Убийственный Париж - Михаил Трофименков

Мало сказать, что покойный при жизни избегал фотографов: его фотографий практически не существует; однако гадать, кто он такой, не пришлось. Пятидесятиоднолетнего продюсера и издателя Жерара Лебовичи уже разыскивали: обеспокоенная жена обратилась к влиятельным друзьям, те — к министру юстиции.

Есть жуткий смысл в том, что Лебовичи окончил жизнь в подземелье. Он ненавидел паркинги, он вообще страдал клаустрофобией с тех пор, как девятилетним мальчиком слышал из тесного тайника, как немцы уводят его мать, успевшую при облаве на евреев спрятать детей.

Вечером 5 марта супруги Лебовичи ждали гостей. Но планы нарушил в 17.30 звонок в офис Жерара на улице Кеплер, 11-бис — рядом с площадью Звезды. Поговорив с человеком, представившимся секретарше другом Сабрины, Лебовичи отослал шофера, хотя терпеть не мог садиться за руль, и предупредил жену, что немного задержится. Секретарша услышала одну фразу Лебовичи из телефонного разговора: «Если вам от этого будет легче, я готов продолжить этот разговор». При нем нашли листок с торопливой записью: «Франсуа. Улица Верне. 18.45».

В том, кто такие Сабрина и Франсуа, следователи не сомневались. Сабрину Месрин — ей было шестнадцать лет, когда ее отца, «врага общества номер один», расстреляли в полицейской засаде 2 ноября 1979 года (47), — Лебовичи опекал, намеревался удочерить, оплатил ее учебу, а когда она родила ребенка от режиссера Эрве Палю, подарил им квартиру. Франсуа Бесс, вместе с Месрином совершивший в мае 1978 года из тюрьмы Сантэ один из шести своих побегов, был заочно приговорен к смерти и четырем пожизненным срокам. Одна загвоздка: Бесса давно никто не видел, поговаривали, что его убила «банда Притворщиков» (40). То, что он просто ушел в бега, выяснится лишь в ноябре 1994 года, когда Бесса возьмут в Танжере. Возможно, слух о его гибели распространяли сами «Притворщики», с тем чтобы полиция успокоилась и перестала искать их преданного друга Бесса.

Следователи были уверены: это чисто мафиозный «контракт». Значит, Бесс?

Оперативники «антиганга» сомневались: двадцать второй — бабский калибр. Выходит, Сабрина?

Но почему полиция связала эти распространенные имена с гангстерским подпольем, а не с деловым кругом Лебовичи?

Карьера Лебовичи не оборвалась на взлете — она была непрерывным взлетом. Сын румынского еврея в двадцать лет начинал как многообещающий актер, но смерть отца вынудила заняться семейным делом — скобяной торговлей. В 1960 году он все же открыл актерское агентство, но скобяное дело не бросал, пока не преуспел. Первыми его клиентами были дебютанты: актер и чечеточник Жан-Пьер Кассель (отец Венсена Касселя) и режиссер Филипп де Брока, будущий постановщик «Великолепного» (1973).

Поглощая конкурентов, Лебовичи в 1972 году создал «Артмедиа», в 1982 году — ААА (Ассоциацию актеров и авторов), бросившую вызов традиционным хозяевам кинорынка, прежде всего компании «Гомон». Его империя контролировала треть актерского рынка. Строго говоря, это не была монополия. Судя же по именам его клиентов, человека влиятельнее Лебо во французском кино не было. Среди четырехсот двадцати одного его клиента — актеры Натали Бей, Жан Поль Бельмондо, Сандрин Боннэр, Клод Брассер, Катрин Денев, Патрик Деваэр, Жерар Депардье, Колюш, Миу-Миу, Ив Монтан, Софи Марсо, Жанна Моро, Пьер Ришар, Жан Рошфор, Жан Луи Трентиньян, Роми Шнайдер, Анук Эме; самые популярные сценаристы; режиссеры Жорж Лотнер, Бертран Блие, Клод Зиди, Ален Рене, Франсуа Трюффо.

Он уверенно вторгся в область дистрибуции, для чего, уважая антимонополистические законы, продал акции «Артмедиа» ближайшему сотруднику Жану Луи Ливи, племяннику Монтана, но, безусловно, сохранил контроль над агентством. Затем перешел к продюсированию. Впрочем, теневым продюсером многих французских хитов он де-факто являлся уже давно. Вместе с Ливи они придумали «пакетную» схему: Лебовичи предлагал продюсерам сразу сценарий, режиссера и звезд. Все они, естественно, были его клиентами. Незадолго до гибели он вышел на видеорынок. Возможно, Лебовичи остановили пулей теневые хозяева этого, самого криминального сегмента кинобизнеса, знавшие, что никак иначе его не остановить? С их интересами связывали убийство дистрибьютора Жака Наваса в мае 1983 года. Главными недоброжелателями Лебовичи в этом бизнесе называли продюсера Рене Шато, с которым неожиданно и резко рассорился Бельмондо, и его жену, бывшую порноактрису Брижитт Лаэ.

