Монголия. Следами номадов - Андраш Рона-Тас

Вскоре доезжаем мы до трансмонгольской железной дороги. Эта железнодорожная линия начинается в Улан-Удэ, столице Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республики[6], от транссибирской железной дороги идёт через Кяхту и Сухэ-Батор до Улан-Батора, пересекает страну в южном направлении и за городом Сайншанд покидает Монголию.

После четырёх часов прибываем в Чойр. Мы не останавливаемся там, а едем дальше. Через несколько километров за городком останавливаемся перед юртой. Пастухи, живущие в юрте, показывают мне несколько бронзовых наконечников для стрел, которые, по их убеждению, упали с неба. Наконечники имеют, в самом деле, удивительные формы и являются очень старыми, так как происходят ещё из эпохи бронзы.

Мы попали сюда как раз в момент, когда готовили кумыс. Кожаный мешочек с бродящим кобыльим молоком повешен на деревянной стойке. Из мешка кумыс черпают полотняной сумкой, закреплённой на ручке. Выглядит это как ковш. Кумыс изготавливается не только из кобыльего молока, но и из любого другого, из коровьего или овечьего. К свежему молоку добавляют немного простокваши и взбалтывают. После отделения жира остаётся беловатая сферментированная жидкость – кумыс.

Меня угощают большим стаканом кумыса. Это немного кисловатый напиток с приятным вкусом. Я чувствую в нём, пожалуй, небольшое содержание алкоголя, которого здесь не более 4 %. Начинают его готовить не ранее половины лета. Поэтому в прошлом году во время нашего первого путешествия мы не попробовали его. Монголы пьют очень много кумыса. Даже человек, не употребляющий алкоголя, выпивает за день четыре-пять литров.

Мы доезжаем до другого посёлка. Наиболее охотно провели бы мы ночь в юрте, но наша машина останавливается перед каким-то домом.

На подворье пожилая женщина готовит чай на железной печке. Мы говорим ей, кто мы такие, и просим чай. Женщина приглашает нас в дом. Дом построен из деревянного бруса, опирающегося на каменный фундамент. В каждом таком доме имеется две или три комнаты. Состоит он из прихожей, кухни, двух комнат и вспомогательных помещений. Живут в них железнодорожные рабочие. Видно, что хозяева ещё не привыкли к такому жилищу, так как внутри всё оборудовано по образцу внутренности юрты. Вещи помещены в ящиках и на ящиках. Получаем солёный чай, который мы пьём с печеньем. Решаем остаться здесь на ночь.

Занятая комната меблирована скромно, в углу находится одна железная кровать и три сундука. На стене висит китайский плакат с подобием здоровых детей, кушающих яблоки. На противоположной стене виднелась дешёвая репродукция популярной картины под названием «Прощание казака с семьёй», а в углу фотография. Под ней стоит прикрытая тюлем детская кроватка, сейчас не используемая. В небольшом буфете с выдвижными ящичками содержатся сосуды и столовые приборы. Всю обстановку дополняют два стула. Зимой комната отапливается каменной печью, расположенной снаружи.

Ночь проводим в Хар Айрагу, а ранним утром едем дальше. В 8 часов 45 минут мы находимся уже в Сайн-шанде.

Сайншанд – дословно «Станция железной дороги» – это наиболее удачно расположенное место на юге Монголии. Состоит он, собственно говоря, из двух частей, от себя абсолютно не зависимых. Это очень интересное явление. В одной части находятся красиво обустроенные улицы, промышленные предприятия, большие магазины и культурные объекты. Другую часть аймака отделяет от центра небольшой горный хребет. Эта часть города является типичным монгольским провинциальным городком. Его представляют беспорядочно разбросанные дома, простирающиеся на большой территории, а также широкие улицы. Между домами как бы врывается степь, а вернее, пустыня. Обе части города – это два отдельных мира. Дома в центре аймака – это учреждения, в то время как люди живут вокруг города в юртах.

