Квартира в Париже - Келли Боуэн

А я не такая, порой теряюсь или не успеваю. Я только с виду дерзкая и бесстрашная, но на самом деле мне до тебя далеко. Всю жизнь занималась тем, что давалось легче всего, отгораживалась своими книгами и учебой, и только любовь открыла мне глаза на то, что за самое главное в жизни нужно бороться. Знаешь, Уилл, я вышла замуж за человека, с которым ты уже никогда не познакомишься, но вы бы наверняка подружились, потому что Петр был умным, веселым, добрым и жил без оглядки, совсем как ты.

Я пытаюсь жить так же. Ради тебя. Ради него. Не опускать руки, не сдаваться, преодолевать трудности, не бояться неудач. Когда это письмо попадет тебе в руки, надеюсь, вы оба сможете мной гордиться.

Прощай, Уилл. Пусть каждый день будет прожит не зря.

С любовью,

твоя сестра Софи.

Габриэль сложил копию письма и сунул в карман пиджака. А доставал скорее по привычке, ведь уже перечитывал столько раз, что вызубрил наизусть. Хотя письмо было адресовано деду, у него всякий раз возникало странное ощущение, будто каждое слово задевало самые сокровенные струны его души.

Когда Габриэль зачитал это письмо перед всем семейством, дедушка даже не пытался скрыть слез, а придя в себя, засыпал его вопросами, на большинство из которых у Габриэля уже были ответы. Пусть следы Софи Сеймур затерялись в прошлом, зато о Софи Ковальски, известной как Селин, этого не скажешь.

Работа в Блетчли была скрупулезно учтена в личном деле вместе с благодарностями от руководства, отмечавшего ее необыкновенные способности к языкам. Судя по не менее подробным документам об обучении и дальнейшей службе в Межведомственном исследовательском бюро, ее задание было связано с операцией «Оверлорд». Известие о том, что сестра Уильяма не просто пережила бомбежку Варшавы, но еще и служила в разведке, лишний раз подтверждало ее одаренность, храбрость и согревало душу, но с ноткой печали.

Габриэлю пришлось потратить много времени и задействовать кое-какие связи, но наконец, сопоставив множество обрывочных данных, удалось установить, с какой целью Софи оказалась во Франции. Ее судьба уместилась в нескольких словах, отпечатанных на машинке, с неразборчивым росчерком внизу страницы: «Дата ареста – 27 августа 1943 года, Париж».

Позднее этой даты обнаружить ничего не удалось.

Поиски сведений об Эстель Алар тоже не увенчались успехом. Только в самом конце одного из дел Межведомственного исследовательского бюро оказался аккуратно отпечатанный рапорт, в котором упоминалась некая безымянная француженка из парижской группы Сопротивления под псевдонимом La Chanteuse. Судя по рапорту, она оказала неоценимую помощь Управлению специальных операций и была тайно переправлена за границу через три недели после ареста Софи. В рапорте сообщалось, что La Chanteuse доставила разведданные от британской разведчицы Селин мисс Вере Аткинс в Лондон через полковника Джеймса Рида в Темпсфорде. Подробностей об этих данных в деле не было, как и о дальнейшей судьбе француженки.

Габриэль решил, что вполне возможно, даже вероятно, что женщина под псевдонимом La Chanteuse и была бабушкой Лии. Скорее всего, в 1943 году эта француженка помогла англичанке Селин выполнить задание. Более того, La Chanteuse вполне могла оказаться тем самым ангелом, что однажды солнечным утром явился измученному летчику в Норфолке и вселил в него надежду.

Габриэль отложил письмо и откинулся на спинку кресла, любуясь стремительными движениями трех танцовщиц Дега, навеки запечатленными на холстах.

Они были последними из коллекции, с которой он работал, так хорошо сохранившейся, что реставрировать было почти нечего. После обеда он упакует их в ящик и добавит к остальному грузу, подготовленному к отправке в Париж. Галерея для выставки картин Аурелии Леклер уже была выбрана, открытие назначено через три недели. Объявление о выставке уже вызвало значительный интерес публики.

Репродукции всех картин появились в отраслевых журналах по всему миру. Международные обозреватели из ведущих газет расхваливали коллекцию в соответствующих рубриках об искусстве и досуге, историки искусства, профессора самых престижных учебных заведений включили описание коллекции в лекционные материалы. Каждую картину внесли во множество каталогов утраченных произведений искусства в надежде, что найдется законный владелец.

Габриэлю начали поступать официальные запросы из музеев, галерей и от частных коллекционеров, стремящихся заполучить ту или иную картину. С музеями и галереями завязались переговоры об аренде некоторых работ на время выставок, коллекционеры получили отказ. Однако от возможных владельцев или их наследников ни одного обращения так и не поступило.

Все сведения о прошлом Софи и ее связи с участницей французского Сопротивления под псевдонимом La Chanteuse, о ходе работ над каждой картиной, о затруднениях с поисками владельцев коллекции Габриэль сообщал Лии по электронной почте или телефону в сдержанной, сугубо профессиональной манере. Она была мила и любезна, но после каждого разговора ощущение пустоты в душе, возникшее в тот день на пыльном чердаке Милбрука, разрасталось все сильнее.

«Настоящая любовь бывает в жизни только раз, – сказала однажды Лии бабушка. – А если ума не хватает понять, что это она, и беречь как зеницу ока, значит, такого счастья не заслуживаешь».

Габриэль терзался опасениями, что упустил самую важную находку в жизни.

* * *

В день открытия выставки в парижском квартале Маре галерея была обустроена в точности по указаниям Габриэля Сеймура. Светлые стены, до блеска натертый паркет и яркая подсветка шедевров при мягком общем освещении подчеркивали строгую, деловую атмосферу. У каждой картины имелась табличка с подробной информацией об авторе и самой работе, собранной группой экспертов во главе с Габриэлем. И все это под присмотром внушительного отряда служащих, готовых проконсультировать или обеспечивающих безопасность, а то и все вместе.

Ученые и художники, коллекционеры и журналисты прохаживались по залу, порой сбиваясь группами возле некоторых картин, словно дрейфующие обломки затонувшего корабля, и наполняя пространство шумом восторженных голосов. В галерее была выставлена вся коллекция из квартиры Эстель Алар. Самые почетные места достались Мунку и трем танцовщицам Дега. Остальные картины, включая те, что украшали гостиную и столовую парижской квартиры, разместили в залах в гармоничных сочетаниях.

Только Габриэль посетил эту выставку не ради искусства, а чтобы повидаться с Лией.

Он углубился в зал, не глядя на великолепные произведения искусства, и замер, лишь заметив ее фигуру в платье цвета малиновой розы в лучах заходящего солнца, увенчанную густой копной каштановых с золотом волос, напротив изображения бурного моря работы Тернера. Мягкий свет подчеркивал тронутую легким загаром кожу, а глаза сияли изумрудным блеском.

С расшитой бисером