Приди и помоги. Мстислав Удалой - Александр Филимонов

Мстислав Мстиславич, отделив свой полк, направил его в сторону угорских знамен. Половцы, все так же держа начальное расстояние, приняли вправо, вслед за полком Удалого, словно давая всем, кому было видно, понять, что они отказываются поддерживать Владимира Рюриковича. Без сомнения, ляхи увидели это и оценили — их движение навстречу смолянам ускорилось, и торжествующий победный крик понесся над полем.

В полку Мстислава раздалось несколько недоуменных восклицаний. В самом деле — все выглядело так, будто князь Владимир брошен на произвол судьбы. Удалой резким окриком заставил всех замолчать.

Дальше он стал делать нечто совсем непонятное. Справа от его полка, удаленный от угорского войска, возвышался небольшой холм, поросший редким лесом, ограничивающий плоскую равнину. Если встать на этом холме, то можно увидеть перед собой как на ладони и угров, изготовившихся к нападению, а вдали — ляхов, все ближе и ближе подходящих к полку Владимира Рюриковича. Но встать на этом холме, с которого все так хорошо видно, значило уклониться от битвы. Тем не менее Мстислав Мстиславич именно туда повел свой полк, и вслед за ним пошли половцы.

Все так же не позволяя своим воинам выражать сомнения, Удалой велел двигаться к холму как можно скорее — для этого ему пришлось даже, покинув место впереди полка, заехать в тыл и, грозя мечом, гнать недоумевающий полк, словно стадо. Ему повиновались — так он стал страшен.

У подножия холма, приказав всем подниматься на него и выстраиваться в оборонительный порядок, Мстислав Мстиславич подозвал к себе Никиту. Сам смотрел туда, где вот-вот должна была произойти сшибка Владимира Рюриковича с белым орлом.

— Никитушка! — сказал он мечнику озабоченно. — Теперь на тебя моя надежда. Поезжай-ка ты к князю Владимиру, если не успеешь и бой у них начнется — все равно до князя доберись. И вот что ему скажи. Он, поди, гневаться станет, а ты скажи: князь, мол, Мстислав все видит, все знает, как ему тяжело одному. И скажи, чтоб не очень крепко стоял. Понимаешь меня?

— Что ж — сказать, чтоб бежал, что ли? — удивленно спросил Никита. — Он же меня мечом ударит, княже.

— А ты скажи так, чтоб не ударил. — Мстислав Мстиславич был спокоен, и его спокойствие понемногу передавалось мечнику. Князь знал, что делал! — Зачем — бежал? Не бежать, а скажи — пусть отступит немного. Главное — пусть у нас из виду скроется. Там, в бою, говорить долго некогда, вот ты и придумай, как ему сказать, чтобы он сразу понял. Сделаешь?

— Сделаю, княже. — Никита, кажется, начинал понимать, что задумал князь.

— Ну, а как сделаешь — назад возвращайся, — велел Мстислав Мстиславич, и мечнику даже почудилось, что он улыбается слегка. — Да скорей возвращайся. Без тебя ничего начинать не станем.

Никита, нахлестывая коня, помчался в сторону разгоревшейся битвы. Странно было ехать одному через широкое поле, чувствуя, что к тебе прикованы сотни глаз — и своих и чужих. Впереди уже шла сеча, слышался звон мечей, нестройные крики и испуганное конское ржание. Ехать туда одному, провожаемому взглядами, было как-то жутковато.

Впрочем, он был в поле не один. Ему навстречу, от места схватки смолян с ляхами, торопился всадник. Свой, определил Никита.

Поравнявшись друг с другом, они придержали коней. Смоленский дружинник был взбудоражен, растерян. Левую руку держал на весу — наверное, успел получить пару ударов, прежде чем его послали к Мстиславу Мстиславичу — выяснить, в чем же дело.

— Что вы там? — испуганно закричал на Никиту смолянин. — Что творите? Нас рубят, а вы что? Князь велел…

— Поехали! — оборвал его Никита. — Мне к твоему князю и надо. Поехали, покажешь, где он.

Вдвоем ехать было веселее. Уже ясно различались враги — всадники, у которых за спинами было приделано что-то вроде крыльев. Белые перья, казалось, горели в лучах утреннего солнца, и Никита, чувствуя рядом дыхание смоленского дружинника, вдруг словно забыл о князевом поручении и страстно захотел, вытащив меч, ворваться в ряды противника — и рубить, рубить по этим самым крыльям! Но вовремя спохватился.

— Где князь? — крикнул он смоленцу. — Куда ехать? Покажи!

Тот без разговоров подал знак: следуй за мной. И стал забирать влево, огибая дерущихся, стараясь заехать своим в тыл. Проскакав немного за дружинником, Никита и сам увидел князя Владимира. Тот о чем-то кричал двум совсем юным отрокам — видимо, прогонял их с поля. Никита узнал обоих — это были два Ростислава, племянники Удалого. Они пытались протестовать, но видно было, что оба испуганы. Немудрено было испугаться мальчикам в такой неразберихе!

