Багровая смерть - Лорел Гамильтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не знаю, — сказал Натэниэл.
— У тебя те же проблемы с мужчинами, что у меня были с женщинами, — сказала я.
— Но у тебя сейчас трое или четверо любовниц? — удивленно спросил Дамиан.
— Было четверо, пока я не решила, что у Джейд намного больше проблем, чем я могла принять в постели с другой женщиной, так что трое.
— Как ты… Как ты сейчас с этим справляешься?
— Я была связана с Джейд метафизически, не предполагая того, а тебя всегда тянет к твоим зверям зова. Если бы мы с ней лучше подходили друг другу в спальне, она могла бы остаться моей единственной девушкой, но ей в сексе нравится почти противоположное тому, что нравится мне. Это, наконец, заставило меня понять, что то, что мужчины делают друг с другом, не плохо. Натэниэл — единственный по-настоящему бисексуальный из моих бойфрендов. Даже Жан-Клоду девушки нравятся больше, чем парни.
— Большинство людей совсем не такого о нем мнения, — заметил Дамиан.
— Я бываю в его голове. Я знаю, что его привлекает больше. Он любит мужчин — не поймите меня неправильно, — но не настолько, как показывает, чтобы я была счастлива. Просто это выглядит честно — попытаться ввести в наш круг женщин, которые будут скорее для моих любовников, а не только для меня.
— У тебя это и с Девом тоже было, — сказал Дамиан.
— Он настолько же би, как я, — усмехнулся Натэниэл.
— Но куда более ванильный, — сказала я.
— Скорее, шоколадный. [Rocky road — шоколадное мороженое]
— Соглашусь, — кивнула я.
— Такое ощущение, что я вроде как в ужасе от того, что мы сделали, но это не так. Похоже, если бы я думал, что должен расстраиваться, но я не так расстроен… Почему я не расстроен сильнее?
— Думаю, потому что Натэниэл руководил нашим маленьким тройничком, а он не испытывает противоречий в этой связи.
— Он разделил это с нами? — уточнил Дамиан.
— Возможно.
— Я помню, как сияли глаза у вас обоих.
— А я помню, что твои глаза были как зеленый огонь.
— Я хотел быть желанным так, как вы с Натэниэлом хотите друг друга. Я помню, как думал об этом.
— Я слышал твои мысли и дал тебе то, о чем ты мечтал, — сказал Натэниэл.
— Особенность линии Жан-Клода в том, что она угадывает стремления сердца и дает это, — пояснила я.
— Я хотел быть желанным для вас — и стал.
— Вроде того, — согласилась я.
— Да, — откликнулся Натэниэл.
— Что теперь? — спросил Дамиан.
— Если ты не злишься на меня, я действительно хочу обняться, — сказал Натэниэл.
— Не злюсь, — улыбнулся Дамиан. — Часть меня думает, что должен бы, но в основном я просто счастлив, что кто-то меня хочет. Думаю, это было самым тяжелым в уходе от Той-Что-Меня-Создала. Она была садистской сукой и издевалась надо мной, но она меня хотела именно так, как женщина хочет мужчину. Она заставила меня почувствовать себя желанным больше, чем кто-либо прежде, больным, извращенным способом серийного убийцы, но она говорила мне, что я ее любимая игрушка и я верил ей. Думаю, она позволила мне уйти к Жан-Клоду только потому, что, в конце концов, я ей наскучил. Думаю, она боялась, что в итоге уничтожит меня, и… часть ее не хотела этого делать.
— Ты хочешь сказать, что она дала Жан-Клоду выторговать тебя из-за того, что заботилась о тебе и боялась, что все кончится тем, что она навредит тебе навсегда? — спросила я.
— Да, — ответил он почти шепотом. — Я был так рад освободиться от нее, но никто больше не хотел меня так сильно. Нездорово звучит, не правда ли?
— Это немного похоже на Стокгольмский синдром [термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения (или угрозы применения) насилия], — поправила я.
— Я понимаю, — произнес Натэниэл. — Когда я торговал собой на улицах, я думал, что быть желанным и быть любимым — одно и то же. Теперь я знаю, что это не так, но если кто-то меня не хочет, то я не чувствую себя любимым.
— Да-да, — закивал Дамиан. — Кардинал любила меня, но через несколько месяцев она больше уже не хотела меня в постели, а если и хотела, то возникало множество вопросов о том, кого я себе представляю. Думаю ли я о ком-то из клиенток, с которыми танцевал, или о той, у которой брал кровь? Ощущение было такое, что она больше не хотела, чтобы меня забрал кто-то другой, чем хотела меня. Но она не была даже и близко настолько одержима мной, как Та-Что-Меня-Создала.
— Все хотят быть желанными, — заметил Натэниэл.
— Но не всегда вот таким вот образом, — сказала я.
— Я просто хочу быть желанным и чтоб вместе с тем меня не изводили.
Он все еще прижимал к талии полотенце, но оно соскользнуло с одной стороны, обнажая бедро больше, чем он, вероятно, хотел.
— Мне поможет, если я скажу, что часть меня хочет, чтобы ты сбросил полотенце?
— Хочешь увидеть меня обнаженным? — заулыбался он, пытаясь свести все к шутке.
— Да, — ответила я.
— Да, — сказал в один голос со мной Натэниэл.
Дамиан посмотрел на нас по очереди.
— Тебе на самом деле нужно начать уточнять, к кому из нас ты обращаешься, — сказала я.
Дамиан рассмеялся:
— Похоже на то. Не вполне уверен в своих чувствах на этот счет, но после того, что я только что вспомнил, — какого черта? — он позволил полотенцу упасть на пол и остался стоять, бледный и совершенный, и единственными пятнами цвета на чистой белизне кожи были обжигающе-багровый его волос и зелень молодой травы его глаз. Он опустил взгляд, будто не мог смотреть на нас, стоя перед нами обнаженным.
— Боже, ты прекрасен, — проговорила я.
Он поднял глаза и улыбнулся:
— Раньше ты мне никогда этого не говорила.
— Значит, была дурой.
Дамиан перевел взгляд на другого мужчину в комнате:
— Что ты можешь сказать, Натэниэл?
Тот нервно засмеялся и ответил:
— Думаю, то, что я хочу сказать, не сделает тебя счастливым со мной, и все идет намного лучше, чем я думал, поэтому позволь мне полюбоваться видом и много не говорить.
— Скажи, о чем ты думаешь.
— Нет, — замотал головой Натэниэл.
— Пожалуйста.
Он вздохнул и посмотрел на меня:
— Это ловушка, да? Как
