Лик Аполлона - Фред Саберхаген

Сержант Ферранте отсалютовал и поспешил исполнять приказ, а Арнобий продолжил свои наблюдения за окрестностями. Он задумался о том, заметит ли его здесь, на дереве, кто-нибудь из людей, толпящихся у Врат Пещеры? Эти размышления привели его к мысли о том, во что он сейчас одет. Быстро оглядев себя, ученый отметил, что за последние несколько дней, прошедших после нападения бандитов, он стал одеваться совсем иначе, чем в Академии. И дело было вовсе не в том, что он старался выглядеть повоинственнее, — во всяком случае, сознательно Арнобий ничего такого не делал. Но если принять во внимание, чем ему сейчас приходится заниматься, то такой стиль одежды кажется вполне разумным, — множество всякого оружия, широкополая шляпа с ремешком, затянутым под подбородком, простая куртка с несколькими карманами и грубые, но крепкие сапоги.

Тут Арнобий подумал, что ему надо бы еще кое-чему обучиться, и поскорее, — например, обращению с оружием. Ведь следующий противник, с которым столкнет его судьба, может оказаться гораздо более искусным в этой области, чем перепуганный разбойник, к тому же уже изжаленный пчелами. Не то чтобы Арнобий собирался в дальнейшем решать все вопросы мечом и копьем — просто ему обязательно надо было научиться владеть ими, вот и все. Ученый уже узнал на собственном опыте, что далеко не всегда можно полагаться на чужое умение, — не всегда у тебя под рукой есть обученные профессиональные воины.

Таким образом, Арнобий просто вынужден был совершенно по-иному взглянуть на мир. И, к своему немалому удивлению, он обнаружил, что сумел довольно неплохо приспособиться к новой роли, — впрочем, у Арнобия всегда хорошо получалось заставлять других следовать за собой. Наверное, этот талант у него был, просто еще совсем недавно не возникало нужды проявлять свои способности в деле. Те деревенские парни с воодушевлением шли за ним в битву и подчинялись каждому его приказу. Бывали, правда, и исключения — к примеру, этот чудак Джонатан…

А не Джонатан ли это — вон там, шагает прямо к Вратам Пещеры? Правда, тот парень кажется гораздо выше ростом, чем слуга Арнобия, и двигается он вовсе не как простолюдин, привыкший к грязной работе… Но такие рыже-черные волосы во всем мире есть только у Джонатана. Но вот, развеивая всякие сомнения, показался и сержант Ферранте — его Арнобий узнал сразу. Ферранте спешил следом за тем парнем с разноцветной шевелюрой.

Неторопливые размышления наблюдателя были внезапно прерваны поднявшейся у входа в Пещеру суматохой. Сперва Арнобий никак не мог понять, из-за чего все так засуетились. До него доносились некоторые слова, которые выкрикивали люди там, внизу, — но поначалу эти слова казались Арнобию полной бессмыслицей.

Первое слово, которое он расслышал, было: «Аполлон!» А потом кто-то из воинов Калаха закричал: «К оружию!» Внезапно Арнобия словно озарило: неужели все эти люди внизу могли действительно принять его слугу Джонатана за очередное воплощение бога Аполлона?!

Арнобий принялся обдумывать такую возможность, но его размышления были неожиданно прерваны: на соседней ветке, на расстоянии чуть больше вытянутой руки, словно из воздуха возникло худощавое создание в маске вроде тех, какие надевают на сцене комические актеры, в простом костюме, по которому невозможно было определить пол, — свободная рубашка и штаны обычного покроя, все это неброского коричнево-серого цвета, а на ногах — ярко-красные сандалии. Ученый с первого взгляда понял, что перед ним — какой-то бог или богиня, но почему-то совершенно не удивился.

Смертный и божество долго созерцали друг друга, не произнося ни слова. Лицо бога было скрыто за шутовской маской, но Арнобий чувствовал, что тот внимательно его изучает. Привидевшееся ему божество сидело на своей ветке так естественно и непринужденно, что ученый почему-то совершенно не разволновался. Как будто он всю свою жизнь знал, что рано или поздно вот так, наяву, встретится с каким-нибудь богом.

