Черная молния - Джон Соул

Кроме того, полиция уже, возможно, рядом и в данный момент окружает здание, дожидаясь лишь момента, когда он появится. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Сердце колотилось так, что его стук отзывался у него в ушах.

Улица выглядела вполне мирно.

Но этого, собственно, и следовало ожидать. Вряд ли полицейские станут разгуливать у него перед окнами. Наверняка они припарковали машины в переулке и сами прячутся где-нибудь поблизости.

Тяжело вздохнув, он отвернулся от окна. Он должен думать, как ему выбраться из этой передряги. Итак, о чем могла рассказать полицейским его мать?

Он начал снова прохаживаться по комнате. Теперь его жилье казалось ему более тесным, чем раньше. Стены в прямом смысле слова стали давить на него, а потолок завис, казалось, над самой макушкой. Он начал задыхаться и уселся в кресло – старое кресло модели "Лэз-бой", обитое потертым и запачканным велюром. Это кресло он приобрел в магазине подержанной мебели десять лет назад. Теперь, усевшись, он попытался расслабиться и успокоиться.

Мыслями он снова и снова возвращался к содеянному – поначалу с Шанель Дэвис, а затем с Джойс Коттрел. Он очень старался быть осторожным. Но вдруг он тем не менее оставил-таки отпечатки пальцев?

В доме Джойс Коттрел он старался ни до чего не дотрагиваться. Или все-таки дотронулся? Господи, как трудно все держать в голове! Но вспомнить было просто необходимо.

Его тело начало чесаться – теперь он уже не мог сидеть неподвижно. Он снова вскочил и кинулся к окну. Отогнув штору, он принялся обозревать улицу.

Через дорогу от его дома стоял человек! Он стоял и смотрел прямо на него! Подумать только – прямо на него! Неужели этот человек его знает?

Как только незнакомец начал переходить улицу, Мясник мгновенно отпрянул от окна в глубь комнаты.

Его грудь снова сильно сдавило – еще сильнее, чем при разговоре с матерью. Холодный пот скапливался у него под мышками и стекал по телу.

Снова подступила тошнота. Кроме того, он почувствовал сильнейший позыв к дефекации. У него явно начинался понос – с желудком и кишечником творилось что-то невообразимое.

Согнувшись от боли в животе, он двинулся было в ванную комнату, как вдруг услышал стук в дверь и замер.

В его мозгу одна за другой стали прокручиваться сцены, так хорошо знакомые ему по полицейским боевикам, которые крутили по телевизору.

Неужели они выбьют двери?

Или станут стрелять через дверные филенки?

Он издал сдавленный стон, когда представил себе, как пуля сорок пятого калибра проходит сначала сквозь дерево, а затем входит в его плоть, разрывая внутренности. Испугавшись этой чудовищной боли, он решил не рисковать и открыть дверь, не дожидаясь, когда ее станут ломать.

Распахнув дверь, он обнаружил за ней того самого человека, который за несколько минут до этого в упор рассматривал окна его квартиры. У мужчины было довольно приятное лицо с правильными чертами.

Оно совершенно не походило на лицо полицейского.

Мясник пошевелил губами, пытаясь заговорить, но у него ничего не получилось.

Незнакомец смотрел на него, и его взгляд, казалось, проникал в самую его душу. Неожиданно Мясник осознал, что знает этого человека, что уже видел его где-то раньше...

Минуты проходили в молчании, а Мясник и незнакомец продолжали созерцать друг друга. Наконец Мясник узнал неожиданного посетителя. Это был муж Энн Джефферс! Он видел его позавчера, когда следил за домом Джойс Коттрел. Но Джефферс его не заметил – Мясник был абсолютно уверен в этом!

Потом в лице Джефферса произошли неуловимые изменения, и Мясник вздрогнул от ужаса – он узнал эти глаза, столь пристально его рассматривавшие.

Он узнал глаза своего брата!

Но было уже совершеннейшим сумасшествием так думать! Джефферс ничуть не походил на его брата!

