Великий Бисмарк. Железом и кровью - Николай Власов

На самом деле рейхстаг, играя, несомненно, важную роль в политической жизни Германской империи, был палатой с достаточно ограниченным влиянием. Парламент являлся в значительной степени выражением уже упомянутого выше компромисса: достаточно демократический сам по себе, он обладал весьма ограниченными полномочиями; в его компетенцию входили важные, но не первостепенные вопросы. «Три столпа абсолютистского государства» [412]– армия, бюрократия и внешняя политика – находились фактически вне компетенции рейхстага, имевшего, таким образом, весьма ограниченную сферу полномочий. Реальными механизмами влияния на исполнительную власть палата практически не располагала. Возможности законодательной инициативы у парламента были более чем скромными – депутатам приходилось иметь дело практически исключительно с законопроектами, выдвинутыми канцлером или бундесратом.

Одной из важных причин слабости палаты являлось и то обстоятельство, что депутаты не осознавали себя в качестве единой группы, не выработали профессиональной солидарности, характерной, к примеру, для британской палаты общин, что снижало их возможность противостоять правительству. Многие депутаты были тесными узами связаны с властной элитой – принадлежали к числу привилегированных сословий, «капитанов экономики» или являлись чиновниками. Власть, в свою очередь, вносила свой вклад в формирование в массовом сознании картины «раздираемого партийной борьбой и мелкими интересами» рейхстага – «препоны на пути всех добрых намерений правительства» [413], – противостоящего «стоящим над партиями и заботящимся в первую очередь о благе отечества» императору и канцлеру. Правительство постоянно оспаривало у парламента право представлять интересы народа. Сам Бисмарк неоднократно заявлял, что «государственная власть есть верховное и лучшее олицетворение народной жизни» [414]. Необходимо отметить, что эти воззрения встречали полное понимание у значительной части населения, интеллектуальной и политической элиты. Стремление к единству вызвало в их рядах культ государственной власти.

В действительности практически никто из исследователей не отрицает, что рейхстаг отнюдь не был основным центром власти в империи; по словам Б. Бюлова, «парламентская форма за весь период существования кайзеровской Германии оставалась, по существу, лишь обманчивым придатком к непарламентской власти» [415]. М. Штюрмер характеризует рейхстаг скорее как «биржу интересов», нежели как реальный орган власти [416]. Но «железный канцлер» тем не менее в определенной степени нуждался в сотрудничестве с парламентом, чтобы по возможности без помех проводить свою политику. Для Бисмарка – решительного противника парламентской системы – необходимость считаться с рейхстагом была во многом средством давления на императора и его консервативное окружение, в очередной раз обеспечивавшим незаменимость «железного канцлера». Рейхстаг поднимал престиж Германии за рубежом и давал либеральным силам почву для иллюзий.

Тем не менее в общественном мнении тех лет рейхстаг представал одним из главных институтов империи, обладающим властью и влиянием, намного большими, чем в реальности. Причиной этого было то, что внимание общества было приковано к деятельности рейхстага гораздо в большей степени, чем к деятельности бундесрата или бюрократического аппарата. Заседания были открытыми и благодаря подробным отчетам, публиковавшимся в прессе, становились достоянием широкой общественности. Именно широкий резонанс, которые прения в парламенте встречали в германском обществе той эпохи, были источником силы рейхстага, не предусмотренным ни конституцией, ни хитроумными расчетами Бисмарка.

Партийная система Германской империи также в основных своих чертах окончательно сформировалась в 1871 году. Немецкие политические партии отличались большим разнообразием, но имели и ряд общих черт. Большинство из них формировалось для выражения экономических, социальных или региональных интересов и не обладало ни четко очерченной социальной базой, ни развитой организационной структурой на местах – настоящим партийным аппаратом не могла похвастаться практически ни одна группировка. Это, в свою очередь, ограничивало их возможности популяризовать свои программные установки среди избирателей.

