Остров русалок - Лиза Си

Но только в 2000 году наконец прекратилась уголовная ответственность за обсуждение резни. Следователи несколько раз приходили к Ён Сук, но она отказывалась с ними разговаривать. Тогда они обратились к ее детям и внукам, и те пришли к Ён Сук с той же просьбой. «Долг следующих поколений — принести покой пострадавшим, — сказал ей внук. — Мы справимся с этой задачей, бабушка, но только ты можешь рассказать свою историю. Настало время». Однако для Ён Сук время еще не настало. Даже сейчас она слишком привыкла к своему гневу и горю, чтобы отказываться от них.

На трибуну выходит новый оратор.

— Три года назад центральное правительство сообщило, что собирается объявить Чеджудо Островом мира во всем мире. И вот мы с вами собрались здесь. — Он ждет, пока утихнут аплодисменты. — В том же году деревня Хагуи, после Инцидента третьего апреля разделенная на две части, объявила о взаимном прощении. Больше не будет поселения жертв и поселения преступников, не будет ярлыков «красные» и «антикоммунисты». Жители подали заявление о том, чтобы снова объединить две части деревни в одну. Там построили святилище примирения с тремя каменными памятниками: один напоминает о жертвах японского колониализма, другой славит наших храбрых сыновей, погибших на Корейской войне, а третий посвящен сотням людей с обеих сторон конфликта, погибших во время Инцидента 3 апреля.

Ён Сук тошнит. Памятнику не изменить ее чувств. Так нечестно — почему жертвы должны прощать тех, кто насиловал, пытал, убивал, сжигал дотла деревни? Разве на Острове мира во всем мире те, кто причинял другим ужасные страдания, не должны признаться и искупить свою вину, вместо того чтобы заставлять вдов и матерей платить за каменные монументы?

— Нам о многом надо себя спросить, — продолжает оратор. — Был ли это бунт, вышедший из-под контроля? Или мятеж, революция, антиамериканские выступления? Или следует считать те события демократическим движением, борьбой за свободу, героическим восстанием масс, проявлением независимого духа, который живет в крови островитян со времен королевства Тхамна?

Его прерывают долгими аплодисментами: все уроженцы Чеджудо гордятся своей независимостью, которую воспитало в них наследие древнего королевства.

— Стоит ли винить во всем американцев? — вопрошает выступающий. — Здесь находились их полковники, капитаны и генералы; американские солдаты видели, что здесь творится. Даже если они лично никого не убили, на подконтрольной им территории погибли тысячи людей, а военные ни разу не попытались остановить кровопролитие. Готовы ли мы сказать, что в те дни, на заре холодной войны, американцы пытались подавить вполне реальную угрозу коммунизма? Может, Инцидент 3 апреля стал для США прообразом Вьетнама? Или все-таки люди, которых тогда сочли бунтовщиками, просто хотели объединить Север и Юг и определять будущее страны без вмешательства чужих государств?

Наконец речи заканчиваются. Деревня за деревней, собравшиеся идут мимо памятников тем, чьи тела не нашли или не опознали. Ён Сук на секунду останавливается. Она вспоминает, как в Пукчхоне раскопали братское захоронение и ей сообщили, что ее мужа, невестку и сына опознали. Они с выжившими детьми смогли наконец похоронить родных в подходящем месте, выбранном геомантом. Чжун Бу, Ю Ри и Сун Су теперь навсегда упокоились рядом, и Ён Сук каждый день ходит на их могилу. Другим повезло куда меньше.

Она встряхивается, осматривается, поспешно нагоняет соседей из Хадо, и они все вместе входят в мемориальный зал. Здесь на длинной изогнутой мраморной стене выгравированы имена как минимум тридцати тысяч погибших. На карнизе, который служит своего рода алтарем и тянется вдоль всего зала, выстроили подношения: цветы, свечи, бутылочки с алкоголем. Ён Сук замечает, что к ней направляются родные, и отходит от подруг-хэнё. Ей хватило бы цветов и подарков на всю семью, но приятно, что дети тоже что-то принесли.

У дочери в руках букет цветов, Кён Су — он раздобрел и поскучнел, не может не признать Ён Сук, — прихватил бутылку рисового вина для отца, пакетик сушеных кальмаров для Ю Ри и миску вареного белого риса для старшего брата. Все это муж, невестка и сын Ён Сук любили шестьдесят лет назад — а вдруг в загробном мире у них изменились вкусы?

У Мин Ли глаза опухли от слез. Ён Сук берет дочь за руку.

— Все будет хорошо, — говорит она. — Мы же вместе.

В зале полно народу, все куда-то проталкиваются, каждому не терпится найти имена потерянных близких. Люди кричат друг на друга, требуя подвинуться или отойти с дороги. Мин Ли, не колеблясь, расталкивает локтями тех, кто стоит у них на пути. Они с матерью пробираются к стене, остальные родственники следуют за ними. Если бы не столь важный повод, Ён Сук уже давно сбежала бы подальше от давки, недостатка воздуха, подступающей клаустрофобии. Мин Ли пробирается вдоль стены, ища название «Пукчхон». В некоторых деревнях всего несколько жертв; в других — целые столбцы имен. Рядом люди вскрикивают, отыскав нужное имя; некоторые жалобно причитают.

— Вот Пукчхон! — восклицает Мин Ли. — Так, найдем сначала отца.

Дочери сейчас шестьдесят три. В день, когда умерли ее отец, брат и тетка, ей не исполнилось и четырех. Она старшая из детей и очень сильная, но сейчас так побледнела, что Ён Сук опасается, как бы дочь не упала в обморок.

— Мама, смотри! — Мин Ли прижимает палец к надписи на мраморе. Родные расступаются, чтобы пропустить Ён Сук. Она протягивает руку к месту, куда указывает дочь. Пальцы скользят по выгравированным буквам: «Ян Чжун Бу».

— А вот тетя Ю Ри и старший брат. — Мин Ли уже рыдает, и ее дети выглядят встревоженными.

Ён Сук ощущает странное спокойствие. Она залезает в сумку и достает лист бумаги и кусок угля. Она много десятков лет не делала оттисков, но еще не забыла, как надо действовать. Положив листок на имена потерянных близких, она водит поверх углем. Ён Сук уже собирается спрятать листок за пазуху, поближе к сердцу, но тут ее пробирает холодок: кажется, люди на нее смотрят. Чужие люди. Внезапно напрягшись, она оглядывается по сторонам. Дети и внуки заняты раскладыванием подношений. Но когда они все вместе кланяются, Ён Сук замечает ту иностранную семью…

Она одними глазами говорит: «Оставьте меня в покое», после чего, не сказав ни слова Мин Ли и остальным, ныряет обратно в толпу, погружается в море людей, пробирается через него к выходу, а потом с трудом бредет прочь. Дорожка выводит ее к платформе, установленной над подобием бультока, окруженном невысокой стеной из камней. Глядя вниз с платформы, Ён Сук видит бронзовую статую женщины, склонившейся над ребенком в попытке его защитить. На