Пристрастие к смерти - Филлис Джеймс

– Как вы думаете, что это были за люди?

Миссис Миннз вдруг громко хохотнула.

– Это вы мне скажите! Ну же! Это были ваши ребята. Легавые. Думаете, я не узнаю полицейского по виду?

Даже в скудном свете похожей на лес комнаты Кейт заметила вспышку интереса на лице Массингема, но он был слишком опытен, чтобы оказывать давление дальше. Вместо этого он задал несколько безобидных вопросов о домашнем укладе на Камден-Хилл-сквер и приготовился завершить беседу. Но у миссис Миннз были другие планы. Кейт почувствовала, что она хочет сообщить ей что-то конфиденциально, поэтому, поднявшись, сказала:

– Вы не возражаете, если я воспользуюсь вашим туалетом, миссис Миннз?

Она сомневалась, что ей удалось обмануть Массингема, тем не менее он вряд ли последовал бы за ними. Стоя под дверью туалета, миссис Миннз с присвистом прошептала:

– Вы заметили дату на книге?

– Да, миссис Миннз. День, когда утонула Дайана Траверс.

Острые маленькие глазки довольно сверкнули.

– Я видела, что вы заметили. А он – нет, правда?

– Не знаю. Возможно, просто не подал вида.

– Ничего он не заметил. Знаю я таких. Строят из себя, а того, что у них под носом, не замечают.

– Когда вы впервые увидели эту книгу, миссис Миннз?

– На следующий день, восьмого августа. Днем, когда он вернулся из своего избирательного округа. Должно быть, привез ее с собой.

– Значит, наверное, тогда она ее ему и подарила.

– Может, да, а может, нет. Интересно, правда? Я видела, что вы заметили. Мой вам совет: держите это при себе. Слишком много он о себе мнит, этот Массингем.

Свернув с Портобелло-роуд, они шли по Лэдброук-гроув, когда Массингем рассмеялся и наконец заговорил:

– Бог ты мой, ну и комнатка! Мне искренне жаль бедного мистера Смита. Если бы мне пришлось жить здесь, я бы тоже беспрерывно «странствовал».

– А что плохого в этой комнате или в миссис Миннз? – вспылила Кейт. – По крайней мере, у этого жилья есть индивидуальность, не то что в тех поганых зданиях, построенных какими-то бюрократами с единственной целью – напихать как можно больше жилых ячеек при минимальных бюджетных расходах. То, что ты никогда не жил в таком доме, не означает, что людям, которые в них живут, они нравятся, сэр, – добавила она со злой издевкой.

Он снова рассмеялся. Кейт, когда сердилась, всегда подчеркивала его социальный статус и служебный ранг.

– Ладно, ладно. Признаю: индивидуальность имеется. У обеих – и у нее, и у ее комнаты. Но что плохого, в самом доме? Мне показалось, он вполне приличный. Если бы местные власти предложили мне в нем квартиру, я бы согласился не задумываясь.

И ведь действительно согласился бы, подумала Кейт. Наверное, он меньше озабочен жизненными мелочами – где он ест, где живет, даже что носит, – чем она. И она с раздражением в который раз поймала себя на том, что легко впадает в его обществе в грех лицемерия. На самом деле она никогда не считала, что суть проблемы – в домах. Жильцы, не архитекторы – вот кто превращает их в трущобы. Даже Эллисон-Фэаруэзер-билдингз был бы приличным местом, если бы стоял в другом районе и был населен другими людьми.

– К тому же она оказалась весьма полезна, – продолжал между тем Массингем. – Если она говорит правду и Бероун действительно положил ежедневник обратно в стол и если нам удастся доказать, что он не возвращался домой…

– Только это будет непросто сделать, – перебила его Кейт. – Придется восстановить весь его день поминутно. А у нас пока нет даже намека на то, куда он отправился после посещения агента по недвижимости. У него был ключ – он мог войти в дом незамеченным и выйти через минуту.

– Да, но вероятнее всего, он этого не делал. В конце концов, он ведь ушел с сумкой, то есть собирался весь день провести вне дома и потом отправиться прямо в церковь. И если леди Урсула заглядывала в его ежедневник до шести часов, когда звонил генерал Ноллиндж, то мы знаем, кто должен быть нашим главным подозреваемым, не так ли? Доминик Суэйн.

Всего этого можно было и не говорить. Она поняла всю важность событий, связанных с ежедневником, тогда же, когда и он.

– Как ты думаешь, кто были те люди, устроившие обыск? Спецслужба?

