Ринго Старр - Алан Клейсон

Гораздо более значимой, чем аккомпанирование Расселлу, была работа с Би Би Кингом и поздним Хоулином Вулфом. С началом блюзового бума, который разразился примерно в 1968 году, многие из уважаемых черных исполнителей на склоне лет получили доступ к широкой аудитории, переигрывая свои старые классические хиты с молодыми музыкантами, которых вдохновило их творчество. Хотя Вулф остался недоволен американской командой, которая аккомпанировала ему на записи «Electric Wolf», его первого альбома такого рода, чувство юмора и добровольное участие британских музыкантов — во главе с продюсером Глином Джонсом — в работе над материалом 1970 года, «London Sessions», принесли блюзмену чувство глубокого удовлетворения; со Старром, Форманом и Клэптоном «сессия в понедельник была на редкость удачной, — рычал Вулф, — но вчера мы закончили все четыре стороны, и это было просто круто!».

После того как унялся благоговейный трепет в присутствии этих почтенных стариков, Ринго сделал вывод, что работа с Вулфом и, позднее, с Би Би Кингом (вместе с такими музыкантами, как Чарли Уоттс, Алексис Корнер и Доктор Джон), «была не менее важной, чем с Джоном и Полом». Ринго также был в числе тех «крепких орешков», которые до конца выдержали запись альбома Харрисона «All Things Must Pass». По словам Ринго, «он выполнил свой долг» на этом тройном альбоме, который стал первым свидетельством того, что Харрисон стал полноценным сольным исполнителем.

Альбом увековечил самоуверенность музыкантов, принимавших участие в его записи в «Apple Jam» — две стороны, целиком состоявшие из виртуозных импровизаций, в которых Ринго «не принимал особого участия», — и менее утомительные песни Джорджа (большая часть того накопленного материала, который так и не попал ни на один альбом «The Beatles»), включая «Behind that Locked Door», посвященную первому большому выступлению Боба Дилана после мотоциклетной аварии. Исполненные чувства долга, Харрисоны, Старки и Ленноны приехали на этот концерт (с «The Band») на Isle of Wight Pop Festival («Поп–фестиваль на острове Уайт») в сентябре 1969 года.

В том же месяце, из–за того что Ринго только вышел из Middlesex Hospital, где обследовался три дня из–за болей в кишечнике, вместо него был приглашен студийный барабанщик Алан Уайт, чтобы сыграть в новой песне Леннона, «Cold Turkey», которую наспех сколоченная группа «Plastic Ono Band» исполнила незадолго до этого в Канаде. Пускай излияния Леннона временами казались наивными, они были более изысканными и интересными, чем творения Харрисона. Ринго, не задумываясь, предложил свои услуги для записи студийного римейка «Cold Turkey», второго сольного хита Джона. Ринго и Морин заменили Джона и Йоко (которые приходили в себя после аварии) на пресс–конференции, посвященной выходу сингла «Give Peace a Chance», которая проходила в Chelsea Town Hall. В свою очередь, если никто из битлов не «пожал руку» Ринго после выхода «Candy», то Ленноны присутствовали на благотворительной премьере «Magic Christian», хотя и явились туда с плакатом, на котором красовался лозунг, относившийся к другой акции, которую Джон и Йоко вызвались поддержать.

Как полагал Старр, Маккартни по своему собственному выбору отказался присутствовать на обеих премьерах — о «заговоре» остальных битлов против Ринго не могло быть и речи. Старки пригласили его и Линду отпраздновать Новый год на Комптон–авеню, а Ринго и Морин составили им компанию на открытии нового сезона Мэри Хопкин в отеле Savoy. На записях Хопкин также можно было услышать ударные Ринго, а Пол аранжировал «Stardust» Хоуджи Кармайкла для «Sentimental Journey».

Старру пришлось рассказать своему адвокату, что «Sentimental Journey» был яблоком раздора, о котором Маккартни как–то упомянул в ссоре с Ринго; в тот день на Кавендиш–авеню словесные баталии были столь яростными, что Ринго уже не мог представить, что «The Beatles» когда–либо воссоединятся: «Мы зашли слишком далеко».

Одновременный выход «Sentimental Journey», «Let It Be» и дебютного сольника Маккартни грозил не только перечеркнуть все отношения с Клейном, но и спровоцировать конкуренцию альбомов, что могло отрицательно сказаться на их продажах. Письма остальных битлов, адресованные к Маккартни, с просьбами отложить выпуск «McCartney» ожидали своей очереди, и Ринго, торопливо раздававший автографы, спускаясь по ступенькам Apple к своему «Мерседесу», заявил, что «было бы не очень честно, если бы о наших столкновениях знали еще и офисные сотрудники». Идя домой к Полу, Ринго был настроен мирно побеседовать, однако по мере разговора внутреннее напряжение нарастало, и, когда оно вырвалось наружу, Пол «потребовал, чтобы я убирался из его дома. Он сошел с ума. Он орал и тыкал в меня пальцем. Я не мог поверить в то, что это происходит».

Оказавшись по ту сторону двери, которая с треском захлопнулась за его спиной, Ринго попытался забыть об этом инциденте:

«Мы как два брата. Трудно ожидать от братьев, что они никогда не подерутся: ссоры между братьями случаются гораздо чаще, чем между посторонними людьми».

По дороге на пресс–конференцию с Джорджем и Джоном Ринго решил придерживаться тактики наименьшего сопротивления: пускай выход «Sentimental Journey» отложится на неопределенное время, — «я буду выглядеть эдаким «хорошим парнем», но на самом деле я не такой — мне было нужно позарез, чтобы, мой альбом вышел первым, иначе альбом Пола закроет мне все пути. Так и произошло». Пятьсот тысяч проданных экземпляров «Sentimental Journey» — это не так уж и плохо, но можно понять отчаяние Ринго, когда предварительные заказы на пластинку Маккартни только в США превысили отметку в два миллиона!

В июле того же года Ринго решил «ковать железо, пока горячо» и выпустил очень противоречивый альбом, состоявший из песен в стиле кантри–энд–вестерн, который в то время был самым «правильным», консервативным направлением в поп–музыке. К счастью, его уже почти перестали ассоциировать с деревенскими тупицами из южных штатов, которые устраивали травлю коммунистов, гомиков, негров и хиппи — даже несмотря на то, что в 1970 году хьюстонская радиостанция дважды подверглась обстрелу зажигательными бомбами со стороны «старых добрых парней», которые были не согласны с ее радикальной антивоенной направленностью.

Берущие свое начало от ковбойских фильмов, многочисленные разрозненные попытки играть кантри–энд–вестерн сформировались в единое течение, которое представляло собой одну большую пародию на салунную музыку Додж–сити. Если бы вы случайно ввалились в паб Edinburgh или бар Auckland, то непременно наткнулись бы на нескольких «Каламити Джейн» и парней в «стетсонах», у которых виски разве что не льется из ушей. Отработав днем уборщиками или программистами, вечером они возвращались к своей «истинной сущности», сдабривая неторопливые беседы за барной стойкой словечками из лексикона американского Юга (где «тарелка еды» сразу же превращалась в «варево из овсянки»), взятыми по большей части из песен Мерла Хаггарда. На сцене, утопающей в клубах сигаретного дыма, бэнд вовсю наяривал «Okie from Musgokee», «Chrystal Chandelier» или «Polk Salad Annie». Если эти вещи и не попали в чарты, то, по крайней мере, они были не менее известными, чем те, что были наверху.