Александр Солженицын: Гений первого плевка - Владимир Бушин

Если вам, Карякин, этого мало, то возьмите книгу «Слово пробивает себе дорогу», вышедшую в издательстве «Русский путь» в 1998 году. Почти все приведенные выше высказывания о Солженицыне взяты оттуда. Там его высокоинтеллектуальные, по шкале Кублановского, почитатели В. И. Глоцер и Е. Ц. Чуковская (внучка писателя) собрали и дотошно разложили по полочкам необъятное множество этих высказываний в полной уверенности, что они лишь выгодно оттеняют супер-гипер-архигениальность их кумира. Ну еще бы! Никто ж из авторов этих высказываний не дотягивает до интеллектуального уровня Бондаренки — Кублановского — Карякина…

Впрочем, не обошлось без некоторых досадных изъятий. Так, в объемистой книге (500 страниц!) не нашлось места для приведенной выше оценки Шолоховым произведений и самой личности Солженицына: «Поражает какое-то болезненное бесстыдство…» и т.д. Или вот еще более объемистая книга (620 страниц!) «Кремлевский самосуд», вышедшая еще в 1994 году в издательстве «Родина». Там неутомимые добытчики А. В. Коротков, С. А. Мельчин и А. С. Степанов под руководством В. Н. Денисова сгребли еще больше интересных бумажек, но тоже сумели обойтись без Шолохова.

Как можно было уже видеть, особенно шибко критика пленяет писатель вот чем: «С себя, с себя он начинает покаяние, а потому-то неотразимо убедительным и становится его призыв к покаянию». Да, Солженицын любит порой разодрать на себе рубаху и завопить так, например: «При другом повороте судьбы я мог бы стать правой рукой Берии! Мог бы!..» И — в слезы… Но это слишком абстрактно, гипотетично. А вот в конкрентой подлости, в том, допустим, что при допросе оклеветал своих школьных и институтских друзей как антисоветчиков, — в этом ни признаться, ни покаяться он не желает. Мало того, когда оклеветанный им школьный друг Кирилл Симонян пристыдил его уже на свободе за клевету, он с великой досадой воскликнул : «Ах, жаль, что тебя тогда не посадили!» («Архипелаг», т. 1, с. 144). А история с «Тихим Доном»? Или ее не было, Карякин? Уж после смерти-то Шолохова, после того, как найдена рукопись книги, как можно было хотя бы не признаться в своем гнусном вранье! Куда там… Вот истинное лицо этого праведника-покаянца. Он скорее язык себе отрежет, чем мы услышим от него: «Виноват, православные. Еще в молодости бес попутал. Всю жизнь врал напропалую, аспид…» И Карякин еще стыдит сограждан за то, что они не следуют призыву уникального лжеца: «Пушкин каялся, Толстой каялся, Чехов… А этим — „не в чем!“ А еще стоят со свечкой в храме…» Это о Ельцине и Путине, что ли?

Собратьев Карякина из яковлевского Отдела пропаганды Твардовский, морщась, умолял: «Над ухом не дышите…» А ведь этот, дитя «Проблем социализма», не над ухом, а встал перед глазами и вопит: «Кайтесь!» Будучи воспитанником сих «Проблем», он же не соображает, что тут дело сугубо личное, интимное, тайное. У Пушкина и Толстого никто в связи с этим над ухом не дышал. Чтоб недалеко ходить, замечу, что и у меня никто не дышал, но вот еще в 79-м году родились строки:

Я обижал порой друзей.Прости меня за это, Боже!Хотя никто из них, ей-ей,В долгу не оставался тоже.И женщин обижал порой.Прости и это. Хоть едва лиЗа них бы кто-то встал горой:Они мне тем же отвечали.И мать я обижал не раз.Она обиды все сносила,Не поднимая скорбных глаз,И лишь понять ее просила.И как никто была верна,Любви живое воплощенье…Здесь так тяжка моя вина,Что было б грех просить прощенья.

(«В прекрасном и яростном мире». М., 1996, с. 27)

Это было написано в Коктебеле среди его сказочных красот в дни райского благоденствия.

Нетрудно заметить, что громче и назойливей всех требуют покаяния от нас именно оборотни: Солженицын, академик Лихачев, вот этот специалист по проблемам социализма и подобные им.

