Остров русалок - Лиза Си

БОЛЬШИЕ ГЛАЗА

1950 год

Через пять месяцев, 25 июня 1950 года, Север напал на Юг. Мы называли этот конфликт Войной 25 июня. Через три дня пал Сеул. Полиция Чеджудо потребовала от нас сдать все радиоприемники. Не желая отдавать свадебный подарок, купленный для мужа, я стала думать, где бы его спрятать. Может, в амбаре, в свинарнике или в отхожем месте? Но все варианты пришлось отбросить, когда у соседей конфисковали тщательно спрятанные приемники, при этом их самих арестовали, после чего больше о них никто не слышал. В итоге я сдала приемник, и с ним исчез еще один кусочек моего мужа.

Я не знала, что происходит в остальной стране, но здесь, на Чеджудо, кроме десятков тысяч беженцев с предгорий, которые так и жили в лагерях возле деревень, к нам привезли больше сотни тысяч человек с материка. С едой стало еще хуже. Повсюду лежали отходы человеческой жизнедеятельности, начали распространяться болезни. Людей продолжали арестовывать. Забирали всех, кого подозревали в симпатиях к коммунистической партии, и даже тех, кто хоть раз сходил на собрание, сочтенное левацким, а вместе с ними — их мужей, жен, братьев, сестер, родителей, дедушек и бабушек. Говорили, что в тюрьме Чеджу томятся больше тысячи человек, в том числе жители Хадо. Их мы тоже больше не видели.

Тех, кого держали под арестом с начала Инцидента 3 апреля, разделили на группы, обозначенные как A, B, C и D в зависимости от степени опасности заключенных. И 30 августа полиции Чеджудо приказали расстрелять людей из категорий C и D. Единственный светлый момент состоял в том, что большинство членов Северо-западной молодежной лиги вступили в армию, чтобы бороться с северным режимом.

А мы, хэнё, по-прежнему гребли веслами, пели и ныряли. Как только нас пустили обратно в море, До Сэн поставила меня работать с женщиной по имени Ким Ян Чжин — вдовой, которая переехала в наш район Хадо, выйдя второй раз замуж за местного. Она была моего возраста, коротко стриглась, а ноги у нее были колесом — походка получалась забавная, но на нырянии это никак не отражалось.

— Я погружаюсь в море, а загробный мир приходит и уходит, — пропела До Сэн, когда мы направились в открытое море. — Я ем ветер вместо риса. Волны для меня как дом родной.

Мы ответили ей следующей фразой песни:

— Вот я невезучая: словно призрак, блуждаю под водой.

— Вот идет большая волна, — пропела До Сэн, — не будем ее бояться, продолжим нырять.

— Наши мужья сидят дома, курят и пьют; им неведомо, как мы страдаем. Наши дети плачут и зовут нас, но не видят наших слез.

Вдалеке справа мы заметили целую лодку ныряльщиц. Надо было убедиться, что эти хэнё не из Сут Дона и среди них нет Ми Чжа. Некоторые женщины схватились за копья, ножи или другие инструменты, держа их пониже, чтобы с другой лодки было незаметно: вдруг придется сражаться за территорию. Увидев, что это не наши соперницы, мы подгребли поближе. Я не знала женщин в этой лодке и покосилась на свекровь. Она готова была как к столкновению, если чужачки решили забраться на наш участок, так и к обмену информацией, если окажется, что те настроены дружественно.

Подойдя ближе, мы подняли весла. Лодки двигались друг к другу, подпрыгивая на волнах, пока не сошлись настолько близко, что пришлось поработать веслами, избегая столкновения. Глава чужого кооператива заговорила первой:

— Простите, если зашли на ваше подводное поле. Мы решили покинуть дом на несколько дней, чтобы нас не выследили.

— Откуда вы? — спросила До Сэн.

— Мы живем к востоку от города, возле аэропорта.

Чтобы добраться сюда, этим женщинам понадобилось пройти на веслах больше тридцати километров. Видимо, они очень испугались, раз не только ушли со своей территории, но и забрались так далеко от дома. Хэнё выглядели физически сильными, но явно пережили серьезное потрясение. Все они прятали от нас глаза.

— Что случилось? — спросила До Сэн.

Глава чужого кооператива предпочла промолчать: звук над водой слышен издалека, а ветер может донести голоса еще дальше. Я дотянулась до одного из весел с другой лодки и схватилась за лопасть. Женщины, державшие это весло, взялись за мое. Еще несколько пар ныряльщиц с обеих лодок сделали то же самое, и наконец мы оказались достаточно близко друг к другу, чтобы вести тихий разговор. Теперь можно было обменяться новостями, не боясь посторонних ушей на берегу.

— Мы видели, как они сбрасывали в море тела, — хрипло проговорила глава чужого кооператива.

— В море? — слишком громко выпалила Ку Чжа, сидевшая с сестрой на корме лодки.

— Столько людей… — Глава кооператива покачала головой.

— А на берег их не вынесет? — практично поинтересовалась До Сэн.

— Вряд ли. Был отлив.

Значит, опять не останется доказательств расправы. А еще получается — и мысль эта вызвала у меня тошноту, — что море теперь напоминает наши отхожие места. Только обычный цикл состоит из того, что свиньи поедают наши испражнения, а мы употребляем в пищу их мясо, которое потом превращается в испражнения, а тут тела наших соотечественников едят рыбы и морские твари, а потом мы выловим эту живность и будем есть.

— А у вас что слышно? — спросила глава чужого кооператива.

Тогда моя свекровь поведала историю, которую скрыла от меня и других хэнё.

— По словам главы кооператива из Сева, ее двоюродная сестра видела, как возле аэропорта расстреляли несколько сотен людей. Тела похоронили там же.

Меня затрясло. Почему, ну почему мой народ ввязался в гражданскую войну? Разве мало того, что Инцидент 3 апреля так и не закончился? А теперь вот еще вторжение и война, новое кровопролитие. Количество бед и несчастий простых людей только продолжало расти, а выживших объединяли горе, боль и чувство вины.

До Сэн предложила женщинам переночевать у нас в бультоке.

— Но утром вам придется уйти, — предупредила она.

В последующие месяцы я стала каждый день делать подношения разным богиням. Мне было за что их благодарить: во-первых, мой сын еще слишком мал для сражений, а во-вторых, война так и не пришла прямо на Чеджудо. Правда, этими двумя пунктами все и ограничивалось, поскольку в остальном времена были тяжелые. Участников восстания на Чеджудо, которых вывезли в тюрьмы на материке, расстреляли: побоялись, что северокорейские войска продвинутся на юг, освободят пленных и призовут в свои ряды. А тут, на Чеджудо, на склонах Бабушки Сольмундэ по-прежнему прятались повстанцы и совершали набеги, от которых было все меньше толку.