Завидев подъезжающего Никиту, Владимир Рюрикович узнал его и забыл про юношей.

— Что князь думает? — заорал он. — Все войско так погубит! Почему не начинаете?

Никита приблизился. Оба Ростислава разглядывали его во все глаза. Среди общего отчаяния он поразил их своим спокойным видом.

— Князь Владимир! — сказал Никита, поднимая руку, будто останавливая князя. — Погоди сердиться! Князь тебе слово велел передать.

— Говори!

— Он велел, чтобы ты, князь Владимир, не крепко бился. Отступай понемногу, пожалуйста.

— Почему мне отступать? — Владимир даже ощерился.

— Погоди, князь Владимир. Вам — ляхов на себя выманить. Подальше их увести отсюда. Понимаешь? Увести ляхов туда. — И Никита махнул рукой в ту сторону, откуда сначала наступало все войско. — Отступай, пожалуйста, князь Владимир. Он так велел.

Владимир Рюрикович смотрел на Никиту, смотрел — и все вдруг понял. Он резко повернулся и стал пробиваться в гущу своего полка. Оба Ростиславича не решились последовать за ним. Они-то понимали только одно — враг превосходит числом, и если не побежишь, то можно погибнуть. А юношам погибать совсем не хотелось.

Никита тоже стал разворачивать коня. Пора было возвращаться к своим.

— Ну, прощай, брат! — крикнул он смоленцу, который все еще стоял тут же, рядом, и тоже, кажется, понял замысел Мстислава Мстиславича. — Прощай! Может — свидимся!

И кинулся через поле к дальнему холму, казавшемуся отсюда совсем маленьким и невысоким.

Оглядываться было некогда. Угорские стяги, поднимающиеся над войском — темной полоской вдали, — отчетливо двигались. Значит, угры, видя, что полк Владимира Рюриковича отступает, не выдержали и пошли. Следовало Никите торопиться, чтобы поспеть к князю до того, как начнется самое главное. Он безжалостно хлестал коня, надеясь, что конь не обидится и в бою станет слушаться его по-прежнему. По ровному полю гнедой летел как птица, словно догадываясь, что от его быстроты многое зависит.

Пригибаясь к холке, Никита мог лишь изредка взглядывать на холм. Но успел заметить, что войско еще не тронулось и многие ему машут призывно. Получалось так, как обещал Мстислав Мстиславич: они не начинали, пока он не подъедет.

Князь и вправду ждал. Ни о чем Никиту не стал спрашивать, лишь кивнул удовлетворенно. Только теперь, взобравшись на пригорок и став рядом с князем, Никита вгляделся и увидел, что задание он выполнить сумел: смоленский полк отступал. Не бежал в беспорядке, как это бывает, а именно отступал, оказывая противнику небольшое сопротивление и тем самым связывая его. Ляхи не могли отстать от князя Владимира и, оборотившись, прийти на помощь уграм, не опасаясь немедленного удара в спину. Бой уходил вдаль и вот-вот должен был скрыться из виду.

Теперь самое время было обратить внимание на угорские полки. Никита заметил, что князь Мстислав тоже смотрит в ту сторону. Не хватало терпения у них! Покинув свое место, на котором они, наверное, надеялись встретить русский удар, враги выбежали в поле и сильно растянули строй. То, что называется, захотели поймать двух зайцев — и ляхам-союзникам подсобить, и этих, что на холме рассчитывают отсидеться, тоже побеспокоить.

Обернувшись на половецкое войско, расположившееся возле холма со стороны, дальней от угров и, таким образом, ими не видимое, Никита даже присвистнул: половцы уже были готовы к удару, обнажили свои кривые сабли и хищно подобрались в седлах. Буркан во все глаза смотрел на Мстислава Мстиславича, ожидая от него знака.

Князь привстал на стременах.

— За мной, братья! — закричал он, выдергивая меч из ножен. — Покажем им, собакам, как биться надо!

Русские тоже были готовы к битве. Со страшным ревом полк ринулся вниз с холма. Никита старался не отставать от князя. Все его существо охватил неодолимый восторг причастности к могучей праведной силе, перед которой никто не устоит, не может устоять! Ощущение восторга было таким мощным, что впору не драться, а заорать во все горло и дать волю наплывающим изнутри горячим слезам.

В чувство Никиту привел многоголосый половецкий визг, оглушительно ударивший в ухо слева. Это воины Буркана, обогнув подошву холма, соединились с русскими и тем самым, несомненно, удвоили в глазах угров силу, на них наступающую. Теперь Никита знал одно — какое-то время будет только рубка, и ничего больше. Князю будет некогда оглядывать поле битвы и придумывать новые ловушки врагам. Дело было за русскими мечами и половецкими саблями.