Солнце в зените - Шэрон Кей Пенман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобные воспоминания о его прошлой страсти оказались довольно сильными и довольно живыми, чтобы рассеять сомнения Елизаветы, терзающие ее в настоящем. Женщина распустила кушак платья, позволив тому полностью упасть на талию и стоя обнаженной от лодыжек до середины бедра и от выпуклой груди до горла.
Эдвард больше не улыбался. Атмосфера между ними незаметно поменялась, напитавшись внезапным сексуальным напряжением.
'Иисусе, ты прекрасна', произнес он, в конце концов, тихо и почти удивленно.
Елизавета без труда могла сейчас читать мысли мужа. Во рту вдруг пересохло, и совершенно не нервы заставили участиться ее дыхание. Она поняла, что сегодня ночью у Эдварда не будет недостатка в ее отзывчивости. Появилось головокружение, мысли прояснились от восторга, от чувства одержанной победы, и, как следствие всего этого, с облегчением и улыбкой Елизавета позволила себе выйти из платья.
Эдвард вытянулся, прижимая жену к себе. Его губы стали горячими, и Елизавета с радостью отдалась их жару, разрешая ему разжигать поцелуями изогнутую линию от горла до мягкости плеча. Она начала расстегивать камзол Эдварда, спускать нижнюю рубашку, пока не смогла проскользнуть руками внутрь, прикасаясь к его коже. Эдвард спустился губами к груди, вызывая чувственные вспышки, обжигая кончики нервов, возбуждая ощущения, невыносимые по своей мощи.
Кожаные пуговицы, прикреплявшие его камзол к штанам, были расстегнуты ее рукой. Эдвард задохнулся, когда Елизавета добралась до паха, обнаружив наглядное свидетельство его нужды в ней. Она выкрутилась в объятиях мужа так, что их губы встретились, оказавшись в ловушке облака блестящих белокурых волос, пока эротичная интимность ласк Эдварда не заставила Елизавету выгнуться, непроизвольно со стоном произнеся его имя. К моменту поднятия им жены на руки и отнесения к ожидающей постели, женщина решила, что не может сказать, кто же из них соблазнитель, а кто - соблазненный.
Елизавета чистила апельсин - свой любимый фрукт. Ей никогда не надоедало лакомиться этими цитрусовыми, ибо она никогда не пробовала их до брака с королем Эдвардом. Апельсины привозились из Италии и отличались оскорбительно высокой ценой, за что и выделялись королевой также сильно, как и за свой сладковатый резкий привкус. Елизавета перегнулась, скользнув копной волос по груди Эдварда, и положила одну из апельсиновых долек ему в рот. Затем перегнулась снова, чтобы слизнуть сок с его губ кончиком языка. Эдвард открыл глаза и улыбнулся ей.
'Можно мне убрать все это?' - промурлыкала Елизавета, указывая на поднос, лежащий рядом с ними на кровати. На нем лежали горы еды - сыра, хлеба и фруктов, - утолив голод друг по другу, оба супруга были захвачены голодом иного рода, отчего устроили переполох на кухне своим неожиданным требованием пищи среди ночи.
Эдвард кивнул, и Елизавета спустила поднос на пол, после чего снова удобно легла в его объятия. С постели был виден блеск короны. Молодой женщине нравилась традиция помещать ее рядом с кроватью, нравилось видеть материальное доказательство царствования супруга.
Она больше не сожалела о капитуляции перед Эдвардом в битве сил воли, более того, порицала себя за то, что не совершила этого раньше, дабы избежать стольких тревожных дней и бесконечных ночей. Поистине, размышляла Елизавета, ей никогда не хотелось смирить свою гордость в отношениях с первым мужем. Но Нед не походил на Джона ни в каком отношении, не походил ни на одного человека, какого она когда-либо встречала. Глаза возобновили поиск, остановившись наверху, молчаливое сияние короны, даже в свете каминного пламени все еще озаряло комнату успокаивающим мерцанием.
Елизавета ощущала возрастающую усталость, восхитительно наплывающее на нее чувство, словно кости вмиг начали оплавляться. Она пыталась бороться с собой, готовность заснуть отсутствовала напрочь. Рядом вытянулся Эдвард, все еще притягивая ее ближе к себе. Он держал Елизавету, обнимая левой рукой, лежащей на ней, как раз под грудью. Можно было наблюдать бледнеющие красные следы на его коже, там, куда недавно впивались ее ногти. Елизавета дотронулась до них и начала прослеживать образовавшуюся дорожку подушечкой пальца.
Королева знала, испытывающие к ней ненависть обзывали ее девкой и грязнулей, намекая, что каким-то образом она наслала сатанинское сексуальное заклятие на Эдварда, заколдовав его до степени согласия на брак. Иногда Елизавета относилась к таким слухам безразлично, иногда, возмущалась из-за подобных обвинений, но, если бы природа молодой женщины оказалась иной, она обнаружила бы определенное мрачное удовлетворение в них. Истина заключалась в том, что Елизавета принадлежала за всю жизнь только двоим мужчинам, и оба были на ней женаты.
Ей исполнилось пятнадцать лет во время свадьбы с Джоном Греем, и она совсем не чувствовала безразличия к урокам, преподаваемым супругом на брачном ложе. Елизавета показала себя способной ученицей, даже охотно порывалась экспериментировать и дальше, окажись на это желание Джона. Скоро она поняла, его бы смутили первые открытия жены о предпочтении мужем исполнения благоверной пассивной роли в их занятиях любовью.
Из Елизаветы получалась плохая судья людям, ибо она совершенно не любопытствовала о нуждах и желаниях, руководимых другими. Но, даже ей, было ясно, муж чувствовал непонятную угрозу в независимости существования ее чувственных нужд от его собственных желаний. Из-за отсутствия опыта для сравнения Елизавета заключила, все мужчины таковы, и смирилась с сексуальными отношениями, умеренно приятными ей, но лишенными загадочности и до мелочей предсказуемыми.
Ее второй брак отличался от первого во всех отношениях, прежде всего, в постели. Эдвард воодушевлял проявлять инициативу в занятиях любовью, получал удовольствие, когда она показывала, что хочет его, и, чем раскрепощеннее Елизавета становилась, тем больше это радовало ее возлюбленного. От Эдварда она научилась способам, о которых нельзя было и подумать, в процессе получения и дарения наслаждений, и, со временем пришла к выводу, - разгадка его пылкой страсти к ней кроется не столько в ее красоте, сколько в страстности их соединений. Елизавета желала Эдварда также сильно, как он ее, и
