Выброшенный в другой мир. Дилогия - Ищенко Владимирович

   - Хороший трактир, - одобрил отец, переключаясь с молока на мясо. - И обслуживание тоже на уровне.

   Как ни старалась Альда есть понемногу, она все равно объелась. Живот утихомирился, но стало трудно дышать.

   "Как же я в таком состоянии заберусь на Бри?" - в панике подумала девушка.

   Словно заметив ее состояние, отец распустил пояс и жестом подозвал слугу.

   - Нам с дочерью требуется отдохнуть. У вас есть комната с двумя кроватями?

   - Вам на весь день, ваша милость? Там кровати широкие, может, хватит одной?

   - Сказано же, что я с дочерью, - недовольно сказал отец. - Комната нужна только до обеда. Отобедаем у вас и двинемся дальше.

   Слуга получил серебряную монету и принес на сдачу жменю меди, которую Альда ссыпала в свой кошелек, после чего повел господ на второй этаж в небольшую, но чистую комнату с двумя кроватями.

   - Давай отдохнем, дочь, - сказал отец, стаскивая камзол и сапоги. - После обеда будем ехать до самого города уже без остановок.

   Обед был точной копией завтрака, но такого аппетита уже не было, так что ели умеренно. Расплачивалась на этот раз Альда, отсчитав указанное количество монет и по совету отца добавив еще одну рассыпавшемуся в благодарности слуге.

   Дорога до Колина ничем не запомнилась. К городу подъехали к вечеру, когда солнце уже начало прятаться за горизонт.

   - Скажи, служивый, - спросил отец стражника на воротах, - как нам найти постоялый двор поприличнее?

   - Так, ваша милость, езжайте прямо по улице до площади. А там сразу два постоялых двора, и оба неплохие.

   Довольный страж получил монетку, а Буше, торопя лошадей, поспешили дотемна добраться до места и устроиться на постой.

   Утром Альда проснулась от боли. Болело все: ноги, ягодицы и поясница. Она часто устраивала конные прогулки, но они редко длились больше двух часов. Вчера девушка перебрала привычную норму раз в пять. С трудом встав с кровати и одевшись, она спустилась к завтраку, ругаясь про себя так, что заслушался бы их бывший конюх. Отец встал раньше и ждал дочь за столом, заставленным блюдами и напитками.

   - Что это за развалина? - насмешливо прищурился он на ковыляющую к столу дочь. - И как ты в таком состоянии думаешь продолжать путь? Придется, видимо, здесь на денек задержаться.

   Он начал насыщаться раньше и закончил завтрак, когда дочь еще вовсю работала челюстями.

   - Ты все-таки не переедай, - сказал он, заметив, с какой скоростью исчезает содержимое блюд. - Верхом ты ехать не сможешь, но ювелиров навестить надо. Возьмем экипаж.

   Сиденья в экипаже оказались мягкими, но все равно при толчках было очень больно, а трясло немилосердно. Но все когда-нибудь заканчивается, закончилась и эта пытка, когда они доехали до квартала ювелиров и остановились.

   - Подождите нас, милейший, - приказал отец кучеру, подавая дочери руку, в которую та сразу вцепилась. - Альда, ну нельзя же так! Надо учиться терпеть боль. Это полезное умение, и в жизни еще не раз пригодится.

   Девушка собралась с силами, оперлась на руку отца, и они почти нормально вошли в ближайшую ювелирную лавку.

   - Чем могу быть полезен господам? - спросил пожилой, солидный ювелир, поднявшийся со стоявшего за прилавком стула.

   - Мне нужно продать этот камень, - надменно сказал Буше, положив на прилавок один из алмазов.

   Ювелир взял камень, внимательно посмотрел его на свет лампы и назвал свою цену:

   - Тридцать золотых.

   - Я, кажется, по ошибке попал не в ту ювелирную лавку, верните камень!

   - Сорок.

   - Пятьдесят и ни монетой меньше!

   - Сорок пять.

   - Все, мы уходим.

   - Ладно, будь по-вашему, - недовольно согласился ювелир, но Альда заметила в его глазах радость.

   - Он на нас здорово нажился, - сказала она, когда они вышли из лавки.

   - Да понял я, - ответил отец. - Кто же знал, что эти камни столько стоят! Не мог я отказаться от своих слов. Впредь будем умнее.

   Они зашли еще в несколько лавок и продали десять камней, получив за них семьсот золотых.

   - На эти деньги можно купить хороший особняк, - сказал довольный отец, когда экипаж развернулся, и они отправились обратно, - и еще, скорее всего, не все потратим. А серебро теперь можно не трогать. - Он увидел, что извозчик внимательно прислушивается к разговору, и добавил специально для него: - Сегодня же и рассчитаемся за дом.

   И в ответ на недоумевающий взгляд дочери показал ей глазами на извозчика. Расплатившись за экипаж, отец дождался, пока они остались одни, и выругался.

