ей уроки Закона Божьего три раза в неделю, как полагалось. К полному изумлению начальницы, он ответил, что никакого ксендза ему не нужно. Он хочет, чтобы его дочь перевели в православие, так как он никогда во Францию не вернется и желает, чтобы она стала русской.