Наследник - Марк Арен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учитывая вышеизложенное, считал бы целесообразным установление Вами прямых связей с монархическими семьями Англии, Испании и Нидерландов, которые являются родственниками Романовых и обязаны иметь информацию о них.
В последних строках своего заявления сообщаю, что материалы, вывезенные с хутора Штейнбау, находятся у моего внучатого племянника Харитонова Егора, проживающего по адресу: Великославск, улица Кубышкиной, дом 32, общежитие первой автоколонны. Уверен, что Вы уделите немного внимания Егору, который вырос истинным патриотом своей великой Родины и может принести Вам немало пользы.
Желаю Вам, уважаемый Константин Георгиевич, крепкого здоровья и успешного служения на благо нашей великой Родины!
Ст. л-т запаса Харитонов С.Е.
Город Великославск, 7 января 1999 года.
Генерал Деев с трудом дочитал письмо до конца. Затем аккуратно сложил его и запихнул обратно в конверт.
– Когда оно было получено? – спросил он.
– Где-то в конце января, – ответил особист.
– А сейчас у нас что?
– Я неоднократно докладывал, что отдел по связям с общественностью нуждается в расширении. Там работают всего два человека, и они физически не успевают…
– Молчать, сука! – стукнув кулаком по столу, заорал генерал. – Узнать и доложить, кто конкретно читал это письмо!
– Читала, – поправил особист. – В отделе работают две женщины. Приняты по рекомендации вашей сестры, Елены Георгиевны. Они учились в одном институте.
Деев хотел было что-то сказать, но осекся, махнул рукой и, встав из-за стола, стал нервно мерить комнату шагами. Особист по стойке «смирно» провожал его поворотом головы, держа равнение то направо, то налево. Через какое-то время, немного успокоившись, генерал подошел к столу и, сложив письмо, положил его в карман.
– Ладно, – не глядя на особиста, буркнул он, – не трогай этих дур. Я сам во всем виноват. Все, свободен.
Дверь за особистом бесшумно закрылась. «Свободен, – мысленно повторил генерал. – Он-то, крысеныш, свободен. А я же никогда не освобожусь от пут, в которых запутался. И чем больше шебуршу, тем более запутываюсь. Вот и сейчас, повесил на себя этого беднягу Харитонова. Да! Дожил, товарищ генерал! Уже и ветеранов по твоей милости убивают! Удавить тебя, суку, за это мало! Романовы… Их музыка кончилась в 18-м! Не имеют они больше права претендовать на российский престол, после того как сами с него слезли. А ну-ка, пусть кто попробовал бы сковырнуть с трона его, Деева. Ух-х! Кровью бы харкали эти революционеры, кровью! Полстраны бы перевешал и расстрелял, но вторую половину бы спас. А где гарантия, что и этот не сдрейфит? Нет! Как говорится, не корысти ради, а думая лишь о благе Отчизны, власть должна быть в его ежовых руках. Других, кому можно доверить страну, нет. Короче, Россия – его крест, и живым он его никому не отдаст.
Из открытого настежь окна вдруг повеяло вечерней прохладой. Генерал взглянул на часы. Было что-то около семи. Бросив в селектор коротко «Едем!», он встал из-за стола и, подумав, подошел к холодильнику. Достав оттуда бутылку плеснул водки в стоящий там же граненый стакан и залпом выпил харитоновские фронтовые двести. Утерев рот тыльной стороной ладони и взглянув на надпись на бутылке «NO PROBLEM!», он, горько усмехнувшись, сказал:
– А у меня вот, брат, – проблемы, серьезные проблемы.
Затем, вернув все на свои места, закрыл холодильник и подошел к окну. Яркий солнечный диск зарывался в перину облаков, лежавших на самом краешке моря. Стоящие на рейде корабли были похожи на нахохлившихся птиц, ненароком заснувших на тронутой легкой зыбью водной глади. Чуть поодаль, за песчаной косою, резвилась в последних лучах заходящего солнца веселая стайка дельфинов.
Прикрыв окно, Деев взял со стола папку и, выключив свет, вышел из кабинета. Уже через минуту он оказался в своем автомобиле и только там понял, что проголодался, потому как с утра толком ничего не поел. Повелев: «В ресторан», он открыл папку с бумагами и погрузился в их изучение. Когда через четверть часа лимузин плавно подъехал к ресторану, он успел просмотреть их добрую половину. Выйдя из машины и кивнув бросившемуся открывать ему двери швейцару, он прошел в зал и сел за столик с табличкой «занято». Он всегда занимал это место. Отсюда все просматривалось как на ладони, и он любил, пока принесут поесть, наблюдать за другими, строя догадки, кто они и что их сюда привело.
Вот за дальним столиком у окна ужинает пара. Он достаточно взрослый, можно даже сказать, пожилой, а она девушка, почти еще ребенок. Со стороны может показаться, что это дочь и отец, но его наметанный глаз и жизненный опыт подсказывают, что это еще один Киса Воробьянинов, который, пытаясь поймать за хвост ускользающие годы, желает ослепить размахом очередную Лизу. Поодаль от них почтенная семейка – мать, отец и двое детей-одногодков, приступив к десерту, заедают ягоды мороженым. На открытой террасе какой-то банкет. «Зюганов, рискуя заработать грыжу, кричит, что людям жить стало хуже, – подумалось генералу. – А люди вон какие банкеты закатывают. Нет, сукины коты, жить вам все-таки стало лучше, жить вам стало веселей! По крайней мере, у меня в регионе». Не успел он это подумать, как заметил немолодую уже пару, сидевшую за столиком у самых дверей. Обычно к дверям на кухню сажают самых пропащих клиентов, которых метрдотели, лишь по одним им известным признакам, определяют безошибочно. Как им удается отличить скромного служащего, в кои-то веки зашедшего к ним отметить какое-то свое торжество, от не менее скромно одетого миллионера, случайно оказавшегося в их городе, – уму непостижимо. Впрочем, сейчас генерала меньше всего занимали способности метрдотелей. Что-то в женщине, сидевшей за этим столом, показалось ему знакомым. Щурясь и фокусируя зрение, он пытался ее получше разглядеть, но тщетно. Одно дело стрелять в тире, а другое – за сотню метров узнать человека, которого ты, может, не знаешь совсем. Так и не сумев ее разглядеть, он встал и спустился в большой зал, с тем чтобы, направившись будто бы к бару, пройти мимо того стола. Увидев, что он куда-то уходит, его охранники, на ходу дожевывая, бросились за ним. «Эти спугнут мне весь ресторан», – подумал он и… встал как вкопанный, потому что за тем столиком сидела Лена Орлова – его первая школьная и последняя в жизни любовь!
– Лена, – тихо позвал он.
Женщина, подняв глаза, недоуменно на него взглянула и улыбнулась, да так знакомо, словно и не было этих десятков лет, что
