Второй брак Наполеона. Упадок союза - Альберт Вандаль

Это были единственные слова, которыми Наполеон ответил на всякого рода бумаги, присланные Коленкуром. Как видим, эти слова не имеют ничего общего с тем, что говорилось шесть недель тому назад. При этом он не только не отсылает с обратным курьеров утвержденного договора о Польше, но и не подписывает его, он хочет решиться на эту крайне важную уступку только по зрелом размышлении. С этого времени, не принимая пока никаких обязательств относительно Австрии, он с недоверием следит за Россией и задерживает все дела с нею. Но уже теперь он принимает меры, чтобы переход от России к Австрии, если таковому суждено свершиться, имел вид вполне естественного, а не вынужденного события, чтобы он не шокировал и не сбивал с толку общественной мысли. Он хочет подготовить умы, дать почувствовать французам возможность и этой второй комбинации, и для начала с большой оглаской передает на обсуждение тот вопрос, который еще недавно разрешал своей высочайшей волей.

27 января он ознакомился с содержанием депеш Коленкура, а в воскресенье – 29-го, после обедни – в Тюльери распространился слух, что у императора днем будет большое частное совещание – совет из членов его семьи и государственных чинов, на котором будет обсуждаться выбор будущей императрицы. Действительно, короли и принцы обоих семейств, высшие чины империи, кардинал Феш, министры, председатели Сената и Законодательного Корпуса начали съезжаться во дворец. Все они, человек двадцать пять – тридцать, были введены в залу, где сорок три дня тому назад был составлен акт о разводе.

После того, как с подобающей церемонией совершился высочайший выход, когда император сел в кресло, а приглашенные – высочайшие особы и сановники – собрались в благоговейном молчании вокруг совещательного стола, наступил торжественный момент, подобный которому, надо полагать, редко встречался в необычных событиях нашей истории. Представьте себе человека, могуществом превзошедшего Цезаря и Карла Великого, представьте себе, что он перед вашими взорами готовит решение, благодаря которому рассчитывает управлять будущим, как доселе владел настоящим, вообразите, что присутствуете при моменте, когда он предоставляет слово Франции и устами самых знаменитых ее представителей приглашает ее дать ему совет. Сгруппируйте вокруг него знаменитых титулованных мужей, из которых одни олицетворяют военный героизм, другие – политический и административный гений; с одной стороны, лиц, шпагой завоевавших себе королевский титул, с другой – государственных деятелей, мужей опыта и знания, хранителей традиций: Мюрата и Евгения, Талейрана и Фуше, Бертье, Камбасереса, Маре, Шампаньи, Фонтана – людей, не одинаковых по происхождению, уму и склонностям, но объединенных общим повелителем, который служит для них связывающим звеном и с которым связана их собственная судьба. Заставьте всех их предстать перед вами с их всем знакомыми чертами, с их характерными манерами, с теми особенностями души и облика, благодаря которым они запечатлелись в воображении потомства; придайте этой сцене тот важный и величественный тон, который в то время господствовал во всех государственных делах; перенесите все это в величественные золоченые апартаменты, и вы поймете, что никто из присутствующих не мог избегнуть неизгладимого и глубокого впечатления.

Но под этой величественной внешностью поищем самую сущность дела; спросим себя, к какому практическому результату могло привести это не имеющее примера в прошлом совещание. Объявленной целью совещания было – дать выбору императора определенное направление, помочь ему в этом деле. Но выбор зависел прежде всего от событий, которые Наполеон сам поставил вне своей воли. Переговоры в Петербурге были поставлены в такие условия, что первый же курьер из России быть может, ехавший уже по Германии, мог привезти вполне оформленный брачный договор между царем и нашим посланником, и тогда императору было бы крайне трудно вернуть свою свободу, распоряжаться которой он предоставил Коленкуру. Русский брак делался обязательным уже только в силу извещения, что он возможен. Что же касается австрийского брака, то о нем могла быть речь только в том случае, если бы Россия дала ясные указания своего нежелания породниться.

Чего же добивался император, требуя совета по вопросу, решение которого не принадлежало ему? Во-первых, он хотел утолить народное нетерпение. Ему, известно было, что ожидание важного события поддерживает возбуждение умов; что Париж волнуется, нервничает, считает дни; находит, что дело тянется слишком долго, и удивляется, что до сих пор нет ничего определенного. Чтобы объяснить эти замедления, Наполеон прикидывается, что затрудняется в выборе между высокими партиями, которые предлагаются ему со всех сторон. Не имея еще возможности представить развязку, он делает вид, что занят ее подготовкой и что в этих видах окружает себя самыми просвещенными и надежными умами. Обладая редким искусством в деле воздействия на народы, с одинаковым искусством ослепляя их, как блестящими миражами, так и волшебной действительностью, он хочет отвлечь внимание французов от истинного положения дел и занять их зрелищем больших прений.

Затем, ему было небезызвестно, что у значительной части общества имя Австрии вызывает большие опасения. Австрия, по существу, государство старого режима, отсюда страх французов, как бы, сблизившись с ней, не поворотить назад, а всякое подобие ретроградного движения тревожит нацию, ибо и сторонником-то империи она сделалась главным образом потому, что империя упрочила новый режим, что она придала ему блеск и славу и взяла его под свою охрану от всякого рода покушений. Но Наполеону известно и то, что многие из его министров и высших военных чинов желают выбора эрцгерцогини. Он считает полезным, чтобы их авторитетный голос был услышан, чтобы они ответили на страхи и сомнения общества, заставили бы оценить выгоды австрийского брака и указали на неудобства первоначально намеченной партии. Так как совет предполагается гласный, при открытых дверях, то известного рода замечания будут вынесены наружу и могут настроить и направить умы надлежащим образом. Если бы Австрии пришлось занять место России, Наполеон не желает, чтобы эта замена была приписана затруднениям, встреченным в Петербурге. Публика должна приписать эту перемену побуждениям высшего порядка, должна видеть в ней свободно и зрело обдуманный выбор и заранее утвердить его, сделаться участницей в деле.

Император открыл заседание несколькими фразами, которые могли бы служить образцом надменности и ораторского искусства, “Я могу жениться, – сказал он, – на русской великой княжне, на австрийской эрцгерцогине, на саксонской принцессе, на одной из принцесс царствующих домов в Германии или же на француженке. Только от меня зависит указать ту, которая при вступлении в Париж первой пройдет под Триумфальной Аркой”.[322] Он тем настойчивее напирал на свободу своего выбора, что отлично сознавал, что у него нет ее. Он прибавил в выражениях, которые должны были польстить национальному чувству французов, что брак с француженкой был бы ему наиболее по сердцу, но что государственные интересы могут потребовать иной партии. Затем получил слово и выступил в роли докладчика герцог Кадорский. Он дал некоторые указания относительно разных принцесс, возраст и высокое положение которых отвечали предполагаемому выбору; назвал великую княжну, эрцгерцогиню австрийскую и саксонскую принцессу. После этого были открыты прения, и император пригласил членов совета высказать свои мнения.