Солдаты невидимых сражений - Михаил Козаков

Шульц долго обдумывал, что сказать своему шефу о вызове к Шелленбергу, но ничего вразумительного придумать не мог. К счастью, его никто об этом не спрашивал, все понимали: расспрашивать не следует. Шеф был доволен, что сотрудник возвратился, а не канул в вечность, как многие.

На следующий день Шелленберг был значительно любезнее. Приглашая сесть, он даже попытался улыбнуться, но улыбки не получилось, на угрюмом лице мелькнула какая-то неопределенная гримаса.

— Мы включили вас в операцию. Поэтому буду откровенен. В ближайшее время в Тегеране должны собраться Сталин, Рузвельт и Черчилль. Наша задача — сорвать эту встречу. Удачный исход задуманного может благоприятно для нас сказаться на ходе войны. Операцией интересуется сам фюрер. — И Шелленберг с благоговением закатил глаза. — Основную роль в операции сыграют несколько боевых офицеров. Мы сбросим их на парашютах в расположение племени вашего бека, а поляк должен укрыть их в Тегеране, когда вы от бека доставите туда наших храбрецов.

Помолчав несколько минут, Шелленберг осведомился:

— По каким документам вы были ранее в Иране?

— По паспорту швейцарского гражданина Самуэля Зульцера, коммерсанта.

— Завтра же по документам, которые я вам вручу, нужно выехать в Швейцарию, получить там у чиновника нашего посольства Линденблатта швейцарский паспорт на имя Самуэля Зульцера и оттуда, не задерживаясь, выехать в Иран. Необходимая сумма денег вам будет переведена из Швейцарии. — Шелленберг поднялся из-за стола. — По указанию фюрера в целях сохранения тайны все участники этой операции с завтрашнего дня переходят на казарменное положение, без общения с внешним миром. На свободе останетесь вы один, и если слухи об операции разойдутся, то будет ясно, откуда они исходят. Возвращаться в абвер не надо, так же как и звонить туда по телефону или писать. Пусть думают, что вы попали от нас в «каменный мешок».

Вниз по Театральному проезду, искусно лавируя между военными грузовиками и автобусами, неслась юркая «эмка».

В машине чекист в форме полковника то и дело просил шофера:

— Нельзя ли быстрее?

Тот, не отвечая, жал на акселератор.

На Манежной площади автомобиль развернулся и остановился у кремлевских ворот.

Полковник вышел из машины, предъявил пропуск и прошел в Кремль, к зданию Совнаркома.

В приемной на втором этаже было пусто, рядом в кабинете шло совещание, на котором находился ответственный работник органов государственной безопасности генерал-майор Василий Иванович Панков. Он-то и нужен был полковнику.

Дежурный, выслушав просьбу полковника, скрылся за тяжелой дубовой дверью и через несколько минут появился вместе с Панковым.

Высокий, худой, немного сутулый генерал с тревогой посмотрел на своего помощника. Он знал, что полковник Авдеев не стал бы вызывать его с очень серьезного совещания по пустякам.

— Что стряслось, Николай Федорович? — спросил он и, показав в угол, где стояли у столика два кресла, сказал: — Пойдемте туда.

— Получены данные, что гитлеровцы готовят покушение на Большую тройку во время Тегеранской конференции.

— Из каких источников?

— Из Берлина, от Ильи Светлова. Редко пишет, но уж если пришлет весточку, то обязательно о чем-то важном, — ответил Авдеев, передавая генералу расшифрованное донесение.

Прочтя его, Панков задумался.

— Вы не захватили досье на Светлова?

Авдеев вынул из портфеля папку.

Перелистав дело, Панков долго всматривался в застывшее на фотографии изображение Шульца.

— Помните, как он помог нам в разгроме нацистской агентуры в Иране после вступления туда наших войск? — напомнил полковник. Но Панков словно не слышал этих слов.

— Трудно было бы сейчас, если бы наше правительство согласилось на встречу Большой тройки под Каиром или где-то поблизости от Багдада, как предлагал президент Рузвельт, — сказал он. — Там немцам было бы легко осуществить свой замысел. В Иране все-таки стоят наши и английские войска.

— А чем мотивировал президент, предлагая другие места?

— Место, которое предложили Рузвельт и Черчилль в августе 1943 года, не устроило Сталина из-за отдаленности от Москвы. В письме Рузвельту от 8 сентября 1943 года он предложил Иран. Рузвельт долго не соглашался, ссылаясь на то, что в районе Тегерана часто бывает нелетная погода и ему трудно будет сноситься с конгрессом, поскольку радио и телеграф для этого не подходят. Лишь через два месяца, 8 ноября, Рузвельт дал согласие встретиться в Тегеране и предложил назначить конференцию на последние числа ноября 1943 года. Наше и английское правительства не возражали против этого. Условились в дальнейшей переписке держать все в строгой тайне. Тегеран теперь называют в переписке «Каир-Три», а встречу — «Эврикой».

— Откуда все же к немцам просочились сведения о встрече? Жаль, что Светлов не имеет сейчас возможности выяснить это.

— На этом пока закончим, — сказал, поднимаясь, Панков. — Надо доложить о полученных сведениях на совещании.

Прямо с вокзала в Берне Шульц пошел на встречу с Линденблаттом, о котором говорил Шелленберг. Линденблатт встретил его любезно. Шульц расстался с ним, имея паспорт швейцарского гражданина, дающий право выезда в Иран.

«Последнее официальное лицо нацистской Германии, с которым мне пришлось столкнуться, — подумал он о Линденблатте. — Неужели я избавлен на долгое время от необходимости восторгаться победами нацистов?»

Сейчас со швейцарским паспортом в кармане Илья Светлов чувствовал себя почти счастливым. Он зашел в кафе, сел за столик и, развернув перед собой газету, погрузился в размышления.

Ему казалось, что он приближается к возвращению на Родину, ко всему, что оставил более десяти лет назад для выполнения задания. Вспомнились красивые чистые домики немецкой колонии Еленендорф, в которой он родился и вырос. Отец Ильи Светлова — Афанасий Кириллович — был единственным русским в колонии и работал виноделом в местном винодельческом товариществе. Илья рос среди немецкой детворы, владел немецким языком не хуже родного, учился в местной школе. Он очень дружил с Фридрихом Шульцем, сыном бухгалтера товарищества, с которым и жил в одном доме. Оба они вскоре потеряли родителей, и это их сблизило еще больше. По окончании средней школы Илья был послан комсомолом на работу в органы ГПУ. За год службы там он многое познал.

Встречаясь с Фридрихом, он нередко поражался его наивности, но это не мешало им дружить по-прежнему. Как-то Фридрих поделился с ним, что получил письмо от брата отца, Ганса Шульца, проживающего в Германии. У него умерла жена, детей не было, и поэтому он просил дорогого племянника, которого никогда не видел, скрасить его одиночество. Дядя обещал помочь Фридриху получить высшее образование. Но Фридрих не хотел ехать, у него была невеста, русская девушка, и он не мог ее оставить.