Исповедь соперницы - Симона Вилар

И о лошадях. Я уже знал, что Эдгар разводит прекрасных лошадей и это занятие приносит ему неплохую прибыль. Как и его торговля пряностями, его шерстяные мануфактуры. Увы, все начинания этого сакса были на редкость успешны, и здесь Бэртрада не прогадала — она стала женой очень богатого человека, смогла жить в роскоши, какую даже при дворе венценосного родителя не имела. Даже могла содержать двор, численностью превосходивший все разумные границы: около трех десятков фрейлин и придворных дам, не меньше пажей, целую сотню личной прислуги и это не считая нас — сорока рыцарей-телохранителей. И хотя меня устраивало быть капитаном столь внушительного отряда, но даже я должен был признать, что наша служба по сути лишь видимость, и сиятельная графиня прекрасно обошлась и теми людьми, каких выделил ей супруг.

В конце августа Норидж покинули последние гости, и к этому времени стало ясно, что, вопреки нашим прогнозам, Бэртрада не в тягости. Она собиралась отправиться вместе с супругом в поездку по графству, дабы явить себя подданным во всем блеске и великолепии. Отъезд торопил и Эдгар — —его ждали дела, к тому же двор правителя провинции не должен подолгу оставаться в одном месте, никакая, даже самая изобильная и богатая округа, не в состоянии прокормить такое множество знати и приближенных.

В связи с последним обстоятельством и произошла их первая размолвка.

В положенное время Эдгар выплатил всем нам содержание, однако поставил перед супругой вопрос о чрезмерной многочисленности ее штата. Я был свидетелем, вернее, слушателем этого разговора. Графиня то и дело повышала голос, отстаивая свое право держать при себе столько людей. сколько счел разумным предоставить ей отец. Я же понимал, что король таким образом просто избавился от немалого количества нахлебников при дворе, рассчитывая, что граф Норфолк сам разберется кого и в каком количестве оставить при жене. Эдгар имел на это законное право, видимо это и объяснял Бэртраде. Она же настаивала на своем.

Когда граф вышел и я увидел лицо Бэртрады, понял, что поле боя осталось за миледи.

— Вот где он у меня!

И она торжествующе подняла сжатый кулачек.

Покинув Норидж, графская чета перво-наперво отправилась в Уолсингем — небольшой городок, бывший местом паломничества в Восточной Англии.

Бесспорно переезды двора всегда дело хлопотное: плохие дороги, зависимость от погоды, всякое жулье, норовящее прибиться к обозу, да еще постоялые дворы, где можно сорвать желудок и подхватить блох. Сама Бэртрада, правда, не испытывала подобных неудобств. Она взяла с собой всех своих дам, камеристок, пажей, личного повара, портниху, свою арабку-банщицу, своих собачек. И это не считая целой вереницы повозок со складной мебелью, собственной ванной, большим металлическим зеркалом и прочими вещами без которых, как она уверяла, не может обойтись. Эдгар ей не перечил, однако даже Бэртрада вскоре вынуждена была признать, что передвижение с таким количеством свиты несет определенные неудобства. Ибо путешествие, казавшееся поначалу столь чудесным, скоро превратилось в кошмар. Как назло испортилась погода, изо дня в день моросил мелкий дождь, и весь этот поезд то и дело застревал в грязи, лошади теряли подковы, телеги проваливались в колдобины, дамы плакали, пажи простуживались. Мне с помощниками приходилось не столько охранять ее милость, столько то и дело делать остановки, улаживать кучу вопросов, принимать множество решений. Ну и клял же я в такие минуты драгоценную Бэрт!

В итоге получилось, что в Уолсингем, куда можно доехать за день, мы прибыли лишь к вечеру третьего, прибыли усталые, раздраженные. Только Эдгар держался с удивительным хладнокровием, ни словом не попрекнув жену. Но до нее наконец дошло, что была не права. Поэтому на другой день часть ее свиты была отправлена обратно в Норидж. С этого и началось. С каждым переездом супругов, из города в город, из монастыря в монастырь, поезд графини таял как снег. Я уже тогда почувствовал неладное, но пока не мог разобраться во всем.

Посетив после Уолсингема города побережья — Кромер, Шеринггем, Хунстантон — мы свернули вглубь графства, двинулись в Тэтфорд. Здесь мы задержались надолго. Уже настал октябрь с его буйством красок, погода установилась, и мы охотились с утра до ночи. Эдгар почти не принимал участия в ловах, занятый делами, часто вынужденный отлучаться. Бэртраду это устраивало, она вновь повеселела, беспечно проводила время в кругу своих рыцарей.

В Тэтфорд почтить графиню прибыл известный аббат Ансельм из Бэри-Сэнт-Эдмунса. Как я вскоре понял, Эдгара сей прелат несколько побаивался, зато перед Бэртрадой прямо-таки стелился, чем добился ее расположения. Она даже пообещала заехать в его город-аббатство, но сперва заявила, что хочет побывать в замке Гронвуд-Кастл, который Эдгар возвел специально для нее и о котором все столько говорят.

Когда в положенный срок было выплачено очередное жалование, я отправился к местному портному. Решив, что до той поры, пока мои шилинги не перекочевали в кошелек какого-нибудь кабатчика, следует заказать роскошную котту[50] из лучшей цветной шерсти, какую смог приобрести в Тетфорде. И вот, возвращаясь от портного, я неожиданно увидел въезжавшую во двор епископского дворца малютку Клару Данвиль. У меня было приподнятое настроение, я весело окликнул ее, стал подшучивать над ее видом — вся забрызгана грязью, волосы сколоты как попало, на коне почти висит от усталости.

Но тут Клара кинулась ко мне, расплакалась. Я не сразу уразумел в чем дело. А потом просто дара речи лишился. Коварство Эдгара Армстронга стало очевидным. Этот пес все предусмотрел. Заставил жену убедиться, что она прекрасно обойдется без огромной свиты, услал всех… а потом попросту рассчитал. И уже большая часть ее людей выслана из графства, многие даже уплыли на континент. Конечно рано или поздно Эдгар и должен был сделать что-то подобное. Но так обвести всех вокруг пальца, обвести саму Бэртраду!.. Право мне не было дела до всех ее личных поваров и свиты пажей, но в происходящем я углядел угрозу для себя. Я ведь тоже был человеком Бэртрады, а не графа.

Я взглянул на Клару. Та шмыгала носом, рассказывая:

— Пока отставка касалась других, я не вмешивалась. Меня-то долго не трогали, исправно платили жалование. Я надеялась, что войду в число дам, каких отберут для переезда в Гронвуд. А тут этот Пенда сообщил графу, что я не более чем шлюха, и тот немедленно рассчитал меня. Что же мне теперь делать, Гуго? Я ведь при миледи с тринадцати лет, я привыкла, что мои платья и стол обеспечены. И если меня ушлют… Да отец прибьет меня, если вернусь.

Теперь я понял, зачем то и дело отлучался Эдгар, пока Бэртрада развлекалась охотой на ланей близ Тетфорда.