В пропаганде писаний своего кумира Карякин превосходит Эдварда, Альфреда и Вольдемара, вместе взятых, доходит до категорического заявления, что без «Архипелага», ну просто «нельзя, безнравственно вступать в наш мир». Что значит «вступать в мир» — о новорожденных, что ли, речь? Или о выпускниках средних школ? Или, наконец, о новобрачных? В фашистской Германии вступившие в брак молодожены обязательно должны были тут же купить «Майн кампф». Как видно, Карякин мечтает, чтобы и у нас в обязательном порядке покупали «Архипелаг» то ли родители новорожденных, то ли выпускники школ, то ли новобрачные. Что ж, я полагаю, нынешняя однопартийная Дума может поддержать такое новаторское требование. Но как быть с теми, кто уже вступил «в наш мир» через карякинское «нельзя», т.е. не прочитав «Архипелаг»? Ведь это огромное, подавляющее большинство народа. Трудно представить себе нормального человека, который добровольно прочитал бы эту тягомотину в полторы тысячу страниц, эту «книгу-монстр», как назвал ее Лев Копелев, сидевший вместе с Солженицыным. Я лично в свое время осилил ее только на спор — за три бутылки армянского коньяка «Арарат» (по бутылке за каждый том). А всех, кто не читал, пожалуй, надо сажать в лагеря строгого режима — правда, Карякин? — и не выпускать до тех пор, пока не прочитают великую книгу и не сдадут экзамен по ней. Опасаюсь, что будет много смертельных случаев по причине умственного истощения. Но что делать!

А между тем Карякин уверяет, что ему известен «один американский юноша», который прочитал все три тома «Архипелага» и не умер, а так восхитился автором, что сделал его портрет. Этот портрет купил «один американский полковник» и подарил его одному обожателю Солженицына, а обожатель поехал в Вашингтон и отдал портрет одному Лукину. И тот повесил его при входе в одно посольство, где по недосмотру или скорее по замыслу предателя Шеварднадзе он был тогда послом. Правда, висел портрет, кажется, недолго…

Где Солженицын, там всегда не только злоба, клевета, но и напроломное вранье, невежество. Вот Карякин уверяет, например: «Пожалуй, никогда еще первое произведение безвестного доселе автора („Один день“) не производило столь всеобщего и оглушающего и просветляющего впечатления». Как это возможно — одновременно и оглушить (от этого ж в глазах меркнет) и просветлить? Но дело не в этом. Критик, занятый круглосуточным штудированием Маркса, просто не слышал о том, например, какой литературной «бомбой» для всей Европы явились в 1774 году «Страдания молодого Вертера», автор которых был без малого в два раза моложе безвестного досель глушителя-просветителя. Говорят, Наполеон прочитал «Вертера» столько же раз, сколько Сталин смотрел «Дни Турбиных»… А поэма «Руслан и Людмила», автор которой был больше чем в два раза моложе безвестного доселе? Она же вызвала бурю! А даже не напечатанная в «Новом мире» многотысячным тиражом, но лишь рукописная «Смерть поэта» 23-летнего Лермонтова?.. И заметьте, правдолюб Карякин, что гениального Лермонтова за это стихотворение сослали на Кавказ под чеченские пули, а вашего нудного пророка выдвинули на Ленинскую премию. Ну да, к огорчению на том свете Ильича (он же, как помним, мечтал о Солженицыне), премию не дали, но и выдвижение совсем не то, что чеченские пули… Наконец, вспомним рассказ «Макар Чудра», наутро после публикации которого опять же не в столичном «Новом мире», а в тифлисской газете «Кавказ» 24-летний Максим Горький проснулся знаменитым… Вы хоть о чем-нибудь из всего этого слышали, Карякин?

Он продолжает: не столь давно обожаемый им «Ленин так ненавидел Достоевского, так ненавидел…» Как — так? Как Солженицын — Шолохова? И сварганил книжицу, где говорилось, что «Преступление и наказание» Достоевский украл у Виктора Гюго? Или писал о его «палаческих руках»? Или, пользуясь своей властью, запретил в 1921 году юбилейные мероприятия в Москве и Петрограде по случаю 100-летия со дня рождения писателя? Или распорядился прекратить издание начатого еще в 1914 году 23-томного собрания его сочинений? Или приказал снести флигель на Божедомке, где писатель родился? Или писал на него злые эпиграммы, как Тургенев?.. Ничего же этого не было. Ленин просто не любил Достоевского, и в этом был далеко не одинок. Это писатель сложный, трудный, противоречивый. Например, его не любили Тургенев, Щедрин, Чехов, он был «антипатичен» Чайковскому, Бунин терпеть его не мог. А ведь никто из них и Маркса не читал и не состоял ни в РСДРП, ни в РКП(б) и не числился в «ленинской гвардии». Да ведь и сам Достоевский кое-кого терпеть не мог. После знакомства с Тургеневым писал о нем брату: «Поэт, талант, аристократ, красавец, богач, умен, образован, 25 лет — я не знаю, в чем природа отказала ему. Наконец, характер неистощимо прямой, прекрасный, выработанный в доброй школе». А по прошествии времени — нечто совсем иное: «Он по самой своей натуре сплетник и клеветник» и т.д.

И вот, говорит Карякин, ненавидя Достоевского, «Ленин так беззаветно любил Нечаева». Речь идет об известном С. Г. Нечаеве (1847–1882), единомышленнике Бакунина, создателе тайного общества «Народная расправа», прибегавшего в своей деятельности к обману, провокациям, шантажу и даже убившего по обвинению в измене члена общества студента И. И. Иванова. Он был осужден на 20 лет и умер в Алексеевском равелине Петропавловки.