Генерал де Голль - Николай Молчанов

2 июня 1944 года де Голлю вдруг вручают телеграмму Черчилля: «Прошу вас приехать вместе с вашими коллегами как можно скорее и с соблюдением самой строгой тайны. Уверяю вас, что это в интересах Франции». Черчилль даже направил в распоряжение де Голля свой личный самолет «Йорк». Неужели политика твердости дала плоды и долгая борьба де Голля за утверждение своих прав идет к желанной развязке? 3 июня де Голль летит в Лондон, пытаясь угадать заранее, какой же еще сюрприз приготовили ему там союзники.

Освобождение

Утром 4 июня генерал де Голль прибыл в Англию. Уже на аэродроме ему вручили письмо Черчилля: «Добро пожаловать на эти берега! Мы находимся накануне величайших военных событий. Я был бы рад, если бы вы могли прибыть сюда для встречи со мною, в мой поезд, который находится поблизости от ставки генерала Эйзенхауэра».

Черчилль встретил де Голля в салон-вагоне специального поезда, стоявшего на запасной ветке в 40 километрах от Портсмута. Почему британский премьер обосновался в поезде? Уж не собирался ли он пересечь Ла-Манш в этом вагоне? Де Голлю эта затея показалась по меньшей мере оригинальной. Видимо, Черчилль, питавший слабость к историческим ассоциациям, думал о знаменитом вагоне в Компьенском лесу, в котором дважды подписывалась капитуляция. Но кто же должен капитулировать теперь? Может быть, де Голль? Но генерал, настроенный крайне решительно, приехал с намерением твердо отстаивать свои позиции. Он только что с возмущением узнал, что американцы уже напечатали специальные оккупационные деньги для Франции, что они подготовили на двухмесячных курсах людей, которые будут в качестве префектов управлять французскими городами…

Черчилль начал с красочного, вдохновенного рассказа о предстоящей гигантской операции по высадке в Нормандии. Казалось, что оживает тень предка Черчилля, знаменитого полководца герцога Мальборо. Затем он перешел к делу и предложил де Голлю подготовить соглашение об управлении Францией в период ее оккупации и отправиться с ним в Вашингтон, чтобы попытаться получить одобрение Рузвельта. «Он смягчится, — говорил Черчилль, — и в той или иной форме признает вашу администрацию».

«Почему вам кажется, — отвечал де Голль, — что я обязан просить Рузвельта утвердить мою кандидатуру, чтобы получить власть во Франции? Французское правительство существует. Мне в этом отношении нечего просить ни у Соединенных Штатов, ни у Англии. Это дело решенное. Впрочем, нужно отметить, что вашингтонское и лондонское правительства, как видно, склонны обойтись и без соглашения с нами. Я, например, только что узнал, что вопреки моим предупреждениям союзные войска и службы, приготовившиеся к высадке, везут с собой якобы французские деньги, изготовленные за границей, — деньги, которые правительство Французской республики ни в коем случае признать не может… Я уже жду, что завтра генерал Эйзенхауэр, по указанию президента Соединенных Штатов и в согласии с вами, объявит, что он берет Францию под свою власть. Как же вы хотите, чтобы мы на такой основе вели с вами переговоры?»

Черчилль слушал де Голля с нараставшим гневом. Человек, которого он приютил в июне 1940 года, обязанный ему всем, позволяет себе говорить с ним столь высокомерно, намекая, как всегда, на неспособность Британии к самостоятельности. Нет, это слишком!

«Вы, кажется, хотите, — ответил злобно Черчилль, — чтобы мы, англичане, заняли позицию, отличную от позиции Соединенных Штатов?.. Скоро мы освободим Европу, но мы можем это сделать лишь потому, что рядом с нами сражаются американцы. Запомните же: всякий раз, как нам надо будет выбирать между Европой и морскими просторами, мы всегда выберем морские просторы. Всякий раз, как мне придется выбирать между вами и Рузвельтом, я всегда выберу Рузвельта».

И это говорил де Голлю человек, протянувший ему руку помощи в несчастном 1940 году, когда у де Голля не было ничего за душой, когда формально он был просто дезертиром с временным званием бригадного генерала. Сейчас, когда он столь многого достиг, от него отказываются. А он мечтал, что вторжение союзников на французскую территорию будет его триумфом! Но в политике часто не бывает ничего окончательно достигнутого, есть лишь бесконечное движение от одного этапа к другому. Значит, надо продолжать борьбу. Тем более что, в отличие от июня 1940 года, у него за спиной созданное им правительство, небольшая, но своя армия, хотя и ненадежная, но поддержка внутреннего Сопротивления. А завтра наконец у него под ногами будет французская земля…

Затем де Голль и Черчилль отправились в ставку генерала Эйзенхауэра, находившуюся в соседнем лесу в специально построенном легком бараке. Де Голль увидел на стене большую карту Франции, на которой стрелками были обозначены маршруты судов, самолетов, армий, сотен тысяч людей, собранных сейчас в Англии и готовых по первой команде двинуться к французским берегам. Де Голль вспомнил, как весной 1942 года он разработал и передал союзникам примерно такой же план. Эйзенхауэр подробно и ясно объяснил сущность предстоящей операции. Единственное, что оставалось неопределенным— день и час высадки. Пока погода не благоприятствовала ей. На море было слишком сильное волнение, опасное для мелких судов. Эйзенхауэр спросил де Голля, не отложить ли начало операции. Де Голль не советовал этого делать.

Беседа уже заканчивалась, когда Эйзенхауэр протянул де Голлю листок с текстом проекта его обращения к народам Европы, с которым он выступит по радио в день высадки. Эйзенхауэр попросил де Голля ознакомиться с ним и высказать свои замечания, которые он учтет. Де Голль быстро прочитал текст и был поражен. Обращение к народам Норвегии, Бельгии, Голландии и Люксембурга не содержало никаких политических моментов, поскольку все эти народы имели законные правительства, находившиеся в Англии. Совсем иначе звучало обращение к французскому народу. Ему предлагалось выполнять все приказы союзного командования, выступающего в качестве высшей власти, до тех пор пока французы сами не выберут своих представителей и свое правительство. О Временном французском правительстве во главе с де Голлем даже не упоминалось.

Подтверждались наихудшие опасения де Голля. «Хотя перед нами открывалась светлая перспектива битвы, — вспоминал он, — на нее уже легла черная тень коварства». Заявив Эйзенхауэру, что проект воззвания его совершенно не удовлетворяет, де Голль на другой день, 5 июня, направил главнокомандующему исправленный текст. Но ему сказали, что уже поздно, что воззвание напечатано в огромном количестве экземпляров и ночью будет разбрасываться с самолетов над территорией Франции.