Внутренний порок - Томас Пинчон

— Ты меня подстрелил.

— Надеюсь, смертельно?

— Похоже на то.

— Как мне в этом убедиться?

— Может, в новостях в одиннадцать покажут, засранец.

— Сиди на месте, попробуй не загнуться, я сообщу.

Док отправился искать телефон. Никто вроде бы в него не стрелял. Он как раз вызывал «скорую», когда с этажа ниже донеслись шумы какой-то деятельности — наверно, из гаража, догадался он. Док нашёл какую-то лестницу и осторожно сполз вниз посмотреть.

Из багажника «линколна-континентала» деловито выгружал двадцатикилограммовый пакет Йети Бьёрнсен, оглядевший Дока без удивления.

— Ты с ними нормально справился? Я могу чем-то…

— Ты меня, блядь, подставил, Йети, что такое, у тебя кишка тонка самому это сделать?

— Ну извини. Я и так в говне по шею лично с капитаном, а тебя видел в тире.

— А это там у тебя то, что я думаю, это и есть?

Краткий такт — словно слипшийся ком снега высоко на горном склоне дожидался разрешения сойти лавиной. Йети пожал плечами.

— Ну… это только один. Есть ещё. На улики хватит.

— А-га, а тот, что ты сейчас берёшь, на улице стоит больше, чем легавые, по-твоему, умеют сосчитать. Йети, Йети, я видел это кино, чувак, и, насколько мне помнится, тот персонаж плохо кончает.

— У меня обязательства.

Ворота были открыты. Йети перенёс пакет к «импале» 65-го года, запаркованной на въезде в гараж, отщёлкнул багажник и сунул пакет внутрь.

— Чувак, ты тут у «Золотого Клыка» тыришь. Компания до ебанатизма зловещая, если припоминаешь, они как-то вечером в Бел-Эйре замочили одного из своих членов совета?

— Это, разумеется, если верить твоей собственной бредовой системе. Мы же в Отделе в настоящее время больше сосредоточены на списке Разъярённых Мужей, надо признать, значительной длины. Тебя подвезти?

— Не-е, знаешь чего, ну его нахуй… вообще-то ну тебя нахуй, я и пешком пройдусь. — Он развернулся и пошёл.

— Ууу, — выдал Йети. — Чувствительный.

Док не останавливался. Солнце только что закатилось, над краем света угасало зловещее зарево. По ходу, он начал подмечать в этом отрезке оштукатуренных бунгало и пляжных хижин нечто всё более знакомое, и немного погодя вспомнил, что это Гаммо-Маркс-Магистраль, где, согласно досье, которое ему дала посмотреть Пенни, у Адриана имелся дом, где подстрелили напарника Йети. Главная артерия для импульсивных и уже брошенных, шла в гору, что бы там кому ни рассказывал их учитель геометрии, в обе стороны. Кто знал, сколько раз бывал тут Йети после смерти напарника? И в до чего беспомощном градусе страсти?

Док подавил в себе порыв обернуться. Пусть Йети обстряпывает свои делишки. До автобусной остановки тут должно быть не больше пары миль, а Доку нужно размяться. Он слышал шелест ветра в кронах пальм и мерный бит прибоя. Время от времени мимо проносилась машина — ещё по каким-то неблагодарным своим делам, иногда со включённым радио, иногда бибикая Доку за то, что пешеход. Вскоре он засёк разукрашенный сёрферский коттедж через дорогу, перед ним стоял катафалк «кадиллак» 59-го года — стёкла зачернённые, хром, насколько Док сумел разглядеть, непреклонно отреставрирован до подлинности, а там, где раньше катали жмуров, лежала пара длинных досок. Он подошёл посмотреть.

Тут же что-то мелькнуло на краю его поля зрения — такое видишь в домах, которым полагается быть брошенными. Он нырнул за катафалк, заодно доставая «смит», а из конуса под уличным фонарём впереди возник Адриан Пруссия.

Что?

Либо Док взгклюкнул, что убил Адриана, что всегда может быть вероятно, либо он его только ранил, и Адриану удалось выбраться через задний двор и на пляж, а оттуда дойти до следующей дорожки наверх, через хрустальную травку снова на улицу.

— Ёбаное хипьё, вас так легко одурачить. — Вообще-то звучал Адриан не очень, но Док в тот миг не мог себе позволить слишком уж принимать желаемое за действительное.

— Валяй, Адриан, ты ещё можешь скрыться, ступай с миром, чувак, не буду тебя задерживать или как-то.

— После того, что ты сделал с Шайбом, — ни за что. Я иду к тебе, засранец. — Док съёжился под остатками небесного сиянья, взвешивая возможности, вроде закатиться под катафалк и по пробовать подстрелить Адриана в ногу. — Может, разок пальнуть ты и успеешь. Только для этого тебе придётся встать и выйти, а стрелять надо будет очень метко. Я же тем временем разнесу тебе башку в ту же минуту, как её увижу.

Сзади, с Гаммо-Маркс-Магистрали Док услышал сирены. Казалось, их больше одной — и всё громче.

— Видишь? я тебе «скорую» вызвал и прочее.

