На воле - Евгений Сухов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надежда посигналила фарами «девятке», требуя освободить полосу. Водитель, коротко стриженный парень, хмуро посмотрев на Надежду, выбросил вверх средний палец и перестроился правее.
Наконец «пежо» сбавил скорость, съехал с асфальта на проселок и, переваливаясь на ухабах, покатил к лесу. На опушке Надежда свернула с дороги, машина, треща сучьями, углубилась через прогалину в густой орешник и остановилась. Заметить ее с дороги было невозможно.
Надежда потянула за крохотный рычажок, и высокое сиденье мягко откинулось назад.
Взгляд у Надежды изменился. Это была уже не та строгая дамочка, которая высокомерно посматривала из своей иномарки на «Лады» и «Москвичи», — теперь это была самка, возжелавшая страсти.
— Иди ко мне.
Голос у Надежды тоже изменился — он стал глубоким, воркующим, зовущим. Федор невольно улыбнулся:
— А может быть, все-таки попытаемся это сделать на заднем сиденье? Там места побольше, покомфортабельнее будет.
— Нет, я хочу здесь. — И Надежда стала решительно стягивать с себя узенькие черные трусики.
На несколько секунд Угрюмый был заворожен этим зрелищем. А когда на мягкий импортный коврик упала и юбка, малыми размерами напоминавшая набедренную повязку девушек из племени папуа, Федор страстно сжал пятерней гладкое мраморное бедро любовницы.
— Открой верх, — попросила Надежда, запрокидывая голову. — Я хочу видеть небо. Ты же знаешь, что я очень романтичная натура.
— Ты хочешь получить все удовольствия сразу, — улыбнулся Федор, все выше продвигая ладонь по ее бедру. Его прикосновения становились все нежнее. — Кстати, а как открывается верх твоей коробочки?
Надежда слегка раздвинула ноги и произнесла:
— Нажми вот на эту черную кнопку. Только, Бога ради, не убирай руку.
— Как же я тогда открою верх? — поинтересовался Угрюмый.
— Другой рукой.
В такие минуты Угрюмый не отказывал себе в удовольствии помучить Надежду.
Это очень сложно. Боюсь, что я просто не дотянусь до нее.
— О Господи, сделай же что-нибудь, — и Надежда всем телом подалась вперед.
Ладно, довольно испытаний. Федор надавил большим пальцем на чёрную кнопку, которая легко утонула в панели. Темно-серый верх кабриолета мягко сложился в гармошку, открывая густо-синюю бездну неба.
— Как хорошо! — вскрикнула Надежда.
Ее тело благодарно приняло в себя мужскую твердь. Угрюмый с опозданием обратил внимание на то, что Надежда не сняла босоножек, и острые каблуки с силой били по пластиковой панели, угрожая разбить ее вдребезги.
— Я люблю тебя! — закричала неистово Надежда, и ее покрытые перламутровым лаком коготки через плотную ткань рубашки впились в плечи любовника. Угрюмый застонал от наслаждения, пронизавшего каждую клетку его тела, и обессиленно замер на бурно дышащей груди подруги.
Надежда расслабилась, раскинув руки. Её колени упирались в руль, но это обстоятельство, казалось, не причиняло ей никаких неудобств. Надежда с удовольствием ощущала на себе тяжесть крепкого мужского тела.
Несколько минут они лежали без движения, наслаждаясь близостью, а потом Надежда опустила ноги и буднично произнесла:
— Закурить бы, сейчас самый кайф.
Угрюмый привстал, извлек из кармана пачку «Парламента» и вытащил две сигареты: одну протянул Надежде, другую взял сам, после чего чиркнул зажигалкой. Пламя обожгло кончик сигареты, и Надежда пыхнула облачком ароматного дыма. Она не стеснялась своей наготы, зная, что тело ее безупречно.
Когда она потянулась за трусиками, Федор перехватил ее руку:
— Не торопись. Ты хороша и так. Дай мне вдоволь полюбоваться твоими стройными ножками.
— Смотри, теперь я твоя.
Угрюмый вновь приобретал власть над Надеждой, и ему было приятно это сознавать. Курила Надежда редко и всегда после совокупления. Она была порочна до кончиков ногтей и не считала грехом заводить любовников из свиты своего мужа. При этом она была умна и образованна — именно в таких женщин влюбляются великие поэты и повелители мира.
Угрюмый не удержался и спросил:
— А когда ты с Коляном… Ты потом тоже сигареткой балуешься?
— Что ты! Он ведь даже не знает, что я курю, — изумление Надежды было искренним. — Мне кажется, если бы он об этом узнал, то просто убил бы меня.
