Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом - Карр Джон Диксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Всем своим девочкам?»
«В этом доме я не могу открыть ни одного письменного ящика, не натолкнувшись на полузаконченное письмо, которое начинается словами: «Милая Сюзан» или «Милая Джейн». Здесь он мог имитировать самого себя, раздувая щеки и торжественно начиная: «Кингсли! Великий шотландец! Что это? Ужасный мальчик. Прекрасно!»
В тот год он много выступал от имени Союза за реформу закона о разводе. «Основа национальной жизни, — говорил он, — это не просто семья. Это счастливая семья. И это как раз то, чего у нас нет при наших устаревших законах о разводе».
Помимо его внимания к мопеду — велосипеду с двигателем, на котором они с шумом носились по округе, — его занимали и всевозможные другие интересы. Господин Столл хотел такого Шерлока Холмса, которого госпожа Хамфри Уорд назвала «новыми схемами для воспроизведения рассказов в кинематографе», когда в письме просила у него совета насчет ее прав на фильмы, однако его первым рассказом, который был экранизирован, был «Родни Стон».
«Затерянный мир» все еще имел отзвуки. В печати за 1 апреля (ничего не поделаешь, дата была действительно такой) он увидел следующую заметку:
«Волнующая романтическая повесть сэра Артура Конан Дойла «Затерянный мир» возбудила дух стремления к приключениям у группы американцев. Несколько дней назад яхта «Делавэр» вышла из Филадельфии и направилась в — воды Амазонки. Яхта является собственностью Пенсильванского университета и держит путь в Бразилию с группой смелых исследователей, которые рассчитывают проникнуть в верховья Амазонки и во многие ее притоки в интересах науки и человечества. Они будут искать «затерянный мир» Конан Дойла или научные свидетельства его существования».
Здесь мы можем заподозрить, что какой-то американский репортер добавил пикантности к подлинной истории. Назывались реальные имена: капитан Роуэн, который командовал яхтой, и доктор Фэррабл из Пенсильванского университета. Джин пришла в ужас.
«Ты думаешь, они приняли все всерьез?»
«Нет, конечно. Но в любом случае — пусть едут! Если они не найдут плато, то наверняка найдут что-нибудь интересное».
Также в апреле в «Уиндлшем» на выходные дни приехал человек, который в то время был известен как величайший детектив Америки. У Уильяма Бернса с его рыжеватыми усами и приветливым взглядом были «приятные и отполированные манеры дипломата, если сравнивать их с чем-то еще, что можно отполировать — гранитом».
«Он сообщил мне, — писал Конан Дойл в своей записной книжке, — что когда проводил судебные преследования в Сан-Франциско, его обещали убить прямо в суде. На что он дал указание своим людям, чтобы они убили всех адвокатов и свидетелей другой стороны. «Я буду мертв, сэр Артур, и поэтому мне все равно».
Бернс хотел поговорить о Шерлоке Холмсе. Он говорил, что методы Холмса практичны, и показал «детектофон», посредством которого можно было слушать разговоры в соседней комнате. Однако хозяин, посмеиваясь и с трубкой во рту, убедил его вместо этого рассказать о Детективном агентстве Бернса и фрагменты из длинной истории Пинкертона. Один из рассказов — о Молли Маджирисе в угольном бассейне Пенсильвании в 1876 году — возбуждал его воображение на протяжении длительного времени после того, как Бернс уехал.
«Я — Берди Эдвардс!» — вот что здесь надо запомнить, без комментариев.
Итак, два направления мысли — процесс привлечения внимания к опасности подводных лодок и смутные очертания детективного рассказа, над которым он работал все лето и осень.
За последние пять лет всего пять рассказов о Шерлоке Холмсе — от «Приключения в Вистерия-Лодж» до «Исчезновения леди Франчески Карфакс» — были опубликованы в «Странде». Как, спрашивал он, отнеслись бы они к полномасштабному детективному роману? И кроме того, пошли бы они навстречу его плану запросить комментарии военно-морского руководства к предлагаемому рассказу?
