Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После – им как будто не терпелось – офицеры завели разговоры про телеги, палатки, фураж и провиант. Дорфус достал бумагу и чернила, начали составлять смету на отряд. Волкова от одних этих слов коробило, ничего такого он даже слышать не хотел, он забрал свою кружку и ушёл к себе в покои, куда просил принести бумагу и чернила. Решил написать письмо жене. Сказать ей, что с ним всё в порядке, но её родственничек не даёт ему покоя. Конечно, он не хотел её лишний раз волновать, она была беременна. И поэтому не стал писать об опасностях, кои пережил и кои ему ещё предстоит пережить. Писал, что пойдёт со своими людьми и «сядет» в гарнизон в Фёренбург до лета. Что дело это простое. И что тревожиться ей нет нужды.
Он едва закончил, как Гюнтер доложил ему, что пришёл барон фон Реддернауф. Вот уж кого ему совсем не хотелось видеть; теперь, после совета у герцога, у него было ощущение, что именно министр по тайным делам и был главным виновником этой его фёренбургской «ссылки». Но не принять его он не мог. Кажется, при дворе теперь это был последний его приятель.
– К сожалению, барон, я не смогу сегодня с вами поужинать, – говорил генерал, приглашая министра в свои покои, – сами понимаете, дел без меры. Хочу уйти как можно быстрее.
– Понимаю, понимаю, вы заняты, – кивал барон, доставая из-под колета пачку бумаг. – Там внизу ваши офицеры за делом, и у вас пальцы в чернилах. Я вас долго не задержу. Я пришёл передать вам кое-какие бумаги, это копии договора между гербом Ребенрее и Фёренбургом, также копии купчих на бараки, находящиеся в черте города, в которых вы можете разместить своих людей, это собственность принца.
Генерал взял бумаги, осмотрел их.
– Прекрасно, ознакомлюсь с ними на досуге.
– Коли бюргеры будут препоны вам чинить, так тычьте им в нос эти бумаги… – он замолчал и лишь глядел на генерала пристально, словно думал, решал что-то про себя; и всё-таки решился, вздохнул и произнёс: – Рад сообщить вам также, что в городе у вас будет проверенный помощник. Он умён и опытен, никто не знает, что он служит интересам Его Высочества. Даже его родные.
– Ваш шпион, – догадался Волков.
Наверно, слово «шпион» не понравилось барону, и он поправил генерала:
– Наш сторонник. Человек внимательный, верный, истинно верующий и преданный гербу. Он вам будет большим подспорьем. В городе сей человек давно не нов, знает всё и обо всех. Вот только… – Реддернауф не договорил.
– Надо, чтобы о нашем с ним знакомстве никто не знал, всё надобно держать в тайне, – догадался генерал.
– Именно, – министр был рад, что собеседник всё понимает. – Жизнь этого человека весьма ценна. И мы должны сохранить его тайну в интересах герба вашего сеньора.
– Хорошо. Я понимаю и сохраню в тайне свои отношения с ним.
– Об этом я и хотел вас просить. Его имя Филипп Топперт. Он торговец солью, у него лавка на Хлебном рынке, также он имеет несколько амбаров на Рыбной улице и сдаёт их.
– То есть человек это не бедный.
– Не бедный. И денег никогда от меня не брал. Скажете, что от меня, он даст вам расклад по городу и будет помогать по мере сил. Я ему сегодня отправил письмо.
– Хорошо, хорошо… Спасибо вам, барон, подобное знакомство мне никак не помешает.
Они раскланялись, и фон Реддернауф уже был у двери, когда Волков окликнул его:
– Барон.
– Да, генерал.
– Это вам я обязан этим поручением?
– Отчасти, – ответил министр после небольшой паузы.
– Отчасти? Как это понимать?
– Я рассказал герцогу, что после победы у Овечьих бродов вы взяли в плен много безбожников и смогли вернуть их в лоно Матери Церкви. И теперь они ваши крестьяне.
– Они были у меня в плену. И тех, кто не соглашался, я топил и вешал. Что же я смогу сделать с шестью тысячами бюргеров в их собственном городе?
– Насколько мне известно, у вас большие долги, – вдруг непонятно к чему вспомнил фон Реддернауф.
– Да, долги мои велики. Неужто герцог меня вознаградит за это дело? – спрашивал генерал с заметным скепсисом. – Что-то мне не верится в этакую щедрость Его Высочества. Ведь за то, что я спас Фёренбург от ван дер Пильса, вместо награды меня лишь пытались осудить.
Но министр словно не слышал едкости в его словах, на сей раз он глядел на генерала с заметной прохладцей и говорил:
– Видные купеческие дома Фёренбурга сплошь еретики. Сплошь… К марту у Его Высочества будут деньги, и уже в апреле цу Коппенхаузен соберёт армию в шесть-семь тысяч человек. Удержитесь в городе до апреля, дождитесь маршала, откройте ему ворота… Думаю, не мне вас учить, что делать с теми богатыми купчишками, которые не захотят отринуть грех ереси.
«Наград не будет. Не жди. Сам, всё сам. Как и всегда».
– Я всё понял, барон, теперь я буду готовиться к предприятию, – говорит с полупоклоном Волков, намекая, что больше для разговора у него времени нет.
– Ещё раз прошу беречь моего человека, он будет нам надобен и в дальнейшем, – напомнил фон Реддернауф, берясь за ручку двери.
– Я сделаю всё, чтобы с его головы не упал ни один волос, – обещал ему генерал.
А барон снова остановился и снова заговорил:
– Кстати, чуть не забыл. Ваша речь на совете… Ну, про то, что сеньорам юга нужен свой представитель при дворе… – он сделал паузу и усмехнулся. – Тонко! Тонко! Уверен, принц слушал вас внимательно. Да и канцлер будет вам благодарен.
Волков ещё раз поклонился министру.
После того, как тот ушёл, генерал сел к столу. Он пару минут раздумывает, а потом снова берётся за письмо жене и делает приписку:
«Баронесса, прошу вас, распорядитесь, чтобы Сыч отбыл ко мне в Вильбург без всякого промедления – он будет мне надобен – и нашёл меня в трактире „Шесть хвостов“. Ежели в трактире он меня не застанет, так пусть едет за мною в Фёренбург. А если будет, подлец, ныть, дескать, нет у него денег на дальнюю дорогу, так пусть Ёган даст ему из казны три талера. Храни вас Бог, молюсь за вас и плод ваш, надеюсь, что разрешитесь вы благополучно».
После он написал ещё одно письмо, письмо госпоже Ланге. Писал так, как она просила, – о делах своих подробно. Умная женщина любила читать его письма. И лишь
