Двое - Адель Паркс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я выпью с тобой кофе, – говорит он. Янссен улавливает намек, отставляет водку и достает две чашки.
Пока он варит кофе, Марк продолжает слоняться по огромной квартире. На этот раз вместо того, чтобы отрицать факт ее проживания здесь, он выискивает ее вкус и влияние. Он ищет ее. Оглядывает книжные полки, проверяя, что она здесь читала, разглядывает картины на стенах, отмечая, на что она смотрела. В их доме висит несколько постеров в рамках из масс-маркета. С вдохновляющими или забавными надписями. Их выбирала Ли. Марк пытается вспомнить, что на них написано. В коридоре висит: «Не взрослей, это ловушка». В спальне: «Буду готова через пять минут!» Постер на кухне заявляет: «Готовь, танцуй, смейся, живи». В туалете первого этажа красуется только одно слово. «Дыши». Он никогда особо не задумывался о его значении. Теперь ему интересно, не был ли он самым важным. Она смотрела на него, оглядывая в зеркале свой макияж перед тем как выбежать за дверь, видела его, спеша домой пописать и преобразиться из Кэй обратно в Ли. Стены Янссена украшают постеры явно из эксклюзивных, лимитированных изданий. Есть и картины маслом, современные, огромные и несомненно дорогие, возможно, написанные на заказ. Неужели это выбирала Ли? Вот что ей бы хотелось повесить на стены, если бы они могли себе это позволить?
Он открывает дверь в их спальню. Задерживает дыхание, втягивает воздух ртом, потому что не хочет уловить ее запах, не здесь. Он оглядывает кровать. Она гигантская. Ему хочетя спросить у Даана, что ей нравилось в постели, этой женщине, на которой женился Даан, на которой женился Марк. Он все еще не верит, что это один и тот же человек. Ну, точнее, верит, но он не может этого до конца осознать. Он сглатывает вопрос, рвущийся наружу. Ответ может его убить.
Из спальни ведут три двери. Первая выходит в ванную. В прошлом году они переделали ванную у них дома. Выбрали новую серую с кремовым плитку, избавились от ванной, чтобы поставить душевую кабину побольше. Получилось довольно красиво. Надо признаться, на стекле душевой почти всегда остаются разводы и отпечатки. Повсюду разбросаны открытые тюбики, бутылки шампуня, гели для душа, зубная паста, разные лосьоны и примочки Ли, словно конфетти. Личные вещички вроде мази от бородавок, йодные таблетки, дезодоранты редко возвращаются в установленный для них шкафчик, они характеризуют их как пару – семью – далеко неидеальных, обычных людей. И все же она неплохая. Там можно поспешно принять душ по утрам, хотя лучше оставлять окно открытым, потому что несмотря на ремонт там все равно вечно витает слабый запах плесени.
Эта ванная с ней не сравнится. Конечно же, она сверкает, это ожидаемо, учитывая остальные части квартиры, но в ней можно оценить не только это. Эта ванная – святилище, она чувственная, элегантная. Здесь никто не моется впопыхах. Мозаичная плитка блестит. Медная ванна огромная, в ней с легкостью поместятся двое. Нигде не валяются бутылки или упаковки, только толстые свечи, идеально сложенные полотенца и красивые емкости, в которых, по предположению Марка, разлита пена для ванн – нет, не здесь, не пена – масла. В комнате пахнет чем-то древесным и темным. Имбирем или цитрусом. Он не видит ершика для туалета или бутылки с чистящим средством для унитазов. Он пытается представить, как она писает здесь, бреет ноги, снимает макияж. Не получается, потому что тут не хватает ее беспорядочного следа. И, может, неспособность представить ее это все же подарок.
Он возвращается в спальню и открывает еще одну дверь. Он ожидал увидеть гардероб. Это все же гардероб, если целую комнату с полками и вешалками можно назвать таким скромным словом. Эта гардеробная размером со спальню Оли, чуть больше комнаты Себа. Он глазеет на аккуратно выставленную рядами обувь на полках за стеклянными раздвижными дверями. Он видел что-то подобное в изысканных ресторанах, где так хранили дорогие вина, но ряд за рядом обуви, выставленной словно искусство? Это взрывает ему мозг. Дома у Ли гардероб нормального размера, он забит под завязку – или, по крайней мере, был, до того как он занялся им с ножницами и мусорными пакетами. Тот гардероб был полон недорогой одежды, зачастую мятой, когда ее доставали, или не досчитавшейся пуговицы. В этой комнате вещи и туфли отсортированы по цветам. Перед ним разворачиваются две успокаивающие радуги роскоши и стиля.
Он насчитывает восемь облегающих синих платьев. Восемь, больше, чем на каждый день недели. Они не одинаковые, это он видит, но похожи. Он вспоминает множество раз, когда экономная Ли с желанием оглядывала, скажем, голубую полосатую рубашку, а затем решала ее не покупать потому, что «У меня есть похожая серая, кому нужны две рубашки в полоску?» Он поверить не может, что у нее столько всего, такое излишество, такое разнообразие выбора. Эта мысль жалит. Возмущает. Конечно, у нее есть выбор, с горечью вспоминает он. В этом и проблема. У него в голове не укладывается. Протянув руку, он осторожно прикасается к одному из платьев. Оно бордовое, шелковистое, несомненно сексуальное. Он не думает, что дома у нее было что-то похожее. Даже не более дешевая, синтетическая версия из масс-маркета. Ли одевается практичнно, не сексуально. Ткань этого платья на ощупь напоминает увлажненную кожу. Он представляет ее в нем. Представляет, как прикасается к ней. Его рука дрожит.
Его взгляд привлекает зеленое шерстяное платье с длинными рукавами. Зеленый – ее любимый цвет. По крайней мере, у Ли. Кто знает, был ли у Кэй свой любимый цвет. Он подходит к зеленому платью, инстинктивно зарывается в него лицом и вдыхает. Он ожидает, что оно будет пахнуть жидкостью из химчистки, или, может, дорогим и незнакомым парфюмом. Но нет. Вот она. В каждом волокне. Ли. Запах ее дезодоранта, духов, тела, такой слабый, что едва ощущается, но такой знакомый, что захлестывает словно тайфун. Она была здесь. Она и есть Кэй. Конечно, он это знает, но теперь он это чувствует. Всю прошлую неделю его раздирал такой неконтролируемый, неудержимый гнев. Он не мог ясно мыслить, нормально планировать. Действовал нерационально. Не обращал внимания на мальчиков, едва с ними разговаривал. Слава богу, у них был Фиона. На мгновение он задумывается, не сорвать ли каждую вещь с вешалки, вцепиться и разорвать, уничтожая ее или, по крайней мере, ее воплощение –