Между тем в записной книжке появлялось все больше и больше записей о религии. Писал он и о спиритизме, предмете, который он никогда не мог обсуждать с Джин, потому что спиритизм ей не нравился и она его боялась. Читать его записную книжку — значит проследить ход его мыслей.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})«Даже если исходить из того, что спиритизм не ложь, — писал он, — он продвинет нас лишь ненамного вперед. Но это небольшое вперед решает самую важную проблему — является ли смерть концом всего?» «Представьте себе Лондон, который сошел с ума по спиритизму, подобно тому как это было недавно во время перчаточного боя с участием Джорджеса Карпентьера!»
(Молодому Карпентьеру не давали прохода, когда тот нокаутом победил Бомбардира Уэллса в первом раунде 8 декабря 1913 года.)
«Какой бы это был кошмар! — писал Конан Дойл. — Какая началась бы оргия мошенничества и помешательства! Мы отнеслись бы к этому с ужасом. И это не будет несовместимо с верой в то, что все утверждения спиритизма верны».
В период между зимой 1913-го и весной 1914 года, на который пришелся пик его изобретательности, он написал последний и лучший из своих детективных рассказов — «Долину ужаса». И написал он еще длинный рассказ под названием «Опасность! Запись в судовом журнале капитана Джона Сириуса», который навеки останется вехой в деле прорицания.
Глава 19
ВЕРШИНА УСПЕХА
Подводная лодка, на борту которой находилась двенадцатифунтовая разборная пушка, а внутри — торпеды, выскользнула из Блэнкенбургской бухты на закате. Это была подлодка «Йота», которой командовал капитан Джон Сириус.
Блэнкенбург был вымышленной столицей очень маленькой вымышленной страны, которая именовалась Норландия. «Йота» также существовала лишь в воображении. Но это была первая подводная лодка с пушкой на вооружении, и таким образом она могла всплыть на поверхности среди кораблей, не представлявших опасности, и приберечь торпеды для тех, что были опасны. Ни у кого, за возможным исключением империалистической Германии, такой идеи не было.
В «Опасности!» Конан Дойл нарисовал в воображении эту маленькую и, очевидно, слабую страну, которая ведет войну с Великобританией. С подводной флотилией, состоящей всего из восьми субмарин, капитан Сириус обещает диктовать противнику свои условия даже в том случае, если великий британский флот установит блокаду норландских бухт. Он будет топить корабли, груженные зерном, скотом и продовольствием, всех видов и любой национальной принадлежности.
«Мне все равно, — беззаботно объясняет он, — под каким флагом они плавают, до тех пор, пока они занимаются военной контрабандой на Британские острова». Первое нейтральное судно, которое он пускает на дно пушечным огнем, — американское.
Порт, в котором можно укрыться? Что ему за дело до портов, где он может быть легко обнаружен аэропланами или гидропланами? Все, что ему нужно, это изолированная заправочная база у побережья. Его мародеры поддерживают между собой связь по радио; они насаждают голодную смерть от устья Темзы до юга Великобритании, где Сириус торпедирует могучий лайнер «Олимпик».
Английские газеты, которые на первых полосах под крупными заголовками возвещают о победе, когда захвачен Блэнкенбург, этому коротенькому сообщению отводят страницу незаметную.
«В море находятся несколько подводных лодок противника, которые нанесли некоторый ощутимый ущерб нашим торговым судам», — характерное начало такого сообщения. А потом от этого события отмахиваются, как будто оно не имеет большой важности. «Поскольку подводная лодка не может находиться в море без дозаправки более десяти дней и поскольку порт (Блэнкенбург) захвачен, эти налеты должны быстро закончиться».
Действительно, Британию заставляют принять условия в невероятно короткий срок и с использованием слишком малого числа подводных лодок. Но каждый, кто читает «Опасность!» в наши дни, после двух войн, начинает испытывать внушающее страх чувство, что тут автор был совершенно прав. Чтобы избежать торпед, торговые суда ходят зигзагами. Некоторые вооружены, как вспомогательные крейсеры. «Зетта» капитана Стефана, не увидев в перископ орудий, поднимается на поверхность, и ее боевую рубку сносит огнем. Капитан Сириус видит наибольшую опасность в бомбах внезапно атакующих самолетов. Каждая деталь настолько реалистична, что мы с облегчением обращаем свой взор к февралю 1914 года, когда все это было только сном, но Конан Дойл описал это очень реалистично.