   - Что-то я совсем распустил язык, - в сердцах сказал он. - Теперь по-хорошему надо съезжать с постоялого двора и побыстрее покинуть город, но ты еще не сможешь забраться на лошадь, да и не успеем мы убраться из города до закрытия ворот. Придется принять меры предосторожности и спать эту ночь вполглаза.

   Они наскоро поужинали и укрылись в своей комнате. Осмотрев окна, отец одобрительно хмыкнул. Затем он осмотрел дверь и подвел итог:

   - Через окна никто пройти не сможет. Там очень надежные решетки. Если задернем занавески, то и выстрелить не получится. Щеколда на двери очень надежная. Дверь к косяку прилегает плотно, так что кинжалом ее поддеть не получится. Но вот сама дверь очень хлипкая, и если нападение все-таки будет, то только оттуда. Нам главное - не остаться в темноте. Мы станем совершенно беззащитными, а эти парни, наоборот, к такому бою привычны. Старый я дурак! Если это те, о ком я думаю, то они уже знают и что мы с тобой продавали, и сумму выручки. Значит, будем действовать так. Мою кровать поставим к двери. Если ее вынесут, то замешкаются перед кроватью и позволят завалить хотя бы двоих. Стол перевернем и за ним на пол поставим лампу. Для нас будет полумрак, так что можно будет и стрелять, и метать ножи. Если нам не повезет, и нападение все-таки будет, переворачиваем и твою кровать. Ты за ней укроешься и будешь работать арбалетами и ножами, а я с мечом встану сбоку от косяка и буду рубить всех, кого не удастся завалить тебе. Главное - сама меня не подстрели.

   Объяснив дочери диспозицию, отец взялся за дело. Стянул со своей кровати тюфяк с одеялом и подтащил ее к уже закрытой и на щеколду двери, перевернул стол и укрыл за ним лампу. Под конец он зарядил оба арбалета и положил их у кровати Альды.

   - Приготовь кинжалы и свой лук, - сказал он дочери. - Может быть, на злоумышленниках не будет доспехов, тогда от твоих стрел будет больше пользы, чем от ножей.

   Постелив тюфяк на пол, Буше улегся на него, положив рядом обнаженный меч. Странно, но Альда не чувствовала страха, только возбуждение, но через какое-то время прошло и оно. Она даже задремала и пропустила момент, когда все началось.

   - Альда! - голос отца вырвал ее из сна. - Они пришли! Скорее убирай свой тюфяк!

   Она быстро убрала постель, и они вдвоем перевернули кровать, стараясь производить как можно меньше шума. Оба арбалета она положила поверх кровати, а три кинжала воткнула в пол перед собой. С правого боку находился колчан со стрелами, чтобы их можно было выхватывать не глядя. Отец с мечом встал у двери так, чтобы не мешать ей стрелять и самому не попасть под удар. За дверью слышался какой-то шум. Вначале девушке был непонятен смысл звуков, но потом она догадалась, что это прорезают щель в мягкой древесине двери, чтобы кинжалом поднять щеколду. Когда в образовавшуюся щель просунулся конец длинного кинжала, отец изо всех сил ударил по нему мечом, и раздавшийся вопль показал, что один из злоумышленников серьезно ранен. Пока отец извлекал застрявший в полу клинок, кто-то быстрым движением кинжала сбросил щеколду. Это послужило сигналом к нападению. Кто-то рывком распахнул дверь и бросился вперед. Не увидев кровати, он об нее споткнулся и попал под меч бывшего барона. Сунувшийся следом детина завалился назад, поймав грудью арбалетный болт. Отпихнув его в сторону, на кровать вскочили сразу двое. Одному отец подрубил ноги, и тот с воем упал внутрь комнаты, а другого уложила Альда, разрядив в него второй арбалет. В следующий момент в дверь протиснулись сразу несколько человек, оттеснив вглубь комнаты отчаянно отбивающегося отца. Альда быстро метнула кинжалы, и трое злоумышленников упали на пол, а отец смог достать мечом оставшегося на ногах противника. В следующее мгновение что-то лязгнуло, и Буше с руганью метнулся вглубь комнаты.

   - Альда, у них арбалетчик! - крикнул он дочери.

   Она была готова, и когда во мраке дверного проема показалось усатое, перекошенное злобной гримасой лицо, вогнала стрелу прямо в оскалившийся рот. Тело стрелка упало в коридор, грохнулся на пол выроненный им арбалет, и наступила тишина.

   Лет пять назад Альда подслушала разговор двух воинов отца. Молодой спросил ветерана, легко ли убить в первый раз. На это ветеран ответил, что в горячке боя, когда решается, кому жить, а кому умереть, убить врага легко, надо лишь суметь до него дотянуться. Вот потом, когда утихнет боевая ярость, человека часто начинает трясти от содеянного. Сегодня она впервые убила шесть человек, но ее не трясло, и никаких угрызений совести она не испытывала. Эти люди пришли сюда убить ее и ее отца и ограбить. Она лишь защищалась, а эти, которые неподвижно лежат на полу, и не люди вовсе.