Только сейчас, в самом деле, я понимаю, какое значение для жизни Монголии имеет трансмонгольская дорога. Железнодорожники заставляют покинуть кочевой образ жизни. И если даже первое поколение не чувствует себя ещё хорошо в домах, этот первый шаг на дороге к переходу на оседлый образ жизни был сделан. Железная дорога воспитывает рабочих. Позже я посетил в расположенном рядом со станцией посёлке, названном по-российски Штанц, одну монгольскую семью. В углу стояли разные домашние цветы с большими зелёными листьями. Я заинтересовался, с какого времени эта семья здесь живёт. Оказалось, что переехали они сюда два года назад из столицы, где перед этим глава семьи служил лётчиком в армии. В молодости он также пас скот у своих родителей, как и другие пастушеские дети. Он заметил, что город Сайншанд имеет большую притягательную силу. Всё больше людей работает на железной дороге, в мастерских и на фабриках.

Интересно это явление, как пастух превращается в рабочего. Для изображения этого процесса расскажу одну историю о парне, который учился в политехническом институте в СССР.

Дед парня был зажиточным, хотя и не самым богатым пастухом. Многочисленная семья держалась вместе. Дед с тремя сыновьями пас стада. В памяти этой семьи запечатлелись два важных происшествия. Одно – это день, когда узнали, что не нужно больше платить налоги и отрабатывать барщину для лам и господ. Другое – это призыв на военную службу старшего сына. Старый пастух заинтересованно, но не без недоверия слушал доходящие из столицы новости и старался искать для своего стада пастбища по мере возможности подальше от сомонного и аймачного центров. Если временами он должен был, стараясь уладить какой-то вопрос или сделать покупки, выезжать в сомонный центр, то возвращался при этом домой как можно быстрее, а членов семьи держал как можно дальше от того «другого мира».

Когда, однако, старший сын вернулся из армии, понемногу, непостижимо всё начало меняться. Один из внуков заболел, а утрачивающие надежду родители решились даже везти ребёнка к районному врачу. Ребёнок выздоровел, а авторитет у сомона вырос. С оказии отдельных покупок сопровождала старика в поезде в город его жена. Тогда оказалось, что на разные предметы, одежду, упряжь, кухонную посуду, конфеты для внуков едва хватило им денег. Часто встречались они с соседями. Старик не мог без зависти смотреть, какими богатыми они стали. Один из его знакомых купил новые сети для загона на зверей, другой приобрёл украшенное седло, и однажды приятель детства поразил его даже покупкой аккумуляторного радиоприёмника.

Во время вечерних разговоров всё чаще затрагивались именно эти темы. В одно прекрасное утро сын, который отслужил в армии, сообщил, что охотно пошёл бы работать в городе, а два его младших брата и подрастающие дети дали обещание остаться с животными. Он хотел бы зарабатывать деньги, так как когда его дети подрастут, нужно будет порядочно денег на свадебное приданое. Отец вначале не хотел об этом слышать. Считал за грех, за измену предкам, что кто-то бросит существующий образ жизни. Он боялся доверить сына тому «другому миру». Уплыло много месяцев, прежде чем, наконец, удалось убедить старика, чтобы перекочевал он со своим стадом ближе к городу. Немалую роль в этом сыграли женщины, особенно одна из невесток, член монгольской организации женщин. Женщина эта решительно настаивала на новом плане. Итак, перекочевали они с юртами ближе к городскому центру. Сын пока что предпринял попытку только сезонной работы на железной дороге зимой. Жил он по-прежнему с семьёй, ездил на работу из юрты, а летом оставался при стаде, принимая участие в больших работах, как стрижка овец или изготовление войлока. Сначала новый образ жизни доставался ему тяжело. Трудно было пастуху привыкнуть к пунктуальному приходу на работу. Если перед этим дома было что-то срочное по работе, или мало было сушёного мяса на зиму, или возникали какие хлопоты с животными, он оставался дома. В этом случае возникали споры при выплате заработка.