Поводыри на распутье - Вадим Панов

– Мы ехали без «балалаек»!

– Твоя идея?

– Да.

Дракончик, украшающий четки, дернулся, словно прислушиваясь к словам Пэт. Кирилл задумчиво потер нос.

– Сложный маршрут. «Балалайки» вынуты. Карбид погиб, а ты нет. Почему?

– Потому что я лучше, – отрезала девушка.

– Лучше Карбида?

– Что тебя не устраивает?

Грязнов улыбнулся:

– Быть лучше Карбида – не достижение. И хвастаясь этим, ты заработаешь авторитет разве что среди свамперов. Для моей дочери этого мало.

Увлекшись разговором, Петра забыла одернуть Кирилла, не выразила неудовольствие тем, что он назвал ее дочерью.

– А что приемлемо для тебя?

– То, что ты совершила, вполне подойдет, – медленно ответил антиквар, перебирая четки. – Однако я хочу, чтобы ты сделала правильный вывод. Ты должна понять, что совершила. Мы оба знаем, что Карбид был хорошим гонщиком, гораздо лучше тебя. Но он погиб, а ты нет. Почему?

– Мы ехали без «балалаек».

– И что?

– Он отвык кататься без чипа, – прищурилась Пэт. – Потерял уверенность в себе. Стал слабым.

– А ты?

– Я – человек, я лучше компьютера.

– Прекрасный ответ, – качнул головой Грязнов. – Ты – человек, дочь. Настоящий человек. И поэтому ты не нуждаешься в устройствах, за которые цепляются слабаки, чтобы почувствовать себя сильнее. Используй чип, но не забывай, что настоящая сила не в нем. «Балалайка» дарит только видимость могущества.

– Поэтому ты не подключен?

Антиквар улыбнулся.

– Я бы подключился, – не стал скрывать он. – Но здесь. – Кирилл прикоснулся пальцами ко лбу. – Здесь уже нет места для железа.

– Что это значит?

И едва не выругалась, услышав перезвон коммуникатора. Ей не хотелось заканчивать неожиданный разговор.

Грязнов посмотрел на экран:

– Извини. Очень важный звонок.

– Я понимаю. – Девушка поднялась из-за стола. – Продолжим потом?

– Конечно. – Кирилл взял коммуникатор в руку, но нажимать на кнопку ответа не спешил. – Пэт, твое платье…

«Ах да, Бал Королевы Осени!»

– Оно у Мамаши Даши. Вы ведь отправитесь вместе с Матильдой?

– Да.

– Значит, я не ошибся…

Он нажал на кнопку и поднес коммуникатор к уху. Девушка вышла из комнаты.

– Здравствуй, друг.

– Даже не знаю, стоит ли называть тебя другом, – ворчливо произнес Корнелиус. – Из-за твоих фокусов я потерял машиниста.

– Он сам выбрал свой путь, – спокойно ответил Грязнов.

– Ты знаешь, как тяжело я привыкаю к людям, – пробурчал Ежов. – А к этому мальчику я привык. Сможешь его вытащить?

– Постараюсь, – после паузы пообещал Кирилл.

– Не надо меня обманывать, друг, – вздохнул Корнелиус. – Я слышу ложь в твоем голосе.

– Он сам выбрал свой путь, – повторил антиквар. – И должен пройти его до конца.

– Он талантлив.

– Гениален, – поправил собеседника Грязнов. – И только поэтому до сих пор жив.

– Ты… – последние слова храмовника превратились в невнятное бормотание.

– Скажи, друг, скажи, что хотел.

– Ты жесток, Кирилл.

История не сохранила имени человека, который придумал концепцию штаб-квартиры московского филиала СБА, концепцию «Пирамидома». История перечисляла архитекторов и строителей, дизайнеров и подрядчиков – в общем всех, кто имел отношение к возведению дома. Но автор идеи остался неизвестен. Сам архитектор? Он всегда подчеркивал, что воплотил чей-то замысел. Чей?

А между тем штаб-квартира СБА выделялась даже в московском Сити, который не испытывал недостатка в оригинальных зданиях. Колоссальная пирамида, покоящаяся на внушительном основании, приковывала взгляды. Ее черные грани были абсолютно гладкими: антенны спрятаны под облицовку, вертолетные площадки выдвигались по мере надобности и сразу же исчезали во чреве «Пирамидома». Никаких мостовых или пешеходных дорожек, ведущих к верхним уровням. Гладкие, черные грани.

В «Пирамидоме» находились не только штабные управления филиала. Целые этажи технических подразделений, царство машинистов. Арсенал. Казармы. И, конечно же, тюрьма, расположенная глубоко под землей. Других исправительных заведений в Анклаве не предусматривалось.

– Я хочу знать, в чем меня обвиняют!

– В убийстве, – небрежно ответил дознаватель.