Наконец, когда оба достаточно подробно рассмотрели один другого, Арнобий прокашлялся и уверенно сказал: — Ты — Трикстер. Бог не ответил. Прошло еще с полминуты, а божество по-прежнему хранило молчание. Тогда ученый снова попробовал начать разговор: — Если ты бог… — договаривать он не стал. Фигура в маске наклонилась к нему. Голос, который раздался из-под маски, был женским и звучал до странности знакомо: — Если? Хорошее слово — «если»! А кем еще я могу быть, если сижу вот здесь? Мартышкой вроде тебя? Тебе всегда не хватало соображения, — ты не способен узнать бога, даже когда он стоит перед тобой и старается привлечь твое внимание. — Я… — Заткнись! — приказ прозвучал столь властно, что ученый повиновался, не задумываясь. — Ты на редкость тупоумный человек, Арнобий, даже для ученого из Академии. — Богиня скрестила ноги и пошевелила ступнями, привлекая внимание Арнобия к своим замечательным красным сандалиям.

А потом она подняла маленькую ручку, сдернула маску и отшвырнула ее прочь, открыв такое знакомое лицо — лицо женщины, которая некогда была помощницей ученого, его любовницей и рабыней. — Карлотта! — Услышав знакомый голос, Арнобий подумал, что ему просто показалось, но теперь, увидев ее собственными глазами, ученый безмерно удивился. Ему даже пришлось ухватиться за ветку, чтобы не упасть с дерева. Знакомые зеленоватые глаза смотрели на него с ненавистью. — Надо же! Значит, ты не забыл, как меня зовут? Неужели тебе больше нечего мне сказать, господин! Последнее слово Карлотта выговорила с нескрываемой издевкой. Очень осторожно — место, на котором он сидел, было не слишком безопасным, — Арнобий в растерянности развел руки в стороны. Он был так потрясен, что, казалось, мысли его парили где-то отдельно от головы. — А что я должен сказать? Карлотта насмешливо улыбнулась. — Да так, ничего особенного. Ничего, зато я много могу тебе порассказать. Я могу читать наставления и раздавать приказы. Изумленный Арнобий почти не слышал, что она говорит. Наконец он покачал головой: — Так, значит… Значит, ты принесла мне доказательство, которое я могу увидеть своими глазами… Трикстер действительно существует на самом деле. И, очевидно, он — не он, а она. И она избрала тебя для своего очередного воплощения. — Да ну? Неужели она и вправду так и сделала? А может, наоборот? Может, это я ее выбрала, я решила стать Трикстером — такая мысль никогда не забредала на ту помойку, которая служит тебе вместо мозгов? Ты никогда не думал, что я и сама способна что-то выбирать? — Карлотта! — Арнобий вцепился обеими руками в ветки. Он все никак не мог прийти в себя, узнав о чудесном преображении Карлотты. — Ух ты! Мне посчастливилось услышать твое знаменитое подражание попугаю! Я подозревала, что это самый лучший способ сделать карьеру в Академии, — но ты о своей карьере никогда особенно не заботился. Да и зачем бы это тебе, если твой отец — тот, кто он есть. — Ты — Карлотта, и теперь ты — аватара Трикстера. По каким-то соображениям он избрал тебя и позволил тебе надеть свой Лик, — если теория относительно божественных Ликов верна, — Арнобий вздохнул и задумался. — Были времена, когда такое великое открытие увенчало бы труды всей моей жизни неувядаемой славой — или, по крайней мере, мне тогда так казалось… — Он посмотрел на нее долгим взглядом и добавил: — Знаешь, за последние несколько дней я тоже очень изменился… Наука больше не доставляет мне никакого удовольствия. Мне теперь не интересны такие высокие материи. — Да неужели?! — Карлотта изобразила на лице глубочайшее изумление. Голос ее зазвучал низко и злобно: — И какие только адские силы заронили в твою башку мысль, будто кого-то интересует, что там тебе нравится, а что не нравится? До Арнобия постепенно начало доходить, насколько сильно она разозлена. Он моргнул пару раз и сказал: — Ты говоришь так, будто смертельно ненавидишь меня… — В самом деле? А неужели есть хоть малейшая причина, по которой я могла бы тебя не ненавидеть? Арнобий попытался пожать плечами, но вынужден был снова покрепче ухватиться за ветку, чтобы не упасть. Тогда он заговорил — начал приводить, как ему казалось, разумные доводы: — Карлотта, это не моя вина, что ты была рабыней, когда попала ко мне. Наверное, я должен был бы отпустить тебя на свободу, — но ты ведь знаешь, из-за определенных причин, касающихся политики, я не мог этого сделать. По-моему, я всегда относился к тебе с добротой… — С «добротой»! Арнобий, ты