Вне зоны доступа - Келли Хармс

– Звучит ужасно, – заключила Джессика. Я совершенно уверена, что это был сарказм.

– И моя мама меня ужасно не любит. Очевидно, что это не способствует искренней признательности.

– Очевидно, – подтвердил Тим.

– И ты никогда не разговариваешь с мамиными сестрами, – продолжила Джессика. – Или с моим отцом. Она подняла бровь, глядя на меня, как бы говоря: видишь?

– С твоим отцом все в порядке, – возразила я. – За исключением того, что он не мой папа, который мне очень нравится. Видишь, еще четвертый человек: папа. И у меня есть подруга в долине с несколькими маленькими детьми, Мишель, которую я знаю со времен колледжа, – воскликнула я. – Вуаля! Два друга, два члена семьи и один фактически незнакомец. – Я жестом указала на Тима, покачивающегося на моем велосипеде. – Целый круг общения.

– Я друг или семья? – спросила она.

– Семья, конечно. Кэри – мой второй друг.

– Парень, которому принадлежит гостиница? – уточнила она. – Ты знаешь его примерно неделю.

– Достаточно долго, – не согласилась я. – в моем календаре есть повторяющаяся заметка о том, чтобы каждый год посылать ему открытку на день рождения. Наша дружба в безопасности.

Джессика засмеялась надо мной и заключила:

– Что и требовалось доказать. Ни один интернет-инфлюенсер, желающий сохранить статус-кво, не нанял бы тебя на пост гострайтера.

«Ну, – подумала я. Это, безусловно, согласуется с моим опытом».

– Здесь я склонен согласиться с Джессикой, – вмешался Тим. – У тебя авторитарная и откровенная манера говорить, а это никому не нравится.

– Спасибо, – ответила я. Тим такой хороший парень. – Итак, твоя гипотеза состоит в том, что Миа хотела каким-то образом изменить тон или траекторию своего присутствия в Интернете, – начала я.

– Вот почему она наняла тебя, – закончила за меня Джессика.

Я ничего не ответила на это, потому что ложь начала давить на меня, и я не собиралась ей потакать.

– Также, – продолжила я. – Ты предполагаешь, что Миа хотела измениться так, как Такер хотел, чтобы она изменилась, и поэтому она и Такер в действительности должны воссоединиться? Такая у нас рабочая теория?

– Именно, – подтвердила Джессика.

– Я мог бы также добавить, что в этом случае, возможно, в условия твоего трудового договора не входит разлучать их, – добавил Тим. – Или условия твоего договора как члена общества, которое в целом ценит отношения и связи.

Я вздохнула и обдумала это. С одной стороны, если мы ничего не предпримем, Миа вот-вот узнает, насколько невероятно ее взломали, и это может, мягко говоря, вызвать у нее некоторое беспокойство. Такой скандал может навредить моему настоящему работодателю, Pictey, в финансовом отношении, а ее подписчикам – в эмоциональном.

Или… это может привести к большой публичной свадьбе, как и было изначально обещано. Хм.

Кроме того, я понимала, что быть невестой на большой публичной свадьбе – счастье для многих женщин, хотя для меня это звучало примерно так же весело, как совершить нашу поездку на велосипеде, только голой.

– Остается тот факт, что я опубликовала кое-что, написанное от разочарования, что может полностью положить конец карьере Мии как инфлюенсера, – сказала я. – Разве я, по крайней мере, не несу ответственности за то, чтобы удалить это?

– Думаю, если ты оставишь этот пост, она тебя уволит, – подтвердила Джессика.

– Понятно, – добавил Тим. – Однако если ты удалишь пост, ты удалишь и очень интересную дискуссию, которая возникла в комментариях. Похоже, многим людям есть что сказать на тему социальных сетей и психического здоровья. А еще здесь есть убежденные защитники древней традиции медитации. Пока я бы сказал, что медитация побеждает в этом споре.

– Ты правда читаешь канал @Mia&Mike прямо сейчас? – удивилась я. – Пока мы едем на велосипедах?

– Ну, конечно, – отозвался он. – Иначе я не смог бы следить за вашим разговором. А Джессика уже сказала мне, что предпочитает это моему обсуждению геологической шкалы времени.

Я хмуро посмотрела на Джессику. В ответ она закатила глаза.

– Ну, – сказала я, снова слегка повернувшись к Тиму, – полагаю, что тема Мии и Такера более уместна в данный момент, хотя и далеко не так интересна или важна, как что-то вроде горста.

Джессика рассмеялась.

– О, Пейдж! Никогда не меняйся.

Я подумала, что возможно уже слишком поздно. Что-то во мне изменилось.

– Я считаю, что мне пора перестать публиковать посты для Мии, – объявила я. – Но я согласна с тем, чтобы позволить Такеру изложить ей свое видение проблемы напрямую, и будь прокляты последствия. Настоящая любовь побеждает и все такое.

– О! Замечательно! В таком случае, можем ли мы отправиться в Вейл? – взволнованно спросил Тим.

– Нет, Тим, – ответила я. – У меня болит промежность. А еще мне нужно убрать кое-какие цифровые следы, просто чтобы избежать будущих проблем для меня – и Мии, конечно.

– Понятно. Тогда к самому быстрому Wi-Fi на Диком Западе, – объявил он. – Чтобы стереть все это с лица Земли!

Миа

Примерно через восемь месяцев после постановки диагноза Майк начал прятаться от меня. Я только что купила ему новый олений рог – больше всего он любил жевать именно его – и он взял его в рот, но вместо того, чтобы жевать его на полу прямо передо мной, он подошел к открытому шкафу в моей спальне, положил его прямо под нос и лег. Я позвонила ветеринару, и она посоветовала обезболивающие и сказала мне, что это может означать, что скоро придет его время. Затем его рентгеновские снимки показали, что рак распространился дальше. Я позвонила ветеринару в университет Мичигана, и она сказала мне, чтобы я была готова ко всему.

Каждый день я просыпалась и говорила себе, что сделаю этот день лучшим для Майка. Контракт по продаже студии был подписан, и я могла большую часть времени работать дома. Я могла возить его в фургоне целый день, много дней, работая в кафе, радуясь Wi-Fi, своему мобильному телефону и свободе, которую они мне предоставляли. Майк мог лежать на мягкой кровати фургона и каждый день встречаться с десятками людей и слышать, что он хороший мальчик, от всех, кто проходил мимо. Вечером после работы он мог сидеть, положив голову мне на колени, и громко дышать в унисон со мной, пока мы смотрели телевизор и обсуждали прошедший день. Он все еще вилял хвостом.

Когда он разбудил меня, чтобы я подняла его с постели посреди ночи, чтобы он мог сам вернуться в шкаф и спрятаться, я поняла, что его время пришло. Я села в шкаф рядом с ним и пообещала ему, что все будет хорошо. Было поздно, и часы тянулись долго. Я спрашивала его о том, что он хочет. Я сказала ему, что не позволю ему больше страдать. Хотел ли он, чтобы его похоронили?