Отмахнулся, словно от надоедливой мухи, даже взгляд от экрана коммуникатора не отвел. Знакомится с делом. Дементьев понимал, что работы у безов много, ночью арестованных свозили в «Пирамидом» фургонами, и надеялся, что это обстоятельство заставит дознавателя побыстрее освободить случайно задержанного… ЧТО он сказал?!

– В каком убийстве?

– В самом настоящем.

– Я защищался от погромщиков!

– Значит, вам не о чем беспокоиться.

– Я защищался! – Илья посмотрел на равнодушного беза и чуть тише продолжил: – Они напали на меня. Они громили Таганку…

– Увы, господин Дементьев, ваша версия не подтверждается. – Дознаватель отодвинул коммуникатор и посмотрел на Илью. Впервые с тех пор, как того привели в комнату для допросов. – А вот из пистолета, что у вас изъяли, застрелены три человека. Все – случайные прохожие, к несчастью оказавшиеся на площади…

– Я отнял пистолет у погромщика! Это он…

– Ваши отпечатки – последние. Трупы мирных граждан обнаружены неподалеку.

– Проверьте видеокамеры!

– Погромщики разбили их в первую очередь.

– «Балалайка»… – Дементьев осекся. Вспомнил, что не вставил чип, в спешке покидая дом Оглыева. – Просмотрите «балалайки» свидетелей.

– Смотрели, – кивнул дознаватель. – Записи четко указывают на вас как на убийцу.

– Не может быть!

– А свою «балалайку» вы вынули. Весьма странный поступок для честного человека.

«Сколько раз я стрелял? Два? Нет, больше…» – Илья плохо помнил схватку на Таганке.

– Полагаю, вы находились в состоянии аффекта, – почти участливо произнес без.

– Да! – ухватился за соломинку Дементьев.

– Но это не снимает с вас обвинения в убийстве.

– Почему?!

Дознаватель усмехнулся и откровенно сказал:

– Если бы ты пришил больше черенков, чем на тебя напало, мы бы закрыли глаза на превышение уровня необходимой самообороны. Но речь идет о мирных гражданах. Есть свидетели. Есть репортеры, которые освещают расследование. Нам не удастся замять дело…

– НЕТ!!

Без холодно улыбнулся, поднялся на ноги, медленно обошел стол, приблизился к Илье и неожиданно ударил его по лицу. Даже не ударил – скользнул острыми, наверняка имплантированными ногтями, оставив на щеке Дементьева три длинные царапины.

Илья не шелохнулся.

И не только потому, что был привязан к стулу. Он впал в самый настоящий ступор.

– Не следует меня перебивать, – мягко произнес дознаватель.

Оглушенный Дементьев не ответил.

Мир рушился. Мир, выстроенный с таким трудом, распадался на глазах. Теплый, уютный, перспективный мир.

Илья уходил от лучших полицейских мира, он обвел вокруг пальца китайцев, он сумел убедить всех в смерти Чайки – великого ломщика, много лет наводившего ужас на транснациональные корпорации, в своей смерти. Он совершил невозможное – спрятался в обществе доступной информации и тотальной слежки. И теперь теряет все.

Из-за каких-то ублюдков, решивших разгромить пару лавок.

– При тебе обнаружили «раллер», – произнес вернувшийся за стол дознаватель. – Твой?

Ему пришлось повторить вопрос, прежде чем слова дошли до сознания оглушенного Ильи.

– Твой?

– Разве их запретили?

– Нет, – согласился без, – не запретили. Но мне интересно, откуда у нищего студента из России такая дорогая игрушка?

– Купил по дешевке.

– У кого?

– На Болоте. У парня на рынке.

– «Раллер» чист, – не стал скрывать дознаватель. – Ни одной запрещенной программы. И его код не засветился ни в одной сетевой ломке.

– Видите, я честный человек. – Илья нашел в себе силы улыбнуться.

– Или опытный.

– Честный!

– Но, к сожалению, убийца.

– Не смейте так говорить!

На этот раз дознаватель не стал бить Дементьева, хотя вновь подошел к нему. Постоял, разглядывая замершего в ожидании удара Илью, потом взял со стола упаковку влажных салфеток, вытащил верхнюю и аккуратно протер царапины на щеке арестованного.

– Пойми, парень, если ты ломщик, мы сможем договориться. – Тон стал добродушным. – Мы ищем организаторов бунта. Ты, судя по всему, мелкая сошка. Скажи, на кого работал, что делал, и я подумаю, как помочь снять с тебя обвинение в убийстве.

– Вы сфабриковали дело, – устало произнес Дементьев.

– Ты над моим предложением думай, – посоветовал без, – а не сочиняй всякую ерунду.

Дознаватель не понимал, почему ему запретили применять развязывающие язык препараты. Узнали бы все за минуты. Но приказ был четким: только силовое воздействие, и то очень аккуратное. Никакой химии. Боятся повредить ему голову? Похоже на то. Но почему? Что может быть ценного в голове мелкого ломщика? Тем не менее распоряжение пришло с самого верха, и нарушать его без не собирался.