Солдаты невидимых сражений - Михаил Козаков

Ивашкевич, стоявший у изголовья, видел, как в морщины неподвижного лба Кирилла стекал пот. Морщины переполнялись, и пот скатывался в закрытые веки, в запавших глазах образовались крошечные озерца.

Все напряженно следили за выражением лица врача, за его движениями. Склонив голову, он смотрел в пол, словно глаза его устали смотреть и ничего больше не видели.

— Нужна операция. Сейчас. Немедленно, — сказал он наконец. — Но хирургических инструментов нет. Наркоза тоже. Три дня назад во время боя разбили нашу аптеку.

Ивашкевич смотрел на него так, словно говорил: чудо невозможно, но если человек жив, смерти надо противостоять. Да и сам врач сказал: нужна операция, — значит, верит в возможность спасти Кирилла…

— Какое решение предлагаете? — произнес Ивашкевич.

— Нужна хотя бы ножовка. Поняли? Немедленно.

Ножовки в лагере не оказалось.

— Достану, товарищ комиссар, — убежденно сказал Захарыч. — Достану. Недалеко тут. Километров девять. А если спрямить дорогу, то и меньше. Можно отправляться?

— Сейчас же, — быстро повернулся к нему врач. — Вы понимаете это? — почти кричал он.

Захарыч выскочил из землянки.

Он бросился к старому кузнецу, одиноко жившему в ближайшей деревушке. Иногда заходил к нему, когда бывал в дозоре.

Не чувствуя тяжести своего большого тела, бежал он, не огибая сугробы, через лощины, заваленные снегом. Ведь там, в землянке, освещенной керосиновой лампой, умирал товарищ по оружию.

Он наткнулся на деревья, вывороченные бурей, и упал головой вниз. Сухие сучья треснули под ним и больно вцепились в лицо. Расцарапанная кожа горела. С головы свалилась ушанка. Он пошарил вокруг, не нашел ее, вскочил и понесся дальше, напрямик, через болото. Болото его не страшило. Кромку болота подморозило. Будет ближе на полкилометра. В землянке ждут его возвращения, ждут и верят, что принесет ножовку, — возможно, спасение…

Он вернулся взмокший, весь в снегу, без шапки, с белыми одеревеневшими ушами, тонкие льдинки висели на черной бороде. Остановился у двери, и там, где стоял, появились темные следы от снега, таявшего на его сапогах. Молча протянул он врачу инструмент кузнеца.

Врач заторопился:

— Начистить и прокипятить ножовку! Быстро! Спирт! Быстро! Быстро!

Кирилл вздрогнул. Он повернул голову. Она легла прямо. Лицо было залито восковой бледностью. Крыжиха вытерла пот с его лба, мелкий, холодный, липкий. Хусто помог приподнять голову Кирилла и влить ему в рот спирт.

Врач послушал сердце раненого и приступил к операции.

В. Егоров

ЗАГОВОР ПРОТИВ „ЭВРИКИ“

В 1943 году, когда решался вопрос о встрече руководителей трех держав антигитлеровской коалиции, местом конференции был избран Иран.

Несмотря на то что переписка об этом велась в строго секретном порядке, сведения о намечающейся встрече просочились к фашистам, которые решили организовать покушение на жизнь участников конференции. Однако их планы были сорваны.

Возвратившись после тегеранской встречи в Вашингтон, Рузвельт сообщил на пресс-конференции, что он остановился в русском посольстве в Тегеране, а не в американском, чтобы избежать разъездов по городу, потому что Сталину стало известно о германском заговоре.

О неудавшемся покушении нацистов много писалось в зарубежной прессе, в различных мемуарах, воспоминаниях.

В Советском Союзе об этом факте упоминалось в произведениях Д. Н. Медведева и А. А. Лукина. Однако о том, как заговор был предотвращен, никаких данных опубликовано до сих пор не было.

В тишине одного из кабинетов абвера прожужжал телефон.

— Майор Шульц, — ответил хозяин кабинета, разбиравший кипу персидских газет.

— Вас хочет видеть бригаденфюрер Шелленберг. Он ждет в главном управлении имперской безопасности.

Шульц сразу узнал голос своего шефа, глухой, с хрипотцой.

— Надо взять с собой какие-нибудь документы?

— Нет, это что-то касающееся лично вас.

Положив трубку, Шульц встал из-за стола и несколько раз прошелся по комнате. Зачем он, незаметный офицер абвера, понадобился Шелленбергу — корифею разведки?

— Принц-Альбрехтштрассе! — бросил он шоферу, снял фуражку и, приглаживая густую русую шевелюру, задумался: с чем мог быть связан этот вызов?

Шульцу недавно исполнилось тридцать три года. На вид ему можно было дать значительно меньше. С чуть вздернутым носом, темно-голубыми глазами, он не был похож на немца, его скорее можно было принять за русского, но немецкое происхождение Шульца никогда и ни у кого не вызывало сомнений. Все знали, что он племянник Ганса Шульца — видного деятеля нацистской партии, ушедшего незадолго до войны на покой.

…Кивнув представившемуся Шульцу, Шелленберг указал глазами на кресло у стола.

— Остались ли у вас какие-либо доверенные связи в Иране? — без всяких предисловий начал он.

У Шульца сразу отлегло от сердца. Вот, оказывается, зачем он понадобился. Ему пришлось несколько лет находиться по линии абвера в командировке в Иране.

— Вам, поскольку занимаетесь Ираном, должно быть известно, — продолжал Шелленберг, — что обстановка сейчас там сложная. Мы многих потеряли после вторжения туда войск большевиков и англичан. Наша агентура, оставшаяся в Иране, ничего не в состоянии сделать, занята лишь заботами, как лучше укрыться. А у нас возникла необходимость провести в Тегеране очень серьезную операцию. Для этого там нужен надежный человек, способный укрыть офицеров, которых мы туда перебросим. Необходимо также доверенное лицо на границе Ирана с Турцией.

Шелленберг вопросительно посмотрел на Шульца.

— В Тегеране у меня есть человек, которому можно верить вполне. Он немец, переброшен туда недавно, уже после прихода русских. Обосновался под видом польского эмигранта Анджея Глушека. Хорошо привился и находится вне подозрений.

— Это в Тегеране, — Шелленберг взял блокнот и записал туда данные о Глушеке. — А что у вас есть на границе?

— В Иранском Азербайджане, недалеко от турецкой границы, кочует племя Махмуд-бека. Он учился в Германии, я с ним знаком еще по университету. Махмуд-бек полюбил Германию и всецело на нашей стороне. В бытность мою в Иране я продолжал дружбу с ним. Он помогал мне в довольно рискованных делах.

Шелленберг опять обратился к блокноту.

— О нашем разговоре и о людях, названных здесь, должны знать только я и вы. — Он поднял глаза, и они так сверкнули, что не было нужды разъяснять, какая кара ожидает нарушившего это условие. — Жду вас завтра в это же время, — сказал Шелленберг и отодвинул блокнот в сторону.