Пионеры, или У истоков Сосквеганны - Джеймс Купер

Буфетчик замолчал, взглянул на охотника, подмигнул ему и, изобразив на своем лице усмешку, прибавил вполголоса:

— Я вам говорю, мистер Кожаный Чулок, ром хоть куда, и освежителен, и горячителен — не чета голландскому. Не послать ли нам за ним? У меня ноги сводит в этих колодках, так что не мешает полечиться!

Натти вздохнул и обвел взглядом толпу, которая уже начала расходиться. Он рассеянно взглянул на Бенджамена, но ничего не ответил. Глубокое волнение, казалось, заглушало все его чувства и делало печальным его изборожденное морщинами лицо.

Дворецкий собирался поступить по старинному правилу: молчание — знак согласия, когда Гирам Дулитль, в сопровождении Джотэма, появился на площадке и направился к колодкам. Он прошел мимо Бенджамена и остановился на безопасном расстоянии против Кожаного Чулка. Встретив его пристальный взгляд, он невольно съежился, испытывая какую-то странную неловкость, но собрался с духом, взглянул на небо и сказал развязным тоном, точно встретился с приятелем:

— Хоть бы капля дождя, похоже на то, что будет засуха.

Бенджамен доставал в эту минуту деньги из кошелька и не заметил, как подошел Гирам, а Натти отвернулся с глубоким отвращением. Это только подзадорило Гирама, который, после коротенькой паузы, продолжал:

— Облака имеют такой вид, словно в них нет ни капли воды, а земля совсем растрескалась от жары. По-моему, нам грозит неурожай, если дождь не пойдет на днях.

Гирам произносил эти слова холодным, насмешливым тоном, как будто говорил своему злополучному противнику: я действовал на законном основании. Старик не выдержал:

— Тебе ли ждать дождя от облаков, — крикнул он с негодованием, — когда ты заставляешь стариков, больных и бедных лить слезы! Ступай, ступай прочь! Зло гнездится в твоем сердце. Уходи! У меня тяжело на душе, и твой вид будит в ней горькие мысли.

Бенджамен положил кошелек и поднял голову в тот момент, когда Гирам, раздраженный словами охотника, забыл всякую осторожность и подошел близко к дворецкому. Тот схватил его за ногу и опрокинул на землю, прежде чем Гирам успел что-нибудь сообразить. Завязалась непродолжительная борьба, кончившаяся тем, что Бенджамен посадил мирового судью на землю лицом к себе.

— Вы каналья, мистер Дулитль! — крикнул дворецкий. — Вы не что иное, как каналья, сэр! Я знаю вас, да, вы подлизываетесь к сквайру Джонсу, а потом сплетничаете на его счет со всеми кумушками в поселке. Мало вам того, что вы привязали за ноги честного старика, вы еще распускаете паруса и прете прямо на него, точно собираетесь пустить его ко дну. Но я давно уже точу на вас зубы, сэр, и намерен с вами посчитаться, изволите видеть. Поэтому становитесь в позицию, негодяй, становитесь в позицию, и посмотрим, кто кого одолеет.

— Джотэм! — крикнул перепуганный Гирам. — Джотэм! Позовите констэблей! Мистер Пенгвильян, я мировой судья и запрещаю вам нарушать мир.

— Между нами и то было больше мира, чем дружбы! — крикнул дворецкий, делая самые недвусмысленные жесты своим кулачищем. — Готовьтесь же, говорят вам! Становитесь в позицию! Как вам нравится этот молот?

— Осмельтесь только наложить на меня руку! — вопил Гирам, тщетно стараясь стряхнуть с себя железную лапу дворецкого, державшую его за ворот. — Осмельтесь только наложить на меня руку!

Но Бенджамен взмахнул молотом, — как называл он свой огромный кулачище, — и опустил его на наковальню, которой оказалась в данном случае физиономия мистера Дулитля. На площади произошло смятение. Публика столпилась вокруг колодок, иные бросились в суд, чтобы поднять тревогу, двое или трое юнцов помчались во весь дух в жилище Гирама, чтобы сообщить его супруге о критическом положении мирового судьи…

А Бенджамен продолжал действовать с великим усердием и большой ловкостью, поднимая одной рукой своего противника и нанося удары другой, так как он считал бы постыдным бить лежачего. Это продолжалось до тех пор, пока шериф, извещенный о происшествии, не протискался к месту побоища.

Впоследствии Ричард рассказывал, что независимо от негодования, которое он испытал как хранитель порядка в графстве, он никогда не был так огорчен, как при виде этого разрыва между своими любимцами. Гирам сделался необходимым для его тщеславия, а Бенджамена он, хотя это может показаться странным, искренне любил. Эта привязанность объясняет первые вырвавшиеся у него слова:

— Сквайр Дулитль! Сквайр Дулитль! Я изумляюсь, что человек, облеченный таким званием, как ваше, забывается до того, что нарушает общественную тишину, оскорбляет суд и колотит бедняжку Бенджамена.

При звуках голоса мистера Джонса дворецкий прекратил свое занятие, а Гирам повернул изуродованное лицо к шерифу и, ободренный его присутствием, закричал с бешенством:

— Я притяну его к суду! Распорядитесь арестовать этого человека, мистер шериф, и заключите его под стражу!

Ричард распознал истинное положение дел и с упреком сказал дворецкому:

— Бенджамен, как вы попали в колодки? Я всегда считал вас кротким и послушным, как ягненок. Именно за ваше послушание я и ценил вас. Бенджамен, Бенджамен! Вы унизили не только самого себя, но и ваших друзей этим постыдным поведением! Мистер Дулитль, он превратил вашу физиономию в нечто невообразимое!

Гирам поднялся на ноги и, отойдя на безопасное расстояние от дворецкого, разразился бранью и угрозами. Буйство было слишком явным, чтобы игнорировать его, и шериф, помня о беспристрастии своего кузена при недавнем разборе дела Кожаного Чулка, пришел к плачевному заключению о необходимости арестовать дворецкого.

К этому времени срок, назначенный для Натти, истек, и Бенджамен, очутившись под стражей и узнав, что ему придется провести по крайней мере эту ночь в обществе Кожаного Чулка, не стал спорить против ареста, не потребовал освобождения на поруки, а только обратился к шерифу с следующей речью:

— Я ничего не имею, сквайр Джонсон, против того, чтобы провести ночь или две в одной каюте с мистером Бумпо, потому что он честный человек и как нельзя лучше владеет острогою и ружьем. Но я утверждаю, что противно разуму наказывать человека чем-нибудь, кроме двойной порции рома, за то, что он попортил фасад этому плотнику. Если есть кровопийца в вашем графстве, так это он! Да, я знаю его и они меня знают. Да и что за беда случилась, сквайр? Почему вы принимаете это дело так близко к сердцу? Самая обыкновенная баталия, бортом к борту! Только и было в ней особенного, что мы оба стояли на якорях, как в порту Прайя, когда Сюффрен напал на нас.

Ричард не удостоил ответом эту речь и, отведя обоих арестантов в тюрьму, запер ворота на ключ и отправился восвояси.