вышвырнул меня за дверь, как паршивую собачонку! И ты еще говоришь о каких-то политических причинах! — Это только потому, что формально ты ведь была… рабыней. Что еще, по-твоему, я должен был с тобой делать? Я не желал тебе зла. А теперь… Теперь, очевидно, вопрос о твоем гражданском статусе стал бессмысленным, — потому что ты избрана, — несмотря на то, что в последнее время Арнобий вообще не интересовался теологическими вопросами, ему вдруг стало любопытно. — Я желаю тебе только добра. Но как это случилось? Как с тобой произошло это чудесное превращение? Может быть, ты мне расскажешь? — Как мы внимательны и тактичны, правда? Да, мое социальное положение заметно повысилось. — Но как, каким образом? Карлотта!.. — Арно-бий снова покачал головой, до сих пор изумляясь тому, что она избрана. Уж кто-кто, но — она? — Ты спрашиваешь, как эта опротивевшая сучонка, никчемный, ничего не стоящий кусок твоей собственности по имени Карлотта — как она стала богиней? Да прямо у тебя под носом, безмозглый ты ублюдок! — Ну, к чему все эти… — А правда о моем «избрании», как ты это называешь, проста, — я нашла великое сокровище. Да, кстати, должна тебе сказать, что это сокровище по закону принадлежало бы тебе, — поскольку когда я его нашла, я сама считалась твоей собственностью, — Карлотта чуть подалась вперед на своей ветке. — Но вот что я тебе еще скажу, — ты в жизни не увидишь и малой толики этого богатства! Насколько я понимаю, богам все эти дурацкие законы не писаны. — Сокровище? — тупо повторил Арнобий. Карлотта преподносила один сюрприз за другим, да так быстро, что ученый не успевал как следует осознавать ее откровения. — Да, сокровище, несметные богатства. Золото, золото, золото. Не говоря уже обо всем остальном. А, это тебя наконец заинтересовало! На самом деле Арнобий отнесся к рассказу о сокровищах довольно равнодушно. Он никогда не придавал деньгам особого значения, — потому что никогда не нуждался. — Так, значит, ты нашла в храме какие-то сокровища… Да, я всегда думал, что там должно храниться что-нибудь важное и ценное. Жаль, что мы не смогли остаться и продолжить исследования… Карлотта не сводила с него глаз. — Так знай, мне досталось не одно сокровище, а несколько, и все они не имеют цены. Сперва я нашла вот эти сандалии — это самая ценная находка, потому что они открыли мне путь ко всем остальным богатствам. Поверишь ли, когда я взяла в руки сандалии, я тогда думала только об одном — как это мое открытие может помочь тебе. Можешь ли ты представить такую глупость? — Даже не знаю, что сказать… Карлотта! Мне очень жаль… — Ах, ну какой же я была идиоткой! Тебе жаль, вот как? Ты немного опоздал со своими сожалениями, о великий ученый, который никогда не способен был хоть чему-то научиться. Ты не узнал даже самого Аполлона, когда он стоял прямо перед тобой. — Глупости! — непроизвольно вырвалось у Арнобия. Но, подумав немного, он переспросил: — Когда это было? И вообще, что ты имеешь в виду? — Да так, не важно. Может, стоит заставить тебя обращаться ко мне «леди Карлотта»? Я слишком хорошо помню, каково это — быть твоей рабыней. Теперь я хочу узнать, каково быть твоей богиней. — Моей богиней? — Арнобий до сих пор не сообразил, с какого конца подойти, чтобы наконец разобраться с этой странной ситуацией. Его удивляла столь глубокая ненависть Карлотты, и, как ее прежний хозяин, Арнобий чувствовал, что она относится к нему несправедливо. Ученый всегда хорошо обращался со своими рабами, проявляя редкостное великодушие, и вот теперь Карлотта платила за его доброту черной неблагодарностью. Он заметил, что золотого рабского ошейника на шее Карлотты уже нет, и подумал, как бы между прочим, — куда мог подеваться ее ошейник? Но Арнобий упорно отказывался ей верить, считая рассказы Карлотты просто хитрой выдумкой или какой-нибудь шуткой. Богиня хитрости и обмана, вселившаяся в тело мстительной рабыни, наклонилась к нему со своей ветки. — Что ты задумала? — крикнул встревоженный Арнобий. — Вообще-то я еще не решила, что с тобой сделать. — Со мной сделать? — О боги, что за детский лепет? Ты стал еще глупее, чем раньше. Я могла бы, конечно, просто отпустить тебя, — да только кому ты такой нужен? — Отпустить меня? Что ты такое несешь? — Нет, я придумала кое-что получше. Это как раз подходит для простого смертного — по «политическим соображениям». Ты, кажется, считаешь, что на эти «соображения» можно списать все, что угодно.