Хедлайнеры - Александр Кушнир

Мы вовремя сделали книгу, издательство ее вовремя сдало в типографию, а типография вовремя напечатала. Мы успевали к фестивалю в “Лужниках”, что называется, с закрытыми глазами. Но тут в дело вмешались простые финские водители, которые умудрились везти тираж из Хельсинки целую неделю – вместо обещанных двух дней. Где они бухали все это время, тайна великая есть…

Когда лучшие представители скандинавского пролетариата допилили до московской таможни, был вечер пятницы. До утра понедельника на таможне никто не работал. “Тролли” выступали в “Лужниках” в субботу вечером. Продажа книги срывалась – по крайней мере, ее первый день.

Дальше начались поиски виновного. Наше издательство все сделало вовремя – как, впрочем, и финская типография. В договоре был задекларирован срок завершения работы, но убийственным образом не стояла дата доставки тиража. Бурлаков почему-то решил, что из всех сотрудников “Утекай звукозапись” ехать на таможню должен именно автор – типа спасать тираж.

Я, естественно, в абсолютно раскрепощенной форме сказал все, что на эту тему думаю. В ответ Бурлаков решил “включить Сухомлинского” и заявил, что если я не заберу тираж, то на поездку во Владивосток – на презентацию книги и съемку клипа “Владивосток 2000” – могу не рассчитывать. Я огрызнулся, сказав, что наконец-то допишу “100 магнитоальбомов”. А то трачу кучу времени на всякие типографии. Короче, занимаюсь какой-то хуйней…

В итоге вместо меня во Владик полетел Макс Семеляк из “Афиши”, который много сделал для популяризации “Троллей” в те годы. Может, оно и к лучшему – Макс попал в клип “Владивосток 2000”, чего со мной бы точно не произошло – по многим причинам.

…Нас с Бурлаковым помирила Земфира – вернее, ее кассета. Когда мы прослушали демо-запись, стало понятно, что перед нами – талант огромного масштаба. Одновременно для “Утекай звукозапись” это был реальный шанс выкарабкаться из того места, в котором фирма тогда находилась. Мы сконцентрировались и начали распределять обязанности по новому артисту. Лагутенко занимался художественной стороной процесса и саундпродюсированием, Бурлаков – стратегией и финансами, а я – прессой.

Помню, в один из августовских дней Леня, Илья и я топали от новой солнцевской квартиры Бурлакова на репетиционную базу “Троллей”, расположенную по соседству. По дороге мы со школьным энтузиазмом начали обсуждать перспективы Земфиры. У нас было ощущение надвигающейся сенсации, но какие-то сомнения, естественно, точили душу.

Илья честно признался, что не представляет, как Земфира будет выглядеть на сцене с гитарой. Я сказал, что не представляю ее на сцене в юбке. Итог этому “мальчишнику” подвел Бурлаков: “Если это действительно будет нужно, она выйдет на сцену и с гитарой, и в юбке. Обещаю”.

Мы с Лагутенко удивились подобной уверенности и переглянулись друг с другом. Леня, как великий психолог, перехватил это перемигивание и решительно добавил: “Можете не сомневаться!”

…До того как начать плотно работать с Земфирой, Бурлаков сделал ряд важных шагов. Во-первых, встретившись с артисткой, он в свойственной ему манере расписал ее творческую жизнь вплоть до декабря 2010 года. Делал он это жутко убедительно – не поверить было нельзя. Неудивительно, что Земфира вмиг позабыла все свои предыдущие договоренности – в частности, обещание работать с продюсером “ЧайФа” Димой Гройсманом.

“Это очень неприятно, когда артист уходит от продюсера, который успел хотя бы какую-то долю внутреннего мира в него вложить, – позднее исповедовался мне Гройсман. – Всегда это обидно. Кажется, что это нечестно, так нельзя. Когда я об этом думаю, меня больше всего злит, что Бурлаков не позвонил мне. Он знал о том, что мы с ней договорились. Но он не позвонил мне, а стал звонить Земфире и спрашивать, подписала ли она со мной контракт. А если этого контракта нет, то он предлагает ей более выгодные условия. И я так понимаю, что имя Лагутенко использовалось. Конечно, тогда „Мумий Тролль“ на рынке шоу-бизнеса звучал очень серьезно…”

Короче, в определенный момент менеджер “Троллей” произнес нужные слова, и Земфира стала артисткой “Утекай звукозапись”. Бурлаков начал заниматься отбором репертуара для ее дебютного альбома, получая из Уфы по пять-шесть композиций ежемесячно.