— Не бойся, я тебя не выдам, — усмехнулся Федор.
Надежда докурила сигарету и сильным щелчком
отбросила ее в кусты через поднятый верх машины.
— Еще бы ты меня выдал! Ладно, ехать пора, всех удовольствий должно быть в меру.
Слегка приподнявшись, она надела трусики и коротенькую юбку. Еще минуту назад Угрюмый каждой клеткой своего огромного тела ощущал удовлетворенность и покой. Казалось, желать было больше нечего, но стоило ему понаблюдать за превращением Надежды из его любовницы в недосягаемую царицу, и прежнее желание вспыхнуло с новой силой.
Угрюмый положил руку на колено Надежды, но неожиданно услышал ледяной отказ:
— Не время, Федя, побаловались и хватит. Ведь ты знаешь, я баба заводная и могу этим делом заниматься до утра следующего дня, но ты ведь прибыл сюда не только для этого, Что будет, если ты не выполнишь наказов Николая? Он тебя убьет, верно?
— Верно.
— Вот видишь, а ты мне нужен живым. Я имею на тебя большие виды, ведь наша любовь только начинается. А потом, я тебе обещаю, что мы с тобой еще встретимся сегодня. Скажем, часиков в десять вечера у моей мамы. Ты ведь не будешь возражать?
— Разумеется, нет.
Угрюмый аккуратно" поправил юбку на ее коленях. Подчас ему трудно было сказать, как он относится к Надежде. Его чувства представляли собой своеобразный клубок, в котором тесно переплетались нити любви, обожания, ненависти. Федор ненавидел Надежду и одновременно любил. Он многое отдал бы за то, чтобы вырвать из своего сердца эту ядовитую занозу.
Машина, истосковавшись по движению, сердито зарычала и, пробуксовав по влажной лесной почве, выехала задом на двухколесную колею. Надежда, нажав на кнопку, закрыла верх, и Угрюмому на секунду показалось, будто он попал в плен. До Города оставалось километров тридцать — нужно было проявить выдержку и не пялиться больше на соблазнительные коленки Надежды.
— Послушай, чертила, мне плевать, кто ты! — рявкнул в трубку Угрюмый. — Я прибыл сюда от Коляна, и если ты не хочешь осложнений в своей жизни, то должен бежать на цырлах туда, куда я тебе сказал! Ты меня хорошо слышишь? Или, может, мне прийти самому и прочистить тебе уши?
С полминуты в трубке раздавалось тяжелое сопение, потом чей-то обреченный голос промямлил:
— Куда подъезжать?
— Вот это другой разговор. Подъезжай через час на ту квартиру, где ты каждый день имеешь свою соску.
Угрюмый усмехнулся. Создавалось полное впечатление того, что он знает о своем собеседнике абсолютно все. Прежде чем отчалить в Москву, Колян крепко пас Павла Гордеева. Так же заботливо опекает хороший пастух несмышленого теленка. Где и с кем проводит время мэр города, узнать было несложно, тем более что сам Колян неоднократно поставлял Гордееву веселых девиц. Все приключения Гордеева тщательно фиксировались на фотопленку и могли составить уже весьма приличный альбом. Сидя с приятелями, Колян нередко перебирал цветные Снимки, говорившие о большой изобретательности мэра в любовных забавах.
— Вы и про это знаете? — голос прозвучал совсем убито.
— Послушай, уважаемый Павел Несторович, — прежде чем она стала работать у тебя в экономическом отделе, ей пришлось потрудиться у нас в роли паровозика. Поэтому мы отлично знаем, как она выглядит, и как работает, — едва удерживался от смеха Федор Угрюмов.
— Хорошо! Я буду через час.
Федор положил трубку. В городе он был уже второй день и за это время сумел выполнить почти все намеченное. Первое, что ему удалось сделать, это собрать небольшую команду из самых отмороженных головорезов города, которые рвались в Москву, чтобы помериться силами со столичной братвой.
Оставалось последнее — выручить из тюряги троих приятелей Коляна, без которых, как считал Федор, команда будет неполной. Единственным человеком, который мог ему в этом посодействовать, был мэр города Павел Несторович Гордеев. Под ним ходили городская милиция, суд, прокуратура. От его решения во многом зависела финансовая политика области. Он по два часа держал в своей приемной финансовых тузов и беспощадно имел всех олигархов, осмеливавшихся давить на него. Однако мало кто подозревал, что мэра города в любое время дня и ночи мог поиметь городской бандит Колян.