— Спасибо, — ответил Адриан, — так с твоей стороны заботливо, что куда деваться, — и рухнул лицом на мостовую, а когда наконец Док высунулся посмотреть, судя по всему, уже не шевелился. Вполне мёртв.

Док оглянулся и увидел мигалки перед домом Адриана — «скорая» и две-три чёрно-белые. С Йети беседуют, не иначе. Лучше и дальше продолжать эту вечернюю прогулку, вверх по Гаммо-Маркс-Магистрали. Он же не сбегает ни с какого места преступления, ни с чего, нет. Увидят тело Адриана — так за Доком в погоню либо кинутся, либо нет, свинтят его сейчас, свинтят позже, какая разница. В теории он понимал, что только что убил двух человек и его ждут месяцы, если не годы разборок, но опять же, там на улице остался не он.

Он пытался вспомнить слова к «Яркой неуловимой бабочке любви», когда за спиной у него раздался рёв почти сопоставимой мелодичности, в котором он признал выхлоп восьмицилиндрового V-образного движка через Стеклопакет «Бомба с Вишенками». То был Йети — притормозил, помедлил рядом с Доком и открутил стекло вниз.

— Едешь?

А то. Док сел.

— Где «эль-камино»?

— В мастерской, кольца надо. Это Невинина.

— И… мы сейчас просто слиняем.

— Хватит париться, Спортелло, обо всём позаботились.

— ¿Palabra?[82]

Йети распрямил вверх три пальца, как при Бойскаутской Клятве, вот только они у него были как бы, ну, скрючены.

— Полу-palabra.

Йети больше не раскрывал рта, пока не выехали на трассу Сан-Диего, направлением на север.

— Ты прав. Я знаю, что мне надо было самому.

— Это между тобой и кем угодно, чувак. Призраком твоего напарника, может.

Йети включил радио, настроенное на станцию лёгкой музыка — а вероятно, и приваренное к ней. Происходило нечто вроде попурри из Глена Кэмбла. Йети не отлипал умом от ГММ.

— Винни сюда приехал из Нью-Йорка, знаешь, у меня неделя ушла, пока не научился понимать, что он говорит, не сколько выговор, сколько сам ритм. А потом и сам так начал разговаривать, и никто не понимал уже меня. Я себя до сих пор спрашиваю, можно ли мне было в тот день ему чутка больше времени выторговать, но, как обычно, он был очень шустрый. Мы на ГММ приехали по наколке, которую ему якобы дали, и я машину толком остановить даже не успел, а он шмыг из неё — и в дом. Я знал, что там произойдёт. Вызывал подкрепление, когда услышал изнутри выстрелы. Я какое-то время орал, как дурак: Винни, ты там? А он и там, и нет. Бедный ебала. Обречён был на плохой конец рано или поздно. Чокнутый, как они все, но мне с тылу никогда так надёжно не бывало ни до, ни после. Шпаку трудно объяснить, но я на самом деле… я ему стольким обязан.

Йети некоторое время ехал. Док сказал:

— Знаешь, чего? Предельно честно? Я думал, это ты.

— Думал, я что? Я Винни уделал? своего же напарника? Господи, Спортелло. Ты когда-нибудь бросишь эти свои параноидальные двинутые номера?

— Обзывай, как хочешь, Йети, это ж нормальная реакция, нет? Откуда мне знать, что у вашей публики там творится, вы ж там все ползаете за своим синим стальным занавесом, ебанутую власть делите.

Йети не ответил, но бывали времена, когда Док слышал его молчания, и данное говорило Ты Слишком Много Знать Не Можешь Поэтому Нахуй Пшёл.

Но можно и поковыряться.

— Типа, может, в Управлении вы оба с ним были в одном говносписке, в смысле, раз напарники и прочее, пришить его — неплохой способ опять к себе расположить, нет?

— Ты не соображаешь, что несёшь. Большое спасибо за такую заботу, но у меня всё схвачено, ага? Я возрожденческий легавый, не забывай, для всех заинтересованных сторон тут я — всё сразу.

— Нет, Йети… нет, ты знаешь, что ты есть, по-моему? Ты в ПУЛА свой Чарли Мэнсон. Ты буйный злобный псих в самом сердце этого маленького легавого царства, до которого ничему и никому не добраться, и смилуйся над ними боженька, если ты однажды утром не с той ноги встанешь, тогда будет сплошь «беги, легавый, беги», а когда дым рассеется, в пустых углах Стеклянного Дома будут вить гнёзда певчие птахи. Ну, ещё битое стекло и прочее говно.

Довольный, судя по виду, таким очерком характера, Йети разогнался миль до восьмидесяти пяти или девяноста в час и злорадно, можно даже выразиться — самоубийственно, — рванул по трассе в традиционной манере, виляя с одной полосы на другую. На радио машины Невины Бьёрнсен наступили заунывные неуважительные медные и недохиповые синкопы аранжировки Херба Алперта, в которой Док с растущим ужасом опознал «Нямки Нямки Нямки» «Огайоского Экспресса». Он потянулся к ручке громкости, но Йети его опередил.