– Думаю, да. Либо она работала на них и они внедрили ее на Камден-Хилл-сквер, либо она работала на кого-то или что-то гораздо более зловещее и они ее раскусили. Разумеется, они могли быть и теми, кем представились, – людьми из адвокатской конторы, искавшими какие-то бумаги, завещание например.

– Под матрасом? Это был весьма профессиональный обыск. – Если это были люди из спецотдела, подумала она, то грядут неприятности, а вслух сказала: – Ведь это они сообщили нам о том, что у Бероуна была любовница.

– Зная, что мы сами очень быстро раскопаем этот факт. Весьма для них характерно. Их идея сотрудничества напоминает правила, коими руководствуется министр, отвечая в палате на вопросы парламентариев: ответы должны быть краткими, осторожными, и нельзя сообщать ничего такого, чего бы они и так уже не знали. Господи, если она была связана со специальной службой, не миновать неприятностей.

– Между Майлсом Джилмартином и Дэлглишем?

– Между всеми.

Несколько минут они шли молча, потом Массингем сказал:

– Зачем ты забрала этот роман?

Кейт недолго боролась с искушением увильнуть от прямого ответа. Поначалу, когда значение даты в посвящении стало ей понятно, она решила промолчать и устроить собственное маленькое расследование – найти автора и посмотреть, ведет ли куда-нибудь эта ниточка. Но благоразумие взяло верх. Если окажется, что это важно, Дэлглиш обо всем узнает, и можно лишь догадываться, какой будет его реакция на подобную личную инициативу. Было бы верхом лицемерия жаловаться на отсутствие сотрудничества между департаментами, пытаясь в то же время устраивать собственное представление внутри своего подразделения.

– Надпись датирована седьмым августа, днем смерти Дайаны Траверс.

– Ну и что? Автор подписала книгу и послала по почте седьмого августа.

– Миссис Миннз видела книгу в доме на следующий день. С каких это пор лондонская почта работает так оперативно?

– Это вполне вероятно, если она послала ее первым классом.

– Гораздо вероятнее, что он встречался с Миллисент Джентл в тот день и она вручила ему книгу лично. Думаю, было бы интересно выяснить, где и почему.

– Может быть, – задумчиво произнес Массингем, глядя на Кейт. – Возможно также, что седьмого числа она подписала книгу и оставила ее для него в штабе избирательного округа. – Он улыбнулся и добавил: – Так вот о чем вы с миссис Миннз посплетничали между собой по-девичьи.

Он многозначительно улыбнулся, и по этой лукавой улыбке Кейт с раздражением поняла: он догадался о ее искушении скрыть улику, и это его позабавило.

Когда они сели в «ровер», чтобы ехать в Ярд, Кейт вдруг сказала:

– Не понимаю я этого – ну, религиозного обращения.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь, как это квалифицировать?

– Видишь ли, ты в этом воспитан. Тебе это внушали с колыбели: молитва на ночь, школьная часовня и все такое прочее…

Сама она школьную часовню видела лишь раз в жизни, во время экскурсии в Виндзор. Та произвела на нее впечатление. Собственно, для того она и была предназначена. Кейт испытала интерес, восхищение, даже благоговение, проходя под взмывающим вверх конусообразным сводом. И все же это было здание, в котором она чувствовала себя чужой; оно говорило ей лишь об истории, привилегиях, традициях, лишний раз подтверждало, что богатые, наследуя землю, надеются получить такие же привилегии и на небе. Кто-то играл на органе, и она, сев на скамью, с удовольствием послушала музыку – кажется, то была кантата Баха, – но в этой гармонии для нее не было никакой тайны.

Уставившись на дорогу, Массингем сказал:

– Я достаточно хорошо знаком с внешними формами. Не так хорошо, как мой отец, разумеется. Для него ежедневное посещение часовни – органическая необходимость, во всяком случае, так он утверждает.

– А у меня нет даже потребности во всем этом – в религии, молитвах…

– Это вполне естественно. У огромного количества людей ее нет. Можно сказать, что ты принадлежишь к почтенному большинству. Это вопрос психологического склада. Что тебя беспокоит?

– Ничего меня не беспокоит. Но это же странно. Большинство людей молятся. Для некоторых это просто привычка – они молятся, даже если не очень понимают кому. Кстати, как с этим у Дэлглиша?

– Не знаю, есть ли у него другие потребности, кроме поэзии, работы и неприкосновенности личной жизни. Причем скорее всего именно в такой последовательности.

– Ты же в отличие от меня работал с ним раньше. Тебе не кажется, что есть в этом деле что-то, что лично его затрагивает?

Он посмотрел на нее так, словно рядом сидел совершенно незнакомый человек, и задумался, насколько откровенным он может с ней быть, потом сказал: