У рифа Армагеддон - Вебер Дэвид Марк

Залив Хауэлл был ключом к эволюции королевства Чарис. Транспортировка по воде была быстрее, проще и намного дешевле, чем перевозка тех же товаров и материалов по суше, и залив Хауэлл предоставил Чарису эквивалент широкого, прямого шоссе в его сердце. Быстрые галеры и парусные суда связали растущую мощь королевства воедино и обеспечили импульс и морское мышление для последовавшей за этим экспансии океанской торговли. А в заливе Хауэлл доминировали три острова: Сэнд-Шоул, Хелен и Большой Тириэн. Тот факт, что Дому Армак удалось обеспечить контроль над всеми тремя из них, во многом был связан с тем фактом, что он также в конечном итоге обеспечил себе чарисийский трон.

Это было столетия назад, но королевство Чарис сохранило укрепления на всех трех островах, а в Кингз-Харбор, главном порту Хелен, находилась одна из главных верфей королевского флота. Кингз-Харбор также была древней крепостью, стены которой постоянно расширялись на протяжении веков, что делало верфь тем местом, которое можно было считать безопасным. И тот факт, что большая часть годного к употреблению корабельного леса на острове была давно израсходована, не был большим недостатком. Древесину всегда можно было переправить, и Хелен действительно предлагал значительные залежи меди и железа плюс, несмотря на его относительно небольшие размеры, достаточно горных рек и ручьев, чтобы привести в движение множество чарисийских верхнебойных водяных колес. Более века назад на верфи Кингз-Харбор была установлена первая лесопилка с водяным приводом, и с тех пор тут вырос очень респектабельный комплекс вспомогательных сооружений.

За прошедшие годы в Кингз-Харбор был реализован не один проект, о котором короли Чариса не хотели извещать остальной мир. Верфи в Хейрате на Большом Тириэне были в некотором смысле больше и более мощными, но население Большого Тириэна также было намного выше, что означало, что поддерживать секретность там было соразмерно сложнее. А верфь королевского флота в Теллесберге - из всех самая большая и наиболее универсальная - также была самой открытой.

Все это помогло объяснить, почему Мерлин Этроуз стоял на носовой палубе галеры королевского чарисийского флота КЕВ "Катэмоунт", когда она уверенно гребла в Кингз-Харбор, мимо башен, охраняющих обе стороны прохода в дамбе.

Это был первый раз, когда Мерлин увидел гавань своими глазами, и он был вынужден признать, что вырисовывающиеся укрепления, суровые и высокие на фоне темно-зеленых и коричневых гор, были, мягко говоря, впечатляющими, если смотреть с уровня моря. С другой стороны, они также были близки к безнадежному устареванию, хотя никто другой не мог этого знать.

Он посмотрел на зубчатые и высокие отвесные каменные стены, с равномерно расположенными башнями и платформами для катапульт и баллист. На некоторых из этих платформ располагались пушки, - отметил он, - грубо спроектированные, но хорошо сделанные, затем обратил свое внимание на саму верфь. Полдюжины галер, подобных "Катэмоунту", находились в стадии строительства, их частично законченные корпуса уже демонстрировали лихую грациозность своей породы. Они тоже вот-вот должны были устареть, и Мерлин почувствовал краткий - очень краткий - укол сожаления при мысли об уходе такого гибкого, прекрасного корабля. Тот факт, что он, к несчастью, был уверен, что ему будет бесконечно трудно убедить некоторых офицеров флота в том, что их переход был бы благом, отчасти объяснял краткость этого сожаления.

Он фыркнул, забавляясь этой мыслью, и повернулся, чтобы взглянуть на молодых людей, стоящих рядом с ним.

- Впечатляет, - сказал он, и Кэйлеб усмехнулся и посмотрел через плечо.

- Мерлин говорит, что это выглядит "впечатляюще", Арналд, - заметил он. - Ты думаешь, мы должны чувствовать себя польщенными?

- На данный момент, ваше высочество, я иногда сомневаюсь, что что-то действительно впечатляет сейджина Мерлина, - сухо сказал лейтенант Фэлхан. Морской пехотинец вернулся на службу менее чем через пять дней после покушения и на удивление хорошо приспособился к постоянному присутствию Мерлина рядом с принцем. Некоторые люди в его положении, возможно, возмутились бы публичным заявлением о том, что потребовалось такое "особое подкрепление". Фэлхан, однако, знал истинную причину этого соглашения и казался удивительно невосприимчивым к "публичным выступлениям". Теперь он только ухмыльнулся.