“Если меня зацепила хотя бы одна песня из десяти, я уже готов этим заниматься, – вспоминает Бурлаков. – А у Земфиры мне из десяти композиций нравились все десять. И это меня настолько шокировало, что я несколько месяцев не соображал, что делать. Я просто запарился отбирать… В итоге в первый альбом так и не вошла моя любимая песня „Петарды“ – про ощущения девочки, курсирующей между Уфой и Москвой, постоянно получающей отказы, но круто заряженной на достижение цели… И еще у Земфиры был один стопроцентный хит – „Имя мне суицид“. Настолько сильная была песня, что я просто побоялся ее брать. Я нутром почуял: если она появится, мы точно получим десятки смертей. И в альбом ее тоже не включил”.

К середине осени 98 года Леня с Земфирой определили набор из четырнадцати композиций. Когда настала пора писать альбом, центр креативного циклона перенесся из квартиры Бурлакова в тон-ателье “Мосфильма”, в студию Володи Овчинникова.

Многое из того, что происходило там, категорически не поддавалось элементарному логическому анализу. Например – финансовая сторона вопроса.

“Эта запись состоялась сразу после кризиса, – вспоминала впоследствии Земфира. – И этим самым Бурлаков меня, наверное, купил. Я подумала: „Надо же, какой человек!“ Я и сейчас так думаю. Потому что Леня – это человек, который совершает какие-то немыслимые поступки вовсе не из-за денег, как кому-то может показаться. Просто он действительно верит. И если Бурлаков верит, он будет делать – неважно, дефолт там или 11 сентября. Он будет делать, несмотря на кризис, который всю страну опрокинул на лопатки. Леня взялся за запись альбома, потому что верил. И это, конечно, меня очень расположило к нему”.

“В запись на „Мосфильме“ мы не думая вложили деньги, которые должны были быть выплачены в качестве зарплаты, – говорил Бурлаков. – Музыканты „Троллей“ знали об этом и не возмущались… Если посмотреть съемки с „Мосфильма“, вы увидите увлеченных людей с горящими глазами. Потому что все верили в конечный результат…”

6. Кризис? Какой кризис?

Если хочешь продавать мороженое, организуй День Шарика.

Так получилось, что 1999 год должен был стать для “Утекай звукозапись” моментом истины. Незадолго до декабрьских сольников в “Горбушке” было принято решение, что в течение 99 года группа “Мумий Тролль” готовит новый альбом в Лондоне и с концертами не выступает. На эту тему даже был проведен специальный брифинг.

Недавно я переслушал запись этой акции и не поверил собственным ушам. За целый час общения с прессой словоохотливый Бурлаков не произнес ни слова. С журналистами в основном общались я и Лагутенко. Тогда, посреди организационной суеты и кучи полемических “вопросов-ответов”, на такие вещи внимания не обратили. Теперь становится понятно, почему так произошло. Это был тот редкий случай, когда почва у Бурлакова уходила из-под ног. И дело было не только в кризисе 98 года. Дело было в финансовой нестабильности “Утекай звукозапись” в целом.

В связи с грядущим творческим отпуском “Троллей” деньги для лейбла в течение будущего, 99 года должны были зарабатывать “Туманный стон”, “Deadушки” и Земфира. Плюс роялти от продаж компакт-дисков, которые, как известно, не являются в России основным источником дохода. К сожалению, финансовые запасы “Троллей”, на которые мы рассчитывали по итогам тура 97—98 годов, дали неожиданную трещину.

Как выяснилось впоследствии, организаторы двух сольных концертов группы “Мумий Тролль” в “Горбушке” оказались абсолютно некредитоспособными. Глазами сегодняшнего дня сложно представить, как Лагутенко и К° могли выйти на сцену, не получив предоплаты. Но время было другое, и порой Бурлаков мог поверить старым партнерам на слово. По закону подлости, как только Леня надеялся на “кредит доверия”, партнеры его тут же кидали…

В итоге мы получали две стороны одной медали. На бумаге идеолог “Утекай звукозапись” планировал потратить на лейбл более полумиллиона долларов. Кроме оплаты студийного времени нового альбома “Троллей” и зарплат сотрудников, в эту сумму также входили затраты на раскрутку Земфиры ($139000) и ряда молодых групп: “Иван Панфилов” ($72000), “Пеппи” ($15000) и “Скрябин” ($10000).

“Мы называемся не „Титаник“, а группа „Мумий Тролль“”, – бодрился Леня в одном из интервью, пытаясь собственным примером поддерживать свою команду. Мы же по нескольку месяцев сидели без зарплаты.