Кроме того, его брат умер!

Гленн Джефферс заговорил, и ужас в душе Мясника достиг своего апогея.

– Привет, человечек, – произнес Гленн голосом его брата. Он назвал. Мясника тем самым прозвищем, которое тот ненавидел всю свою жизнь. – Ты плохо вел себя, человечек, и вот я пришел, чтобы тебя наказать.

Мысли в голове у Мясника закрутились в бешеном хороводе. Ведь это невозможно! Этот человек никак не мог быть его братом – он выглядел моложе, имел совсем другую внешность, да и комплекцией отличался от брата.

Но тем не менее перед Мясником стоял его родной брат!

Голос, несомненно, принадлежат брату, да и глаза смотрели со знакомым холодным прищуром.

Даже слова, которые произносил лже-Джефферс, могли принадлежать только его брату.

Рори Крэйвен, сотрясаемый приступами ужаса, невольно попятился перед новым воплощением своего старшего брата.

Ричард Крэйвен – он же Экспериментатор – сделал шаг вперед и проник в жалкую квартирку Рори, после чего тихо прикрыл за собой дверь.

Глава 46

Эдна Крэйвен услышала в трубке по меньшей мере двадцать гудков, прежде чем положила ее на рычаг. Когда Рори терзали депрессии, он иногда подолгу не отвечал на телефонные звонки – по крайней мере, до тех пор, пока окончательно не убеждался в том, что мать от него не отстанет. Но теперь она уже в пятый раз набирала номер сына, и все безрезультатно. Эдна, признаться, начала нервничать. В конце концов, сын дал ей понять, что неважно себя чувствует. Его голос вовсе не походил на голос больного, но как знать? Несмотря на то, что младшенький, в отличие от Ричарда, частенько симулировал, Эдна все же волновалась.

Итак, сын не поднимает трубку – или по причине болезни, или потому, что его просто нет дома. Если бы он оставался дома, ему пришлось бы отвечать не только на ее звонки, но и на звонки из офиса фирмы "Боинг", которая любезно предоставила Рори постоянную работу. Если Эдна все-таки решится проведать младшенького, тому было бы лучше сидеть дома, а не шляться по улицам, в противном случае Эдна могла закатить ему настоящий скандал. Эдна всегда считала себя хорошей матерью, что бы там ни говорили другие, и поэтому выбора у нее не оставалось. Рори ничего из себя не представлял, но он был теперь единственным ее достоянием.

Она вышла из дому в час, а в начале третьего вышла из автобуса у больницы, после чего прошла пешком примерно квартал до многоквартирного дома, где жил сын. С каждым шагом ее раздражение возрастало. Ну почему младший сын хотя бы отчасти не походит на Ричарда, который за всю свою жизнь не доставил ей ни одной неприятной минуты?

Мученик – вот кто такой ее Ричард. Самый настоящий христианский мученик!

Эдна молилась за Ричарда много раз, и всякий раз после молитвы ее посещала одна-единственная мысль: Ричард – невинный агнец, которого злые люди обрекли на смерть. Одна лишь мать беззаветно верила в своего первенца. Что ж, когда-нибудь правда выйдет на свет. В конце концов, разве после смерти Ричарда убийства прекратились? Всего неделю назад убили женщину в Бойлстоне. Нельзя сказать, чтобы Эдна слишком сожалела о несчастной жертве – ведь та, как ни крути, оказалась шлюхой. Но вот лишь пару дней назад зарезали женщину, которая жила на той же улице, что и Рори. Причем и ту, и другую убили одним и тем же способом, а ее Ричарда обвинили именно в такого рода убийствах. Вот если бы они не поторопились казнить Ричарда, то сейчас правда выплыла бы наружу и он вернулся бы домой к ней под крылышко. Но теперь уже слишком поздно. Тяжело вздохнув от одолевавших ее печальных мыслей, Эдна отворила входную дверь дома, где жил ее младшенький, вошла в подъезд и по крутой лестнице поднялась на второй этаж.