Завещание мессера Марко (сборник) - Валентин Пронин

Неподалеку от водоема усталые караванщики останавливали одногорбых верблюдов с проплешинами на боках, высоко поднимавших на изогнутых шеях уродливые головы в клочьях рыжей шерсти и бесконечно продлевавших монотонную мелодию бронзовых бубенцов. С верблюдов снимали вьюки, к ним тут же направлялись базарные старосты – брать с караванщиков налог. Иногда ходили угрюмые голые мужчины и женщины из касты «неприкасаемых», глухо оповещая о своем присутствии колокольчиком, чтобы кто-нибудь, случайно дотронувшись, не осквернился. Играл на дудочке, сидя с поджатыми ногами на циновке, укротитель змей, а перед ним, раздув «капюшон», раскачивалась под жалобную мелодию большая кобра. Монсаид, смеясь, как-то говорил, что у этих кобр вырваны ядовитые зубы.

Моплахи в коротких шароварах и пестрых чалмах то и дело проезжали на сухоногих, грациозных арабских скакунах. Девочка из дикого горного племени с листком ниже лобка танцевала под звуки свирели, бубна и барабана. Мусульманский писец в голубой чалме выводил каламом на бумажном свитке под диктовку просителя; рядом индусский писец наносил замысловатые значки на вощеную табличку.

Перед водоемом была установлена плита, украшенная резьбой и надписью по-арабски. Подойдя ближе, Нуньеш прочитал: «Водоем соорудил Омар ибн Ахмад из Джедды. Прохожий, утоляя жажду, помяни его имя».

Люди неспешно ходили по базару вперед-назад, иногда останавливаясь, торгуясь и делая какие-то покупки. Мавры и индусы, богатые и бедные, мужчины и женщины – никто не обращал внимания ни на иноземных воинов, стороживших у дверей лавки, ни на товары португальцев, как будто их не было на базаре. Монсаид разузнал: по базару гуляют слухи, что португальцы и не торговцы вовсе, а соглядатаи пиратов. Когда они уедут, над теми, кто что-либо покупал у них, будет учинена расправа.

Вооруженные моплахи все чаще останавливались перед лавкой, показывали пальцами на стоявших у входа солдат и говорили что-то оскорбительное, побуждая окружающих к обидному смеху. Диого Диаш, главный приказчик командора, решил пробраться на «Сао-Габриэль» и доложить о продолжающейся травле.

Диаш, два солдата и Монсаид ночью заросшими травой переулками пробрались к реке. Следуя за мавром, вышли между старыми развалинами из города. Впереди шумела, впадая в море, река. Монсаид долго искал в прибрежном поселке дом знакомого рыбака. Наконец нашел, осторожно постучал в калитку и вызвал хозяина. Приглушенным голосом поторговался, и скоро парусная лодка вышла в море, к кораблям.

Васко да Гама тотчас принял прибывших и выслушал доклад Диаша.

– Мы ничего не продадим из привезенного и не купим ничего, что нам нужно, – жаловался Диаш, разводя руками и в досаде кусая губы. – Мавры, особенно наглые моплахи, издеваются над нами, постоянно крутятся перед лавкой, не пропуская тех, кто хотел бы зайти и посмотреть наши товары.

– Пока мы слабы, будем терпеть и запоминать, – угрюмо произнес командор. – Но когда в следующий раз мы вернемся сюда с большой флотилией и сотней бомбард, горе маврам. За все обиды мы отплатим им сторицей. А теперь надо просить у Заморина помощи против моплахов.

Утром сочинили новое письмо, и Монсаид отвез его в город. К вечеру пришел ответ. Повелитель Каликута обещал поставить свою стражу у лавки португальцев и не подпускать моплахов близко. Далее он писал, что продаст португальцам пряности с собственных складов, а в обмен примет их товары.

Убедившись в благожелательном отношении Заморина, Васко да Гама позволил команде посещать берег. Капитаны кораблей отпускали матросов посменно, причем было строжайше запрещено разлучаться, тем более, ходить по одному. Командор опасался, что моплахи будут выслеживать и убивать португальцев.

Однажды к Альваришу, Нуньешу и Жоао да Са в каком-то тихом малолюдном месте подошел среднего роста чернобородый человек в одежде бедного мавра. Нуньеш сразу узнал его.

– Машаду? – спросил он бывшего преступника, а теперь, по решению Васко да Гама, находившегося в Индии с заданиями соглядатая.

– Да, это я, сеньор Нуньеш, – отвечал тот, оглядываясь по сторонам.

– Как твои дела, Машаду? – поинтересовался Альвариш.

– Все хорошо. А вот у старой лавки мне было худо. Когда сеньоры Диаш и Нуньеш, по моей просьбе, закрыли на засов дверь и ушли, запершись, во внутреннее помещение, моплахи – их было двое – хотели вскрыть дверь. Пришлось мне и Дамиано Родригешу их одернуть. У моплахов были сабли, а у нас – кинжалы. Они зарубили Родригеша, но мне, с Божьей помощью, удалось достать обоих.

– Я знаю об этом, – сказал Нуньеш, тоже тревожно оглядываясь. – Наутро, когда нашли убитых, заявилась стража. Но мы доказали свою непричастность к этому, и нас оставили в покое. А ты удалец, Жоао, кинжалом уложил двоих с саблями!

– Да уж верно. Сам Господь тебе помогал, – подтвердил Альвариш. – Жаль Родригеша.

– Зато теперь Заморин лавку дал у базара. После письма его милости командора, думаю, торговля пойдет. Ну а я, сеньоры, хотел кое-что предложить вам ради забавы. У меня здесь есть приятели – мавры и индусы. Один из них, по имени Раджаб, рассказал мне, что сегодня праздник в честь небесной красавицы Лакшми, которой они поклоняются.

– Их святая, что ли? – уточнил Жоао да Са.

– Может быть, и святая. Ночью в честь нее, при факелах будет танцевать священный танец самая красивая девушка в городе.

– Где это произойдет? – заинтересовались португальцы.

– В самом большом храме, где много каменных фигур с четырьмя и шестью руками.

– Думаю, такая пляска не благословенное действо, а бесовское радение. Христианам смотреть на это не подобает, – хмуро заявил Жоао да Са.

– А я пойду для познания обычаев в заморских странах, – сказал Нуньеш. – Разве мы не смотрели на танцы негров, когда плыли вдоль Африки?

– Я тоже иду, – присоединился к нему Альвариш. – Что для этого надо, Машаду?

– Одеться полегче, снять камзол, куртку, сапоги. Надеть рубаху без рукавов и мавританские туфли. Хорошо бы накинуть что-нибудь вроде покрывала. Я вас буду ждать, как стемнеет. Приходите на это же место, Раджаб нас проводит.

Когда опустилась ночь, Альвариш и Нуньеш явились на встречу без шляп, кутаясь в длинные плащи. А Машаду накинул на голову нечто, похожее на бурнус. Молодой индус с бритым лицом и собранными в пучок волосами был до пояса обнажен, одет только в дхоти. Увидев португальцев, он приветливо улыбнулся и поклонился, сложив на груди сомкнутые ладони.