Мартлет и Змей - Олег Яковлев

За 6 дней до Лебединой Песни

Баронство Теальское. Теал

– Слушайте, славные жители Теала! И не говорите, что не слышали! Сегодня, ровно в полдень, во внутреннем дворе замка Бренхолл будет проведено ристалище, жестокое и кровавое, созванное на потеху простому народу! Славьте барона нашего, лорда Танкреда Бремера Теальского, ибо его светлость забавы ратные созывает, зрелищами своих любимых подданных одаривает! Слушайте, славные жители Теала! И не говорите, что не слышали!

Глашатаи носились по узеньким улочкам города, разбрызгивая в стороны грязь из луж копытами своих коней.

– Да что это творится-то, люд честной? – вслед «горлопану» взвился невысокий человек лет пятидесяти. На его облысевшей голове была надета серая шляпа с косой тульей, а потертый камзол цветом походил на темно-красный виноград… Был он хоть и стар да залатан кое-где, но чист… чист до того, как по улице мимо проскакал разря́женный глашатай с трубой. Теперь же выходной наряд горожанина поменял свой цвет на грязно-красный от брызг из ближайшей лужи.

– Что стряслось-то, Киан?

Сзади подошел старый знакомец: крепкие кожаные сапоги были самой приличной вещью из всего его одеяния.

– Ты такое видал, Сэмми-башмачник? – обернулся испачканный горожанин.

– Да, дружище, город будто с цепи сорвался! И пустота кругом… Что за мор такой прошел по Теалу и его окрестностям? Какой такой турнир?

– Упаси нас, упаси нас… – скороговоркой зашептал Киан. – Это Черного Рыцаря его светлость Кейлем, храбрый капитан теальский, изловили.

– Да неужто? – удивился башмачник. – А что ж тогда глашатаи кричат о турнире? Да и где?! В Теале!

– Так поговаривают, – на ухо другу зашептал писарь Киан, – что это он и будет драться.

– С кем? Неужто с самим бароном?

– Да ты что? Нашего ж славного Танкреда Бремера никто не победит! Это ж нечестно будет… С рыцарями его храбрыми драться будет Черный Душегуб проклятущий.

– Так чего же мы все еще здесь? – Сэмми тут же подхватил под локоть товарища и потащил его к Бренхоллу.

– Эй-эй-эй, – для вида посопротивлялся писарь ратуши, но все же позволил себе быть утащенным чересчур настойчивым товарищем.

Путь их лежал через словно бы вымершие улицы. Все ставни были негостеприимно затворены, лавки – на замках, люд исчез. Даже собаки и кошки, казалось, все сейчас там, за рвом, спешат занять лучшие места на замковом дворе – довольно странно было наблюдать отсутствие привычного гула многочисленных горожан, суетящихся на улицах и переулках в погожий денек, как и лая (мяуканья, ворчания) домашних и бездомных животных.

Раздавался лишь скрежет несмазанных флюгерных петушков на домах и вывесок у мастеровых да мрачный скрип натянутых висельных веревок на торговой площади.

Замковый мост был опущен, решетки – подняты, но вот здесь, в отличие от пустынного города, уже представлялась совершенно другая картина. От непривычного многолюдства рябило в глазах, а от шума звенело в ушах. Кажется, весь Теал собрался сегодня в Бренхолле. Огромная толпа занимала собой почти весь двор, некоторые зеваки взобрались на стену и смотрели на происходящее внизу оттуда. Даже солдаты позабыли, казалось, о своей службе и, беззаботно повернувшись спиной к городу, во все глаза взирали на узкое пустое пространство в центре двора, огражденное невысоким заборчиком, которого почти не было видно из-за навалившейся на него толпы.

Такого шума это обычно тихое место не знавало довольно давно: уже лет пятьдесят как в Теале не проводились ратные потехи. Последний турнир созывал еще дедушка нынешнего барона Руфус Бремер. С тех пор горожане прозябали в скуке, иногда развлекаясь публичными казнями, трактирными драками да редкими заездами бродячих цирков. Судя по всему, странствующие артисты считали город Бремеров не таким уж и прибыльным местом, а быть может, они просто боялись, что их вышвырнут за ворота, не заплатив после выступления. Как, признаемся, было не единожды – о неимоверной скупости теальцев по всему Ронстраду ходили истории. Обидно, а ведь их так здесь ждут…

Но сегодня его светлость барон показал свою истинную любовь к народу (странно, как будто до этого горожане думали, что он их за что-то ненавидит), созвав ристалище. Сколько эмоций было в этом слове, сколько чувств переживал каждый, не в силах насладиться этими буквами: Т… У… Р… Н… И… Р… Турнир? Турнир!

Рыцари и дамы, благородные и бедные – все радовались ему, как празднику, как дети долгожданному подарку. Они все уже были здесь, ждали и не могли дождаться его начала. Знакомые перекрикивались через весь двор:

– Эй, ты его видишь, Джим?

– Да! Это он! Точно он! Вон, с черным плюмажем!

– Да вы что, это же старик Грыз посадил своего кота себе на шляпу, болваны!..

Различные профессиональные (то есть странствующие и потому нищие) менестрели да самопровозглашенные барды «из народа» издавали по случаю свои последние творения. Среди подобных прозвучала и эта с первого взгляда веселая, но прячущая за усмешкой острые клыки песенка:

Отчего и почемуНе достать мозгов ему?Кто сказал, что вся на светеПравда стоит по монете?

Кто сказал, что жизнь – пустяк,И забрал твою за так?Отчего и почемуСлужит рыцарь дураку?

Отчего и почемуСтавим честь мы всем в вину?Кто сказал, что он барон,Коль огнем сжигает он?

Кто сказал, что он геройЕсли дарит муки-боль?Отчего и почемуПодчиняемся ему?

Отчего и почемуЗа корону нас в тюрьму?Почему, хоть ядом лей,Правит нами лютый змей?

Стражники ринулись в толпу в поисках мерзавца-менестреля, но того и след простыл. Только веселый задорный смех зазвучал, удаляясь, где-то перед ними. Люди не очень-то хотели отдавать баронским служителям такого молодца – не все в Теале любили Танкреда, и он знал об этом. Орки, разгуливающие по улицам… жестокие налоги… обыски на предмет тайного служения королю Инстрельду… да и много чего еще. Долго потом некоторые напевали себе под нос «Отчего и почему…».

– Ты что, болван, Сэмми? – проскрипел на ухо башмачнику его друг писарь.

Они проталкивались все ближе к ограждению. Толпа была такой плотной, что приходилось пробивать себе дорогу локтями. Их путь сопровождался почти ежесекундными восклицаниями: «Ой, на ногу стали!» или «Ай, мой глаз! Мой глаз…».

– А что такое? – сделал вид, что не понял, Сэмми-башмачник, преодолевая последние футы к ристалищу.