В своем существовании партии не имели никакой законодательной основы – их существование не было упомянуто ни в конституции, ни в каких-либо иных актах. В большинстве своем они являлись так называемыми «партиями уважаемых людей», идеи и мировоззрение оставались центральным элементом немецкой партийной системы, во многом господствуя над потребностями практической политики, тем более что партии не несли на себе никакой правительственной ответственности. «С большинством членов фракций происходит то же, что и с большинством последователей различных вероисповеданий: они оказываются в затруднительном положении, если их просят изложить отличие их убеждений от конкурирующих, – язвительно писал Бисмарк в своих воспоминаниях. – В наших фракциях подлинным центром кристаллизации является не программа, а личность – политический кондотьер» [417]. Действительно, в большинстве партий личности играли гораздо более значительную роль, чем программные установки. Особенно это проявлялось на периферии, где определяющую роль играли местные традиции и связи, оказывавшие решающее влияние на приверженность той или иной группы населения той или иной партии. Кандидаты часто позиционировали себя как «консерваторы» или «либералы», а не как представители какой-либо конкретной партии. Выбор того или иного кандидата во многих случаях определялся не столько уровнем его предвыборной кампании – в некоторых избирательных округах последние попросту отсутствовали, – сколько его известностью и общественным положением. Зачастую лишь после выборов депутат решал, к какой из существующих фракций в парламенте он присоединится. Вне рейхстага многие партии существовали практически только на бумаге, они были мало приспособлены к потребностям современного общества.

В рейхстаге депутаты пользовались большой степенью независимости и отнюдь не были обязаны голосовать вместе с большинством своей фракции. Сохранению такой ситуации способствовал и тот факт, что партии были достаточно слабы по сравнению с мощным аппаратом исполнительной власти. Им было трудно противостоять отлаженному государственному механизму, овеянному славой боевых побед императору, рейхсканцлеру, «который нуждался в них и играл с ними и все же ослаблял и разрушал их, где только мог» [418]. Лично «железный канцлер» всегда относился к партиями и их борьбе свысока. Стравливание различных течений было достаточно обычным инструментом политики Бисмарка. Предотвратить развитие парламентаризма и в то же время извлечь из борьбы партий максимальную выгоду – таковы были его основные цели. Бисмарк играл партиями, заключая и разрывая союзы и оставляя в душах партийных лидеров ощущение бессилия перед «железным канцлером», для которого их объединения были не более чем «почтовыми лошадьми».

Отсутствие реальной власти оборачивалось отсутствием заинтересованности в объединении и укрупнении движений, поощрением много– и мелкопартийности. Политические движения имели весьма расплывчатые установки по различным конкретным вопросам и во многих случаях могли с легкостью менять их или идти на компромиссы. В результате они так и остались «на задворках власти», не будучи в состоянии сыграть большую роль в жизни страны.

Важным инструментом в руках политических партий являлась пресса. В Германии в середине 1870-х годов существовало 823 газеты, выходивших не менее трех раз в неделю, и 1874, появлявшихся не чаще двух раз в неделю. Практически каждая партия имела в распоряжении газету национального значения; практически все центральные газеты имели достаточно четко выраженную политическую позицию. Оговоримся сразу – многие из них являлись формально независимыми. Тиражи их были не столь велики, но это с лихвой компенсировалось обширной сетью местных, региональных изданий, которые с удовольствием перепечатывали важнейшие материалы своих «старших сестер». Большое влияние имела правительственная пресса – статьи официозной газеты «Провинциальная корреспонденция» неизменно привлекали к себе большое внимание, тем более что она опиралась на широкую сеть местных правительственных изданий. Была широко распространена и упоминавшаяся выше «рептильная пресса» – формально независимые, но в действительности финансируемые и в той или иной мере направляемые правительством газеты. К этой группе относился ряд либеральных и консервативных средств массовой информации. Ярчайшим примером может послужить «Северогерманская всеобщая газета», которую даже современники открыто называли «полуофициозом» («воинствующая газета господина Бисмарка», по словам В. Тиссо) [419]. Естественно, само правительство всячески открещивалось от существования «рептильной прессы». Прекрасно сознавая значение прессы в современном мире, Бисмарк уделял большое внимание деятельности Литературного бюро в прусском министерстве внутренних дел. К работе этого органа были привлечены многие талантливые журналисты, помогавшие «железному канцлеру» направлять общественное мнение в нужное русло.