- Однако я заметил, что сейджин всегда вежлив и осторожен, чтобы не задеть чувства своих хозяев, - добавил он.

- Я примерно так и подумал, - сказал Кэйлеб с еще одним смешком и повернулся к Мерлину.

- В данном случае я имел в виду именно то, что сказал, ваше высочество, - сказал Мерлин. - Это впечатляет, и я понимаю, как это, должно быть, помогло усилиям ваших предков по объединению королевства.

- Боже, ты такой вежливый, - широко улыбнулся Кэйлеб. - Мои "предки" начинали как самые успешные пираты залива, как я уверен, ты прекрасно знаешь, Мерлин. И боюсь, что их усилия по "объединению королевства" были гораздо больше связаны с улучшением их возможностей грабить, чем с высокими и благородными мотивами.

- Не уверен, что это совсем то, как я бы выразился, ваше высочество, - вмешался Фэлхан со слегка обиженным выражением лица.

- Конечно, это не так. Ты верный слуга Дома Армак; я, с другой стороны, наследник Дома. Поэтому я могу позволить себе говорить правду.

- И я уверен, что это бесконечно забавляет вас, - сухо сказал Мерлин. - Тем не менее, ваше высочество, я нахожу это зрелище впечатляющим. И думаю, что это должно вполне соответствовать нашим целям.

- Вероятно, ты прав, - сказал Кэйлеб более серьезно и указал направо, где из-за другого участка нависающей стены поднималось несколько столбов дыма. - Полагаю, ты захочешь взглянуть на это сам, но там есть довольно респектабельный литейный цех. Если я правильно помню, за эти годы там было отлито около половины орудий военно-морского флота. Я понимаю из того, что ты говорил прошлой ночью, - он натянуто улыбнулся, - что нам нужно будет расширить его "намного", но это все еще начало.

- Уверен, что так и будет, - согласился Мерлин, не упомянув, что он, несомненно, имел гораздо лучшее представление о возможностях этого литейного цеха, чем сам Кэйлеб. Однако принц был прав насчет того, насколько это будет полезно.

- Вот "Мари Жейн", ваше высочество, - вставил Фэлхан, указывая на другой корабль, один из самых тяжелых, неуклюжих, с квадратной оснасткой торговых кораблей, которые составляли истинное богатство королевства, и Кэйлеб кивнул в знак признательности.

- Действительно ли было необходимо вытаскивать всех сюда, Мерлин? - спросил принц, когда их собственная галера слегка изменила курс, чтобы направиться к той же якорной стоянке.

- С точки зрения безопасности, вероятно, нет, - признал Мерлин. - С другой стороны, думаю, что ваш отец был абсолютно прав насчет всех других причин. Конечно, Хелен лежит не на другом конце света, но достаточно далеко от Теллесберга, чтобы понять, что он совершенно серьезно относится к необходимости сохранить всю эту встречу в секрете. И если собрать их сразу всех там, где они смогут увидеть, как все кусочки сочетаются друг с другом, это заставит их всех осознать, насколько важно, чтобы они действовали вместе.

- Но это также будет означать, что все они знают, "как все кусочки сочетаются друг с другом". - Голос и выражение лица Кэйлеба внезапно стали более мрачными. - Если окажется, что мы ошибаемся в отношении любого из них, он сможет причинить нам гораздо больший вред, чем если бы каждый из них знал только о своей конкретной части этого.

Мерлин полностью повернулся к принцу, его собственное выражение было серьезным, когда он изучал Кэйлеба. Кэйлеб, как и его отец, был очень близок с Калвином Армаком. В конце концов, герцог был его крестным отцом, а не просто двоюродным дядей. Учитывая разницу в их возрасте, Кэйлеб всегда относился к Тириэну скорее как к дяде и, - во многих отношениях, настоящему второму отцу, - чем как к двоюродному родственнику. Именно Калвин научил Кэйлеба ездить верхом, когда искалеченная нога Хааралда помешала ему это сделать, точно так же, как именно Калвин наблюдал за началом обучения Кэйлеба владению мечом и луком. Принц любил своего двоюродного дядю, и в нем осталось немало от обожания очень маленького мальчика к великолепному дяде.