Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты - Владимир Виленович Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Тем временем Паулуччи, следуя кратчайшим путем, через горы, узнал, что в распоряжении Хусейн-Кули-хана находится более шести тысяч человек, что расположился он лагерем возле самой крепости Ахалкалаки, что в 70 верстах, юго-восточнее Ахалциха, что в сам Ахалцих прибыл левантский Сулейман-бек с двумя тысячами конницы и что Шериф-паша все еще сторожит Ахалцих от посягательств трепезундского сераскира. Однако Паулуччи не мог знать наверняка, попытаются ли турки в последний момент соединиться с персами или нет. В любом случае, он должен был торопиться.
В три часа ночи, несмотря на ненастную погоду, Паулуччи обошел степью крепость Ахалкалаки и подошел к спящему персидскому лагерю. Направив батальон Лисаневича на правый фланг лагеря, а батальон Печерского – на левый, сам маркиз, не останавливаясь, двинулся в атаку. Подойдя на сто саженей к лагерю и не будучи при этом замеченными, наши произвели одновременно залп из ружей и с криком «ура» бросились в штыки. Застигнутые врасплох, персы не успели даже разобрать ружей, как были уже опрокинуты и обращены в бегство.
При первых выстрелах Хусейн-Кули-хан и мятежный царевич Александр, будучи голыми, выскочили из своих шатров и бросились в ров, находившийся сзади лагеря, по которому ползком и сбежали. О том, чтобы возглавить оборону лагеря, они даже не думали.
Так как начальники разбежались, в лагере началась полная паника. Поражаемые штыками и ружейным огнем, несчастные сарбазы погибали, так и не успев понять, что произошло.
Теснимые со всех сторон нашими егерями, персы искали спасения в том же глубоком и каменистом рву, посредством которого бежали их вожди, но сейчас, вместо спасительного пути, ров стал их братской могилой. Толкая друг друга, персы падали сотнями туда сотнями, давя насмерть тех, кто оказывался внизу. Спастись из этой жуткой давки было просто невозможно, так как прижатую ко рву толпу наши солдаты расстреливали в упор и кололи штыками.
Единственным, кто пытался сопротивляться, был караул, охранявший ставку сердара, но и его полковник Лисаневич быстро успокоил штыками. Напрасно несчастные пытались искать спасения в крепости, комендант Ахалкалаки, при первых же выстрелах, велел запереть крепостные ворота и не пропускать никого ни в крепость, ни из крепости. Со стен открыли было огонь по сражавшимся, но в темноте палили наугад, еще больше увеличивая панику и число жертв. Когда же через три часа после атаки рассвело, все было кончено, и персидского корпуса уже не существовало.
Потери персов простирались в несколько тысяч, в плен же были взяты несколько ханов, захвачены четыре знамени и в том числе и подаренное шахом Хусейн-хану с гербом Персии. Столь блестящая победа стоила нам всего четырех убитых и 17 раненых. Победителям достался буквально заваленный добром лагерь. Смертельно уставшие от ночной резни егеря бродили с полными карманами золота и драгоценных камней, мечтая, как они все это спустят в ближайшем духане. Остальное просто стаскивали в кучи и поджигали.
Посылая курьера к наместнику, Паулуччи велел ему передать итоги похода так:
– Приказание окончить экспедицию в десять дней исполнено, а войско Хусейн-хана истреблено полностью!
«Поражение, – писал, узнав о победе под Ахалкалаки Тормасов, – было до сих пор неслыханное в здешнем крае, как и добыча здесь неслыханная».
Что касается Паулуччи, то сам он был в восторге от действий полковника Лисаневича, которого характеризовал в письме к Тормасову как офицера в высшей степени выдающегося и достойного генеральских эполет!
После боя маркиз Паулуччи дал солдатам не только отдохнуть, но и насладиться плодами победы, после чего отошел от крепости, чтобы не донимал огонь ее артиллерии. Сам он сожалел, что не смог, пользуясь всеобщей паникой, ворваться в Ахалкалаки. Несмотря на то что Лисаневич с Печерским убеждали его, что на это просто бы не хватило сил, все равно был печален.
Если кавказские офицеры в те дни, не без смеха, каламбурили: «Получили персы от Паулуччи!», то солдаты отныне именовали маркиза, не иначе, как «Генерал Получи!», с ударением на последнем слоге фамилии.
Победа при Ахалкалаки имели серьезные последствия. Прежде всего, она спасла от вторжения Грузию, а, кроме того, не допустила соединения персов с турками, возобновив былую вражду между союзниками. Эта вражда усилилась, когда, после отступления нашего отряда, в разгромленный персидский лагерь примчались ахалцихские турки-карапапахи, которые не только разграбили остатки оставшегося добра, но и обобрали донага уцелевших персов, оставив их без оружия, лошадей и пищи.
Надо ли говорить, что бежавший голым в горы эриванский сердар Хусейн-Кули-хан обвинил в своем поражении обманувшего его ахалцихского Шериф-пашу. Когда же на другой день после поражения, Шериф-паша все же прибыл в догорающий лагерь Хусейна, то оба вождя едва не схватились в сабли.
Возобновившуюся вражду персов с турками Тормасов считал главной заслугой Паулуччи:
– Мародерство турок в персидском лагере уже само по себе является нашей победой, ибо былая дружба их мгновенно исчезла! А значит, впредь мы обезопасили себя от войны на два фронта.
Завершив экспедицию, маркиз Паулуччи возвратился с отрядом в селение Цалки.
Награды за победу при Ахалкалаки не заставили себя ждать. Вскоре Паулуччи был произведен в генерал-лейтенанты, а полковник Лисаневич – в генерал-майоры. Щедро были награждены и другие офицеры.
Глава четвертая
Когда Аббас-Мирза узнал о поражении, он на двое суток закрылся в своем шатре, а когда вышел, то снова был полон планов и надежд.
– Готовьтесь к новым сражениям! – заявил он своим военачальникам. – Мы снова нападаем на русских!
Этот молодой принц был совершенно не похож на большинство персов. В стране, где умилялись лепесткам роз и тут же перешагивали через умирающих от голода, в стране, где умели тонко оценить поэтическую лирику и изобретали самые изощренные казни, в стране, где женщины в горе должны были проявлять стойкость, а мужчины – плакать, в этой стране принц Аббас был единственным в своем роде.
Утонченный эстет с огромными миндалевидными