И еще одна ниточка тянулась от Лебовичи к криминалу. В самом начале 1977 года Бельмондо приобрел, перехватив у Алена Делона, за пятьсот тысяч франков права на экранизацию «Инстинкта смерти», энергичной, самовлюбленной автобиографии Месрина, написанной в Сантэ и сразу запрещенной. Но от предложения Лебовичи один за другим отказались режиссеры, наиболее компетентные в области полицейского и политического кино. Ив Буассе назвал «Инстинкт» «чудовищной книгой садиста». Коста-Гаврас извинился: я, видите ли, моралист, и Месрин мне вовсе не кажется героем. Ален Корно при всем желании не разглядел в Месрине чаемого Лебовичи современного Робин Гуда.

Согласился Филипп Лабро, хотя постановщика «Частного детектива» Месрин ужаснул не меньше, чем его коллег. Лебовичи доверил сценарий оригинальной паре, несочетаемому дуэту: пятидесятисемилетнему Мишелю Одиару, прожженному виртуозу диалогов, и тридцатидвухлетнему Патрику Модиано, исследователю нечистой совести Франции времен оккупации. Антиподы испытывали друг к другу жгучее любопытство, переросшее в восторг, и в основном обсуждали своих любимых авторов, а не сценарий.

С грехом пополам они составили двадцатистраничный синопсис. Но раздался звонок Лебовичи: все отменяется, Бельмондо не хочет делать фильм, на вашем гонораре это не отразится. Жанна Шнейдер, экс-подруга Месрина, в своих мемуарах пишет, что заставить Бельмондо отказаться от столь манящего проекта могло лишь очень сильное давление со стороны очень властных персон. Эту версию подтверждает то, что Бельмондо, взяв паузу, возобновит поиски режиссера.

Лебовичи препоны лишь заводили, он не испытывал интереса к Месрину, он поклонялся ему: «Плевать, я все равно сделаю фильм и начну его титром „Слава Жаку Месрину“». Моральная поддержка пришла из тюрьмы Сантэ. В августе 1977 года «Либерасьон» опубликовала тайком взятое интервью у отбывавшего двадцатилетний срок Месрина: он с одобрением отзывался о проекте Бельмондо, слухи о котором дошли до камер строгого режима. Непонятно, передал ли Бельмондо в Сантэ синопсис, но в начале 1978 года Месрин написал ему: «Только не пишите в конце слово „конец“. Все еще продолжается». В марте профессиональная пресса информировала о переносе намеченных на апрель съемок — хотя ни о каких съемках давно не шло речи — из-за климатических условий в Канаде, где должны были быть сняты первые эпизоды. В мае 1978-го Месрин бежал из Сантэ: его обращенные к Бельмондо слова наполнились внятным смыслом.

Весной 1979 года Бельмондо встретился в офисе Лебовичи с Жаном Люком Годаром. Тот проявил крайнюю заинтересованность: «Месрин убил много людей. Я тоже хотел бы, но у меня не хватает смелости», но — а что еще можно было от него ожидать — обратил переговоры в клоунаду. Лебовичи завлекал своего протеже-дебютанта Тони Гатлифа, но тот, прочитав первые двадцать страниц «Инстинкта», счел Месрина «жестоким расистом». Гатлиф — последний, кто видел Лебовичи живым: отъезжая от своего офиса на свидание со смертью, Лебо помахал ему рукой.

Смерть Лебовичи увенчала ряд именно что кинособытий зимы 1984 года. Сразу два человека перебежали дорогу его мечты: 1 февраля в прокат вышел документальный фильм Эрве Палю «Месрин», 29 февраля — игровой «Месрин» Андре Женовеса. Через пять дней после убийства Лебовичи, 10 марта, Женовес на время изымет фильм из проката, чтобы внести исправления по требованию Сильви Жанжако, последней подруги Месрина, и миллионера Лельевра, похищенного Месрином.

С фильмом Палю все очень странно. Дело не в том, что в день премьеры к парижским залам, где демонстрировался фильм, префектура подогнала грузовики с бойцами CRS — французского ОМОНа: власть панически боялась даже мертвого Месрина. Но Палю — спутник жизни Сабрины. Кинокритик Жан Люк Дуэн пишет, что Лебовичи отказался продюсировать фильм, и Палю обратился к некоей «югославской банде». Сабрина, чуть не плача, умолила Лебовичи обеспечить фильму хороший прокат: это было требование «людей, с которыми не шутят». В империи Лебовичи за прокат отвечал Дени Шато. В последний момент он понял, что не наберет «Месрину» обещанные пять залов. Лебовичи позвонил ему и сказал замогильным голосом: «Делайте что хотите, но обеспечьте эти пять залов. Иной вариант исключен. Не спрашивайте почему».

Другие историки напоминают, что фильм Палю шел — и шел для документального фильма очень неплохо — в восьми залах. А как же рассказ Шато? И что это за «юги» — совсем, что ли, дикие горцы, которые из-за дефицита залов пускают четыре пули в затылок императору французского кино?